– Вот и харп, – проговорила Аня. – Это из-за бури. Сегодня магнитная буря, слышал ведь?

– Что-что? – не понял я. – Буря да, г-четыре. А как ты в начале сказала?

– Сполохи сияния по-ненецки, – объяснила она. – «Харп» в тундровом или «калмял дялимта» в лесном диалекте. Во втором случае обратный перевод будет «заря покойников».

– Почему? – спросил я.

Второй перевод показался мне не совсем очевидным и даже немного пугающим.

– Такое представление о сиянии сложилось у них ещё в доанимистический период, – продолжила супруга. – Тогда природные явления оживотворялись, а не одушевлялись…

Рассказывая, она точно расцвела и вернулась назад в университет к любимому делу.

– Так почему они называют его зарёй покойников? – переспросил я.

Аня повернулась, пристегнула ремень безопасности и посмотрела мне прямо в глаза.

– А ты взгляни повнимательнее и поймёшь.

Наклонившись над рулём поближе к лобовому стеклу, поднял взгляд и увидел прямо над нами настоящий вихрь зелёной плазмы, из которого на землю сыпались первые в этом году снежинки. Словно сахар кто-то размешивал в зелёном чае, а мы мчались по дну кружки внутри крохотного автомобильчика. Небо точно провалилось внутрь, врезаясь мне в лоб. Удар прошил мозг до затылка, где сконцентрировался давящим на перепонки звоном. Машину повело в сторону. Прежде, чем всё исчезло, я почувствовал, как авто налетело колесом на покатый отбойник и приподнялось в воздух. Мотор взревел. Его перебила чуждая для конца осени череда оглушительных раскатов грома, принёсшая за собой вспышку молнии. Голову обнял обруч боли, которая стремительно собиралось в области затылка и сгущалась.

Я не слышал удара. Сознание покинуло меня раньше, чем нас опрокинуло обратно на проезжую часть. Не знаю, сколько прошло времени прежде, чем я пришёл в себя, но, судя по тому, что на помощь пока никто не пришёл, очнулся я довольно быстро.

Перед глазами скрипящий дворник рвал резину об трещины в лобовом стекле, медленно стуча из стороны в сторону. Горела только одна фара, освещая серое небо, упавшее на крышу. В промежутке между зеленоватыми тучами сбоку виднелись голые деревья. Лежащие на крыше руки затечь не успели, но почти не слушались. А прямо передо мной, уходя далеко вперёд, по небу шли прерывистые белые линии.

Шум в голове начал отступать, мысли – упорядочиваться. Пришло понимание, что это не небо упало на крышу, а машина перевернулась и теперь лежала прямо на разделительной полосе проезжей части. Того и гляди, из любого направления могла появиться машина и впечататься в нас. Пережить второе ДТП подряд было бы верхом удачи.

– Ань, выбирайся, – прохрипел я и закашлялся. – Аня, не молчи, ты как?

Повернувшись, я с облегчением увидел рядом пустое сиденье, надутую подушку безопасности и открытую настежь дверь. Аня не теряла сознание, выбралась и поспешила за помощью. Моя умница.

Свисавшие на крышу руки начало покалывать из-за нарушенного кровотока. Плечо и шею сдавливал натянувшийся ремень безопасности, который не позволил мне окончательно выпасть из водительского кресла.

Через силу поднял правую руку и потянулся к замку ремня, левой поплотнее упёрся в потолок, чтобы не грохнуться на шею всем весом. Под головой лежали осколки стекла, мой смартфон, ненецкий нож и неразличимый мусор – какие-то старые чеки, обёртки, тряпки для зеркал. Увидел слетевшее с пальца обручальное кольцо Ани. Натянул на свой мизинец.

И тут послышались шлепки у самого уха. Повернувшись, вскрикнул от неожиданности – рядом с моей головой в разбившееся окно просунула голову серая утка. Да нет, пожалуй, это была не утка, а гагара. Откуда ей было тут взяться? Они же из водоёмов не вылазят.

