Я специально сделал неправильное ударение на последнем слоге и простонал от резкой боли в ладони. В пылу объяснений совсем забыл, что держал в руках хар. В какой-то момент бездумно сжал древнее лезвие, а то оказалось вовсе не таким тупым, как можно было подумать.

– Ну вот, – хохотнул я, демонстрируя повреждённую кисть. – Ценой крови избавил себя от необходимости вести лекцию на подмене.

Вернув хар в ножны и сунув их в передний карман брюк, я пошевелил пальцами. Все работали.

Остановить кровотечение было не чем. Хлестало порядочно, но, похоже, крупные вены я не задел. Лишь надрезал верхние слои кожи, и она разошлась, надрываясь дальше по рассечению и принося новую боль при попытке раскрыть ладонь. А вот болело нешуточно. Если бы я не видел, что всё не страшно, мог бы подумать, будто отхватил себе всю кисть по запястье. Жжение у краёв раны усиливалось, растекалось по тканям и устремлялось прямо к мозгу. Голову начал разрывать звук шёпота студентов. Те словно сговорились и одновременно принялись яростно шушукаться. Голосов оказалось так много, что было невозможно разобрать ни слова. Слившись воедино, они доставляли уже физические страдания.

– Тишина! – потребовал я.

Замолчали. Однако глядели на меня с какой-то опаской. Вопреки моим ожиданиям, кровотечение не замедлилось. Лекцию пришлось прервать.

Извинившись, я покинул аудиторию и поспешил в медицинский кабинет, располагавшийся этажом ниже в противоположном крыле корпуса. Сбежав по лестнице и окропив её кровью, нырнул в коридор. Только на полпути осознал, что тот был пуст.

Да, шли занятия, однако обычно это не останавливало заучек от посещения располагавшегося на этаже читального зала, прогульщиков, спешащих по кратчайшему пути через лестницу в столовую, и бездельников, устроивших себе курилку в мужском туалете.

Даже свет не горел. Путь освещало хмурое небо, заглядывавшее в одинокое окно в конце коридора. Рядом с ним и располагался медкабинет, а напротив него – техническое помещение, дверь в которое была чуть приоткрыта. В крохотной щели мелькнуло что-то. Я остановился. За створкой разгорелся и погас отблеск желтоватого света.

Звук шлёпающих с кончиков моих пальцев на линолеум капель крови перебивали одинокие слова, доносящиеся из техпомещения. Кто-то шептал. Студенты? Шушуканья сменяло тяжёлое дыхание. Чем они там занимались?

Подскочив к двери, я толкнул створку. В ноздри ударил запах жжёной проводки.

– Ёксель-моксель! – крякнул ковырявшийся в щитке электрик. – Заколебали! Как сделаю – не пропустите!

Он поправил налобный фонарь, слепанув диодами прямо мне в лицо, и захлопнул дверь перед самым моим носом.

На стук в медицинском кабинете не ответили, но дверь приоткрылась от ударов. Внутри над столом склонилась медсестра, скроллила ленту соцсети на лежавшем перед ней смартфоне. Судя по ритму басов, доносящихся из её наушников, она слушала что-то из восьмидесятых.

– Здравствуйте, – поприветствовал я как можно громче, но не срываясь в крик.

Девушка не заметила меня, даже когда я подошёл к ней почти вплотную.

– Добрый день! – повторил я уже громче, чем следовало.

От неожиданности бедняжка закричала и отдёрнулась в сторону. Своим приветствием я, видно, попал в секунду тишины между песнями.

– Зачем орать? – возмутилась она, снимая наушники. – Не глухая…

– Мне нужно обработать порез.

Я продемонстрировал перепачканную подпёкшейся кровью ладонь. Девушка молча смотрела на неё несколько секунд, а потом подняла удивлённый взгляд.

– Да поздно уже.

– В смысле, как это? – не понял я. – Гангрена?

– В раковине вымойте, – отмахнулась медсестра, закатив глаза.

Опасаясь, что рану будет щипать, я нехотя подошёл к пристроившейся в углу раковине-тюльпану и открыл холодную воду. По истрескавшейся керамической чаше побежала розоватая вода и устремилась в клокочущий провал слива. Боли не было. Раскрыв ладонь, я увидел аккуратный разрез в двух-трёх верхних слоях кожи. Её загнувшиеся кверху края белели над внутренними, более розовыми. Капилляры казались не задетыми.

