Литмир - Электронная Библиотека

– Нам до Чкаловского надо, дружище.

– Та без бэ, сорок рублей, и погнали.

– Ты чё, с дуба рухнул, какие сорок рублей, за что?!

– А вы чё, местные?

– Ну да.

– А, не, мы работаем только с иногородними.

Возвратившись через подземный переход к автовокзалу, Алексей повторил попытку:

– Сколько до Днепровского?

– Четвертак.

– Да вы чё, я билет на поезд леваком за столько покупал из Вильнюса до Харькова.

– Не моя проблема.

Алексей поёжился – ничего в Ростове не изменилось. Но тем не менее он смог настоять на своём и уговорить шофёра немного снизить цену. Алексей знал, что в этом городе всегда можно к любому найти подход, был бы язык подвешен. Слабое утешение, но всё же. Когда они уже были в такси и конница под капотом понесла их по городу, Виталик увидел, что рядом с парковкой группа военных жестикулирует и кричит, выясняя что-то у милиционеров. Что-то произошло, это точно. Из приоткрытого окна до него донёсся крик: «Высадили нас в чистом поле считай, куда нам теперь идти жить?» Как окажется потом, много кому не дали ни жилья, ни денег, ничего после их возвращения на родину. Государство совсем не позаботилось о своих сыновьях – не то что квартирами не обеспечило, даже казарм не было для расселения.

– А ну закрой окно, тебя ж продует.

Город вокруг Виталика начал двигаться. Замелькали остановки, где стояли стенды с развёрнутыми листами газет со свежими и не очень новостями. Солнечные блики, играющие на окнах зданий, слепили, словно вспышки фотоаппарата. Вместо восточногерманских «трабантов» с «вартбургами» по дорогам проносились советские «копейки», «запорожцы», «шестёрки».

Таксист оказался говорливым мужчиной и стал взахлёб рассказывать Алексею про своё горе:

– Взял заказ на Западном, на Стачках, подъехал к общаге на Зорге, меня избили трое чурок за отказ платить, прямо на глазах у прохожих. Где это доблестное казачьё, которое только и делает, что балаболит да устраивает показы мод, навешивая на себя медальки?

– Какой ужас… По молодости помню, у нас максимум один армянин или кореец был в классе, если не во всей школе, – Алексей не очень хотел поддерживать разговор, да ещё и на такую тему, но всё же пришлось изобразить заинтересованность.

Но таксист понял, что попутчики не расположены к беседе, а потому остаток пути в салоне машины было тихо. На подъёме от вокзала по улице Энгельса отец указал пальцем Виталику на два дома с башнями на крышах, назвав их западными воротами города. Виталик, опёршись головой о боковое стекло, глазами равнодушно провожал проносящиеся мимо здания, устав их рассматривать. Ему Ростов показался тогда большой страной, а его районы – целыми городами. После продолжительного проживания в другом государстве тебя неизбежно ожидает период акклиматизации, зачастую болезнетворного характера. К жизни в таком городе, как Ростов-на-Дону, Виталик подготовлен не был. В Германии все знали друг друга в лицо, а здесь, может, и те же русские, но они не знакомы Виталику. Никто не улыбнётся, не скажет: «Здарова, Веталь», не пожмёт руку, не предложит сбегать на речку Верру. И если, начав жить на новом месте, вы пьёте другую воду и едите другую пищу, то тут всё понятно, это не так сложно принять. А вот принять одновременно развал детства и его резкий уход в небытие не так-то просто, как может показаться на первый взгляд. Ещё сложнее принять бытие другого мира, в котором ты не жил. Квартира в Германии со вкусным запахом приготовленной тётей Мариной еды, отцовским одеколоном, сундуком с игрушками, видом из окна – это всё теперь казалось ненастоящим. Поток мыслей прервал отец:

– Всё, выходим, приехали.

Итак, семья Самойловых пожаловала в родные пенаты – в Чкаловский посёлок. Как только ни коверкали местные его название, обзывая то Чихаловским, то Чукаловским. Стоит отметить, что у ростовчан эта часть Первомайского района пользовалась весьма определённой известностью. А какой именно и почему, Виталику предстояло узнать чуть позже.

– Вот здесь, сын, и начнётся новая глава нашей жизни. Теперь всё будет не так, как прежде. Ничего, прорвёмся. Для начала я устроюсь на работу, есть некоторые соображения по этому поводу, ну а в придачу тебя в школу пристроим.

В папиных глазах Виталик прочитал попытку успокоить скорее себя, нежели его. Никогда ранее сын не видел отца таким растерянным. Понятное дело, когда папа был прапорщиком Советской армии, он имел почёт и уважение. А здесь всё с нуля начинать – рядовым специалистом, если ещё возьмут на работу. Внутри Алексея продолжался ожесточённый поединок по принятию новой действительности. Приблизившись ко входной двери в подъезд, Виталик лицезрел два слова с неизбежной буквой «х», а также заметил, что здесь нет никаких электрозамков и любой желающий мог зайти вовнутрь. На окнах первых этажей повсеместно поставлены железные решётки, за которыми стояли кастрюли с едой. Неужели здесь не так спокойно, как в Германии? Их почтовый ящик представлял собой жалкое зрелище: дверца отсутствовала, а внутри была нарисована мишень. Поднимаясь по лестнице до четвёртого этажа, Виталик был обескуражен увиденным: «Неужели им так нравится жить в грязи? Это же их дом! Зачем исписывать стены матом, обжигать побеленные потолки, мусорить? Что за безобразие, где порядок? Где чувство ответственности? Неужели всем и правда пофиг?» А вот и заветная дверь с цифрой 12. Алексей сунул ключ, придавил коленкой дверь и сделал оборот.

– Вот, пожалуйста, в нашем распоряжении целая трёхкомнатная квартира!

– Ого!

– Бабушка была орденоносцем, и на предприятии ей выдали её через три года работы, а так нам не положен такой метраж.

Первым, что предстало перед Самойловыми, когда они перешагнули через порог, было зеркало на низкой тумбе с двумя зеркальными створками, или проще – трюмо. Отец, проведя пальцем по слою пыли на чёрном счётчике электроэнергии, включил его, после чего оттуда что-то выпало. Отец наклонился, подняв кусочек какой-то плёнки, и улыбнулся: «Твой дед хитрил, чтобы мотало медленнее». Торопливо разувшись и бросив сумки на пол, Виталик открыл закрытую деревянную дверь белого цвета со вставленным по центру стеклом и оказался в зале. Стены были завешаны коврами из плюша с геометрическим орнаментом, на свободной от ковров поверхности проглядывали советские бумажные обои с цветочным узором. Присев в одно из кресел с деревянными подлокотниками, Виталик блуждал взглядом по комнате: светильник на ножке с массивным абажуром, бакелитовый телефонный аппарат с диском, глубокая хрустальная ладья, на дне которой лежали закоченелые конфеты. Повернув голову налево, он наткнулся на накрытый кружевной салфеткой телевизор, возвышающийся, словно квартирный алтарь.

– А это ещё зачем? – с заинтересованным видом спросил Виталик.

– Чтобы кинескоп не выгорал, – ответил отец, не отрывая взгляд от содержимого сумки.

Возле телевизора лежали пассатижи. Вот они у Виталика вопросов уже не вызывали.

– Телик надо будет выкинуть, уже давно техника шагнула вперёд. А пассатижи оставим, – пробормотал отец.

Справа от телевизора стояла радиола – похожий на комод ящик с ножками, содержащий в себе радиоприёмник вкупе с проигрывателем для винила. Впрочем, интерес она представляла своей способностью улавливать разнообразные радиочастоты, в том числе и те, на которых шли иностранные передачи, вплоть до «Голоса Америки». Виталик поднялся с кресла и прошёлся по лежащему на полу паласу к двери, ведущей на балкон. За узорчатыми плотными занавесками было спрятаны несколько горшков с цветами, которые уже засохли.

– Бабушка любила цветы. Но увы, что уж тут теперь… – оборвав себя на полуслове, отец закрыл подоконник тюлем.

Виталик обернулся. В углу висели зелёного цвета длинные занавески, закрывавшие вход в кладовку. На дверной облицовке остались метки-полоски с подписью «Виталик, 6 лет». Подойдя вплотную к стене, парень понял, насколько вырос. Он прошёл дальше, в ещё одну комнату. Здесь было поинтереснее: за стеклом туго открывающегося серванта, как на витрине, стояли вещи, олицетворявшие историю рода Самойловых. Внимания заслуживали тарелки со свастикой национал-социалистов. Отец взял в руки одну из таких и сказал: «Бабушка рассказывала, что, когда Ростов был взят немцами во второй раз, у них в доме на Берберовке жил немецкий офицер, от него они, собственно говоря, и остались, а ещё про то, как ели горький хлеб из травы».

17
{"b":"916313","o":1}