Птица по-свойски прошлёпала внутрь по крыше, прочесав щекочущими перьями хвоста мне по лицу, подхватила клювом лежащий возле потолочного осветителя хар и поволокла прочь. Заворожённый этим сюрреалистичным зрелищем, я лишь запоздало поймал воздух, попытавшись остановить воровку. Та отбежала подальше от авто скрежеща костяной рукоятью ножа по припорошённому снегом асфальту и оставляя на нём борозду. Прокричала человеческим воплем, а затем просунула в ремешок голову и, разбежавшись, как-то криво взлетела. Висящий на её шее хар был тяжёлым, тянул к земле, однако гагара упорно работала крыльями, одно из которых выглядело потрёпанным, пока не растворилась вдали.

Кнопка защёлки ремня безопасности поддалась не сразу. Чтобы побороть её, пришлось надавить сразу двумя руками. Высота была небольшая, но удар головой вновь на мгновение помутил мой рассудок. Даже не пытаясь открыть дверь, я выполз через разбитое боковое окно, порезав предплечья и колени в нескольких местах. Напряжённо вскрикнув, откатился подальше от покорёженной машины к обочине. Мозг так и рисовал перед глазами картину налетающего на меня грузовика. Но, к счастью, до сих пор никто и не подумал проехать этой дорогой.

– Аня! – позвал я.

Никто не отозвался.

Кое-как поднявшись на подламывающиеся ноги, я огляделся. Вокруг не было никого. Снег образовал вокруг перевёрнутой машины тончайшую белую плёнку без единого следа. Даже отпечатки лап гагары уже были не видны.

Подковыляв к распахнутой пассажирской двери, я заглянул внутрь, на заднее сиденье. Ани нигде не было. Пропала и её сумка. Может, выпала во время аварии?

Я подтянул ногой к себе лежащий внутри смартфон и непослушными пальцами начал бороться с кодом блокировки. Позвонил жене. Губительно долго трубка молчала. Затем робот оповестил, что телефон вызываемого абонента выключен.

– Аня! – во всё горло крикнул я.

Мой голос прокатился по обе стороны трассы над побелевшими полями и вернулся назад слабым эхо. А высоко в небе всё также степенно и безразлично ко всему продолжало переливаться биение света.

Чуть поодаль вырастал из земли металлический отбойник, на который, судя по всему, я и наехал, отвлекшись на полярное сияние и по какой-то причине потеряв сознание.

Голова продолжала шуметь. На этот раз боль концентрировалась не только в затылке, но и на лбу, где пальцы нащупали здоровенную шишку. Должно быть, ударился о руль. И ведь водительская подушка не сработала.

Всмотрелся в пробегающие по снегу зелёные отблески сияния. Небесные огни извивались лисьим хвостом и подобно ему скрывали все следы. Вдали от дороги посреди поля я увидел тёмное пятно.

– Любимая?!

Перелез через ограждение, скатился по откосу трассы в поле и заспешил к пятну. Казалось, впереди кто-то неподвижно лежал. Когда до него оставалось несколько метров, сзади раздалсись рёв двигателя, визг тормозов и оглушительный удар, за которыми последовали стон и скрежет металла.

Обернувшись, увидел проносящуюся сквозь облако искр фуру. Большегруз снёс мою перевёрнутую машину и разорвал на несколько частей, разметав их во все стороны. Проскользив ещё с десяток метров на застопорившихся дымящих колёсах, тягач остановился. Трал с рыжим строительным контейнером по инерции повело вперёд и развернуло. Покачнувшись, он протяжно промычал и замер.

Из контейнеровоза выпрыгнул перепуганный водитель и заметался от одного огрызка металла к другому, хватался за голову и материл на чём свет стоит и меня, и своего начальника, и себя, и ещё почему-то Гоголя. И чем ему Николай Васильевич не угодил?

С облегчением от того, что ошибся, но в то же время разочарованно от дальнейшей неизвестности, я оглядел лежащее посреди поля бревно и двинулся обратно к трассе. Водитель уже куда-то звонил, сбивчиво рассказывая про аварию.

Оказавшись у отбойника, я услышал из открытой двери тягача сначала призывы привести Вия, а затем просьбу внутреннего голоса философа не глядеть. Вопрос с проклятьем Гоголя отпал сам собой – дальнобойщик слушал аудиоспектакль «Вий», запуская который, похоже, как раз и не заметил моё авто.

Водитель услышал мои шаркающие шаги и обернулся.

– Господь Вседержитель! – вскрикнул он, едва не выронив телефон. – Ты жив?! Чудо как есть!

Мужчина начал безудержно креститься.