И все таки победило добро и вера в сердце, когда парень криво усмехнулся и покачал головой:

- Боюсь одним букетом делу не помочь! Тебе бы костюм получше и ботинки, братишка!

Буран улыбнулся, полностью уверенный в себе и своей животной харизме, когда пробасил:

- Ничего! Прорвёмся!

- Идём, покажу какие самые большие и шикарные букеты у нас есть.

Проблем с тем, чтобы найти нужный адрес, тоже не возникло.

Достаточно было забежать на местный рынок и послушать о том, что говорили люди.

Рынок был сердцем большого города.

Шумный, открытый для всех.

Наполненный всевозможными ароматами, вкусами и эмоциями от края до края.

Среди длинных рядов с традиционным урбечем, местными сладостями, рыбой, мясом, специями, чаями с гор и сушеной колбасой можно было найти не только что-то вкусное, но и необходимое для своих эмоций. Можно было найти информацию, о которой никто не смог бы рассказать вслух.

Девушка действительно была здесь.

Буран ощутил следы её аромата тонкой, едва заметной ниточкой, отчего внутри него тут же всё всколыхнулось и загорелось с новой, еще более обжигающей силой.

Чёрт, он и сам не представлял, что может ощутить её!

Да, звериный нюх и чутье не шли ни в какое сравнение с человеческим, но ведь прошло время, с тех пор, как она была здесь!

Да и потом, на рынке были сотни, если не тысячи запахов, которые пытались сбить с пути и запутать следы.

Но только сбить истинного зверя невозможно.

Медведь и сам не мог подумать, что один миг в жизни способен изменить всё настолько резко и круто.

Он словно сделал один не осторожный шаг и провалился в пропасть.

Самую глубокую в мире.

Одного взгляда на эту девушку хватило, чтобы всё пошло к чертям в его, казалось бы, устоявшейся жизни, и теперь он творил то, за что было стыдно и неловко, но по-другому просто не получалось.

В какой-то момент Буран даже замер и закрыл глаза, чтобы привести себя в чувства, и спросить какого дьявола он творит?

Вокруг него кружили сотни людей и тысячи их слов и эмоций, которые проносились мимо, едва задевая. И ни на кого он не реагировал так, как на одну мысль о том, что та чужая украденная невеста может стать женой кого-то. Не его.

И эта мысль была подобна яду в крови.

Она разжигала в груди черную дыру и делала больно, отчего хотелось зарычать и оскалиться.

Буран прошел по следу девушки и остановился ровно там, где он заканчивался.

До того места, откуда ее забрали чужие руки, не дав права выбора.

Медведь старался не думать о том, что и он этого выбора не давал.

Теперь он хотел её себе в надежде на то, что станет для красивой нежной девушки лучшим мужем, чем тот, кто ее украл.

А как оно выйдет на деле сможет показать только одно лишь время.

Найти дом девушки тоже не составило особого труда.

Знающие люди подсказали медведю и имя отца девушки, и адрес ее дома, где уже всё знали и теперь сходили с ума от переживаний и стыда. А еще от ярости, что молодую чистую жизнь сломали так жестоко и вероломно.

Отец девушки был в лютой ярости от собственной беспомощности что-то изменить, чтобы не навредить еще сильнее, ведь если его дочь вернется домой без мужа, то это будет страшный позор, жить с которым ей самой будет так тяжело и горько.

Буран отмахнулся от мысли, что пожилой, но статный мужчина не родной отец девушки, судя по запаху его крови, и смело вошел в высокие ворота, которые не были закрыты.

В родственны связях, а вернее в полном их отсутствии, он разберется потом, когда будет время и возможность.

На крыльце сидели мужчины с ружьями и о чем-то бурно рассуждали, но все они изумленно замолчали при виде странного огромного гостя.

Босоногого, в непонятной одежде и с огромным букетом роз наперевес.

- Ты кто такой? - поднялся мужчина, чью душу сейчас выворачивало наизнанку. Она горела так, что Буран ощущал этот горький жар буквально кожей.

Медведь расправил плечи и пробасил:

- Здравствуйте! Я свататься пришел. Хочу вашу дочь себе в жены.