– Но ведь кровь была! – удивился я, ощупав рану.

Медсестра повела плечом, мол, понятия не имею, что там тебе могло привидеться.

– Не ковыряйте больше, – сказала она.

Рана действительно выглядела так, будто уже успела поджить, а я с неё содрал болячку. Девушка плеснула на повреждение прямо из пузырька хлоргексидином и в три-четыре оборота перевязала ладонь бинтом. Рука больше совсем не болела.

Сверчком прострекотал смартфон. Поблагодарив медсестру, я проверил сообщения. Аня интересовалась, успеваю ли я. Сверился с часами. Следовало поторопиться. Я дёрнул дверь и почти втащил внутрь держащуюся за ручку девушку. Пришлось придержать её, спасая от падения.

– Осторожнее, – попросил я.

Чёрное крашеное каре, излишне тёмные тени и тональник мёртвенного оттенка, угольная помада, мешковатая одежда. Только в этот момент узнал в ней дочь коллеги, которая доучивалась на палеонтолога.

– Лука, чего это вы тут? – спросил я. – Подслушиваете?

– Да я это… – отмахнулась Лукерья, потирая висок, которым стукнулась о мой локоть. – Отвяньте.

– Вот, верните отцу.

Я протянул ей хар, однако она отдёрнулась и подняла руки, словно я угрожал ей.

– Дрянь эту сами трогайте, – фыркнула девушка.

Проходя в кабинет, она бросила что-то невнятное, последние слова были похожи на «инд а ти сь». Разобрать сказанное помешал внезапный спазм в ладони, который сопроводил приступ головной боли.

– Что вы говорите? – переспросил я, оборачиваясь.

– Издеваетесь? – прорычала она, ни то повторяя сказанное, ни то и впрямь раздражаясь от моих расспросов.

Она уселась рядом с медсестрой, а я поспешил на парковку. Путь до поликлиники был недолгим, однако, как и полагается к вечеру, автомобили тромбами на перекрестках закупорили все основные городские артерии. Движение замерло. Приходилось наблюдать за обгоняющими медлительный поток пешеходами.

С неба премерзко накрапывало. Чёрт разберёт – то ли пудра из снежинок, то ли капли дождя, мелкого словно брызги из пульверизатора. Ветер трепал волосы прохожих и голые ветки тополей на тротуаре. Становилось зябко даже в салоне. Так с виду не скажешь, что осень – больше походило на бесснежную зиму.

Пришлось включить печку. Из дефлекторов вместе с омертвевшим сухим воздухом ударили пыль и мелкий мусор, каким-то образом попавший в воздуховоды. Следом за печкой включил магнитолу. Бездумно пощелкал свои любимые песни и, не найдя подходящей под настроение, запустил радио. Угодил на новостной блок развлекательной станции. От того и новости на ней были больше забавой, нежели содержательной частью эфира.

– … Сообщается об аномальной солнечной активности, – оповестила радостная ведущая. – По данным Института прикладной геофизики, степень возмущённости магнитного поля планеты достигла уровня G4 – четвёртого из пяти возможных уровней интенсивности.

– И как мы это должны понимать? – спросил я у радио.

– Такие мощные вспышки на Солнце и вызванные ими магнитные бури приводят к полярным сияниям в нетипичных регионах, – пояснила диктор.

– Это в каких же? – попытал я удачу во второй раз, влезая в ускорившийся поток на соседней полосе.

– В частности, явление можно будет наблюдать и за городом в Московской области. Кстати, дословно с финского слово, обозначающее северное сияние, переводится как «лисьи огни»…

Полярных сияний мне раньше видеть не доводилось. Бывал в местах, где они происходят, но удача так ни разу и не подвернулась. Не сказать, что сильно переживал по этому поводу, но внезапная возможность увидеть такое зрелище, не отправляясь никуда в путешествие, показалась заманчивой.

Совершив очередной манёвр и протиснувшись между автобусом и потрёпанным кроссовером, я осознал, что рана на ладони больше не доставляла никаких неудобств. Больше мешался бинт, наскоро накрученный вокруг кисти и протянутый между пальцами.