Таким образом, совершенно естественно, что в России, особенно на юге страны, с большим волнением ожидали исхода Дарданелльской операции. Министерство торговли и промышленности дало Российской экспортной палате разрешение созвать 31 марта 1915 г. большую конференцию с участием представителей российской экспортной торговли и основных отраслей промышленности из южных регионов. На этой конференции предполагалось обсудить проблемы, связанные с ожидаемым открытием Дарданелл и с возобновлением экспорта из портов Азовского и Черного морей. В марте было объявлено, что конференция переносится на 20 апреля, поскольку, как сообщалось в прессе, «в торгово-промышленных кругах ожидают, что через две-три недели можно будет уже считаться с фактом открытия Дарданелл для коммерческих судов»[65].

Провал Дарданелльской операции заставил с особой горечью ощутить блокаду России. Вот как описывал свое разочарование Уинстон Черчилль, один из главных идеологов этой операции:

Хотя Черное море было отрезано от остального мира, оно оставалось потенциальным театром военно-морской экономической войны, правда, имеющим лишь второстепенное и только местное значение, но тем не менее представляющим определенный интерес. Целью России в этой борьбе было помешать морской и особенно прибрежной торговле Турции. Турецкий флот, хотя и имел в своем составе линейный крейсер «Гёбен», редко появлялся в Черном море. В связи с этим Россия, несмотря на крайнюю слабость своего флота в Черном море, имела возможность сохранять блокаду Турции, время от времени атакуя турецкое побережье. Мы используем здесь термин «блокада» не в техническом смысле, принятом в международном праве, а только для обозначения общей цели военных действий России: препятствовать морской торговле неприятеля. 15 февраля 1915 г. командующий Черноморским флотом, оценивая действия флота при весьма сложных обстоятельствах, пишет в своем приказе о «блокаде, осуществляемой в суровых зимних условиях, главным образом вдоль побережья неприятеля»[67].

На самом деле «блокада» и была главной целью российских военно-морских сил на Черном море. Согласно директивам, полученным 28 декабря 1915 г., адмирал Эбергард должен был сосредоточить основные усилия на том, чтобы отрезать Турцию от снабжения углем из угольных регионов Эрегли, Козлу и Зонгулдак, расположенных у побережья Анатолии. Второстепенная же задача состояла в том, чтобы нарушить морское сообщение с турецкой армией в Анатолии, а также сообщение между болгарскими портами и Константинополем[68]. Эти директивы исполнялись по мере возможностей, и ситуация в Черном море в то время напоминала блокаду – правда, гораздо менее масштабную – установленную против Германии в Северном море, с той только разницей, что турецкий торговый флот состоял в основном из парусных судов малого тоннажа и играл весьма скромную роль в обеспечении экономических потребностей Турции.

Российские военно-морские доклады того времени позволяют достаточно точно выявить масштаб и значение этих операций. Военные действия происходили в трех отдельных районах: во-первых, вблизи от упомянутых выше угольных регионов неподалеку от Зонгулдака; во-вторых, в районе Ризе и Трабзона; и, наконец, неподалеку от подходов к Босфору. После того как в войну на стороне германской коалиции вступила Болгария, между болгарскими портами и Константинополем появился новый театр «блокадных действий». Борьба против неприятельского судоходства велась практически полностью с помощью эсминцев и подводных лодок – крейсеры использовались редко. Время от времени они атаковали вражеское побережье. В какой-то момент российский военно-морской флот проявлял бóльшую активность, а когда-то прекращал нападения. Первые атаки состоялись зимой 1914–1915 гг. Судя по официальным сообщениям российского штаба Верховного главнокомандующего, в период между 21 декабря 1914 г. и 7 января 1915 г. в различных точках Анатолийского побережья российский флот уничтожил одно военное транспортное судно и около 70 парусных судов[69]. В конце января 1915 г. военные действия возобновились, и было потоплено два парохода и около 50 фелюг[70]. В феврале вблизи угольного региона было уничтожено восемь пароходов и одно парусное судно[71]. По всей вероятности, особенно интенсивные боевые действия происходили в июле 1915 г., когда было потоплено пять теплоходов и около 250 парусных судов[72]. В январе 1916 г. было уничтожено более 200 парусников[73]. В марте 1916 г. в болгарских водах был уничтожен пароход с грузом бензина, у Анатолийских берегов было потоплено 16 парусных судов[74]. В июне 1916 г. у берегов Анатолии было потоплено более 50 парусных судов; неподалеку от Константинополя был захвачен пароход с грузом керосина и ячменя, а рядом с Эрегли уничтожены один грузовой пароход и два буксирных судна[75].

Было бы бессмысленным далее перечислять эти данные. Сообщений, приведенных выше, вполне достаточно, чтобы показать масштабы экономической войны в Черном море, а они были весьма скромными. Это показывает, что «российская блокада» Турции играла незначительную роль в общей истории военно-морской войны 1914–1918 гг. Тем не менее нельзя отрицать, что определенное значение она имела. Были уничтожены и без того ничтожные военно-морские силы Турции. По свидетельству российских источников, уже в 1915 г. «турецко-черноморское побережье приняло совершенно пустынный вид»[76].

Как я уже отмечал выше, наиболее эффективными методами ведения экономической войны, имевшимися в распоряжении России, были таможенное законодательство, ограничение экспорта и импорта, а также эмбарго. Но эти методы имели и свою отрицательную сторону. Хотя ограничения и запреты, вводимые на торговлю между Россией и неприятельскими странами, наносили ощутимый ущерб торговле врага, они пагубно влияли и на российскую торговлю.

Для того чтобы осознать, что в действительности означала для России приостановка торговли с Германией и Австро-Венгрией (я не рассматриваю здесь торговлю с Турцией и Болгарией, поскольку она имела несопоставимо меньшее значение и, кроме того, эти страны вступили в войну несколько позже), достаточно будет проанализировать следующие данные. В 1913 г., то есть в последний предвоенный год, 50 % российского импорта поступало из Германии и Австро-Венгрии. Экспорт в эти страны составлял 34 % всей экспортной торговли России[77]. Вводя ограничения или приостанавливая торговлю с неприятельскими странами, Россия приносила в жертву собственную экспортную торговлю, причем это была несопоставимо бóльшая потеря, чем те жертвы, на которые добровольно пошли союзные страны. Более того, учитывая ее географическое положение, Россия не имела никаких надежд на укрепление торговых связей с другими странами, что помогло бы ей компенсировать хотя бы половину добровольных потерь экспортной торговли.