Черные глаза мужчины тут же наполнились дикой яростью, и он закричал, кинувшись вперед с охотничьим ружьем наперевес:

- УБЬЮ!!!

Раздалось несколько оглушительных выстрелов.

Воздух тут же наполнился ароматом гари и криков мужчин, которые пытались его остановить, вставая на дороге. А еще отчетливым ароматом крови.

******************** Майя так и продолжала сидеть на полу, глядя на собственные бледные руки.

Она не чувствовала ни тепла, ни холода.

Слышала только, как в комнате тикали часы, а казалось, что время остановилось и замерло, заморозив всю землю.

Ей всегда казалось, что в аду не жарко, а холодно.

Настолько холодно, что кровь застывает.

И кажется этот ад подбирался к ней тихой поступью, отчего тело становилось всё холоднее и холоднее.

Но уже было не страшно.

Уже и жить не хотелось.

Каждый раз, когда Майе только начинало казаться, что в жизни что-то потихоньку налаживается - судьба давала такого пинка, что девушка еще долго не могла встать на ноги.

Её словно с самого детства на прочность проверяли.

Сначала смерть мамы.

Жуткая. Леденящая душу даже спустя двадцать лет.

Стоило только закрыть уставшие веки, как девушка явственно слышала за своей спиной шепот бабулек из их подъезда, которые, конечно же, не могли пропустить похорон.

« - Грех-то какой! Страшный грех! Сама на себя руки наложила!

- И чего только ей не жилось спокойно? И муж красавец и дочка, как куколка! Денег куры не клюют, и квартира большая, хоть и служебная! Люди и не в таких условиях выживают и ведь ничего же! Терпят! А она что?

- И не говори!

- Девчоночку жаль. Стоит горемычная, ничего не понимает. Смотри глазоньки какие.

- Ох и натворила же ее мать дел! Её ведь и не отпевать в церкви не будут, и похоронят отдельно ото всех. Потому что это грех большой! Бог нам душу даёт и только он забрать её может!

- Верно говоришь. Верно. - причитали бабушки.

Кто-то из них плакал и жалел молодую красивую женщину, которая не смогла жить и решила сама уйти.

- Вот и зачем она так поступила, бабаньки?

- Да голова дурная! Сама себе придумала, сама себя сгубила!»

Голова дурная.

Майя выдохнула с дрожью, ощущая как ее черные длинные ресницы стали влажными от слёз.

Все говорили, что она была копией мамы.

Может и у неё голова была дурной?

И поэтому в который раз за последний долгий мучительный час она смотрела всё чаще и чаще на большое закрытое окно с единственной мыслью - выбросить себя и завершить свой стыд и страдания. Ведь впереди её не ждало ничего хорошее.

В голове проносилась вся её жизнь.

А Майя словно смотрела на неё со стороны и пыталась понять, а было ли в ней хоть что-нибудь хорошее и светлое?

То, ради чего хотелось бы жить дальше и дальше бороться.

Смерть мамы она осознала не сразу.

Сначала была слишком маленькой, чтобы понять всё до конца.

И потом, папа всегда старался уделять совершенно всё свое свободное время своей дочке. Просто проблема была в том, что такого времени у папы было немного.

Он был военным.

Не просто по званию и работе, а до глубины души.

Таких мужчин называли офицерами не за погоны, а за особенную внутреннюю стойкость, выправку и святую веру в то, что никто кроме них не сможет защитить Родину. А Родина кидала их из гарнизона в гарнизон, заставляя переезжать с места на место.

Ради Родины и ее защиты такие мужчины пропадали на сборах неделями без возможности увидеться со своими родными, и тогда Майю передавали в заботливые руки воспитательниц, папиных знакомых или соседок, которые никогда не отказывали в помощи и с радостью забирали тихую красивую девочку к себе домой.

С Майей никогда не было проблем.

Она была спокойной, молчаливой, послушной и старательной. Только замыкалась в себе всё больше и больше, когда слышала эти разговоры взрослых о том, как им жаль, что всё вот так получилось.