К изданию Декларации Императрицу побудило то же стремление обеспечить «общую свободу торговли», которым она руководствовалась, отсылая ранее инструкции Алексею Орлову. Цель этого указа состояла в том, чтобы сузить рамки морской экономической войны. Декларация не означала полного отказа от этой формы ведения войны. Она допускала право на захват частной собственности подданных неприятельских стран, которая находилась на судах, идущих под вражеским флагом. Однако в то же время в этом документе провозглашался принцип, не менее важный с точки зрения свободы частной собственности. Согласно этому принципу «товары, принадлежащие подданным воюющих держав» должны были быть «свободны на нейтральных кораблях»[10]. Хотя Императрица и заявила, что этот принцип соответствовал «первобытному праву народов, которое всякая нация может справедливо требовать для себя» (droit primitif des peuples), он, на самом деле, находился в полном противоречии с принятой в то время юридической практикой. Выступая против этой декларации, британское правительство заявило, что захват неприятельского груза под нейтральным флагом всегда происходил с санкции властей[11]. По вполне понятным причинам российские круги, причастные к делам флота, были крайне недовольны новыми ограничениями свободы ведения морских сражений. Они отмечали, что во время Русско-турецкой войны призовое право, которым пользовались русские корабли в ходе боевых действий на Архипелаге, заметно отличалось от принципов, изложенных в декларации[12]. Тот факт, что Императрица пошла на этот шаг, противоречащий общепринятой практике, объясняется простой логикой: Екатерина все еще не могла примириться с какими бы то ни было посягательствами на свободу частной морской торговли, особенно в тех случаях, когда речь шла о российском торговом флоте, к которому она проявляла большой интерес и считала его появление делом своих рук[13].

Разумеется, Декларация о вооруженном нейтралитете не означала полного отказа от практики ведения морской экономической войны, однако она существенно ограничивала рамки неприятельских действий и суживала область применения тех или иных экономических мер. Нейтральный флаг становился залогом безопасности неприятельской торговли. Как ни парадоксально, но это нововведение Европе навязала Россия. Граф Семен Воронцов, посол России в Лондоне, которому в конце XVIII – начале XIX вв. пришлось приложить много усилий для того, чтобы уладить проблемы, вызванные Декларацией о вооруженном нейтралитете, в одной из своих докладных записок, датированных 1801 г., предпринял попытку доказать правительству, что Россия никогда не сможет иметь торгового флота и мореплавания:

В другой записке, написанной в том же году, Воронцов писал:

Тем не менее вооруженный нейтралитет в течение долгого времени оставался главной проблемой российской внешней политики, и российское правительство не жалело сил на отстаивание своей точки зрения по поводу ограничения военных действий на море.

Никто не отрицает, что во время Наполеоновских войн Россия иногда принимала позицию англичан. В качестве примера можно вспомнить об известной конвенции, заключенной с Англией 5/17 июня 1801 г., в самом начале царствования Александра I, по условиям которой неприятельская частная собственность в море переставала находиться под защитой нейтрального флага[16]. Однако несколькими годами позже тем же императором был торжественно провозглашен возврат к екатерининским традициям. В декларации от 24 октября 1807 г., обнародованной по поводу разрыва мира с Англией, говорилось:

Приверженность политике вооруженного нейтралитета сохранялась в течение долгого времени. Когда 22 июля 1854 г. началась Крымская война, правительство России незамедлительно согласилось на предложение США принять совместную конвенцию с изложением правил ведения военных действий на море. Эти правила опирались на принципы, сформулированные в Акте 1780 г., и американское правительство приводило действия России в пример Великобритании и Франции[18]. Безусловно, российско-американская Конвенция 1854 г. оказала серьезное влияние на декларации по поводу морских сражений, принятых на парижском конгрессе, поскольку в ней была подтверждена приверженность принципу неприкосновенности собственности неприятеля, идущего в море под нейтральным флагом. В правилах ведения морской войны от 1877 и 1904 гг. вновь была подтверждена готовность следовать Парижской декларации, которая легла в основу Статута морского призового права от 1895 г. Во время Русско-японской войны была предпринята попытка расширить масштаб ведения морских сражений за счет более свободной трактовки понятия морской контрабанды. Правда, эта попытка была заблокирована Великобританией[19], которая в то время имела статус нейтрального государства. Таким образом, на практике отношение России к ведению военных действий на море всегда было направлено против усиления враждебности в области чисто экономических интересов. Такие выдающиеся российские юристы в области международного права, как Спасович, Каченовский и Мартенс, полностью поддерживали такой подход[20].

Российское правительство никогда не нарушало права неприятельских подданных на земельную собственность, если речь шла о частных лицах. В Европе с незапамятных времен считалось, что во время войны приходит конец нормальным отношениям между частными лицами враждующих стран. Такое представление было чуждо России в течение длительного периода, последовавшего за Наполеоновскими войнами. Однако необходимо отметить, что во время этих войн вводились самые суровые меры против торговли неприятельских стран. Так, например, в своем указе от 22 ноября 1800 г. император Павел I повелевал приостановить «состоящие на российских купцах долги англичан, а имеющиеся в лавках и магазинах английские товары в продаже запретить и описать»[21]. Указом от 27 октября 1807 г. вводились дальнейшие ограничения на права английских подданных. В этом указе содержались следующие условия: