– Где твои друзья? Где Коршун?

Повстанец промолчал. Ему без сожаления сломали второй палец.

Принц Никос почти не морщась смотрел на истязание. Торчащие кости, выбитые глаза, вспоротые животы – все это он уже видел на поле боя. Изменилось лишь место мучений. Лес и небо над головой сменились подвальными стенами. А так – ничего нового. Ничего страшного. И все же он неосознанно прижимался к двери, держась за ручку. В горле першило.

Повстанец упрямился. То ли к десятой попытке привык к боли, то ли от ужаса чувства притупились, но больше он не кричал. Лишь бледнел, когда призрак поддевал очередной палец. «Игра» закончилась, а ответы инквизиция так и не получила.

– Как обычно, – хмыкнул призрак. – Приступим к следующей игре?

Он вышел из допросной и вскоре вернулся с пыточным инструментом, который не влезал в обычный ящик и потому хранился отдельно.

– Где Коршун и остальные? – еще раз спросил Лютер, пока призрак устанавливал инструмент на столе.

– Я – не ты. Я не предатель! – гордо произнес арестант, но запал в его голосе потух, когда он оглядел орудие.

На столе стоял пресс. Две пластины и сдавливающий их рычаг. Мужчина без лишних объяснений схватил руку повстанца, на которой безвольно, будто сломанные ветки, болтались пальцы, и засунул ее между пластин.

– Отвечай!

Повстанец молча отвернулся. Призрак запустил механизм, и пластины принялись сжиматься. Он склонился к уху арестанта и процедил:

– Мы будем разбирать тебя по кусочкам. Палец за пальцем, рука за рукой.

Звуки, с которыми сдавливалась плоть, походили на чавканье. Принц сильнее сжал ручку двери. У него то крутило живот, то подступала тошнота к горлу, но он не мог оторвать взгляда от истязаемого арестанта и чувствовал, что вот-вот застонет вместо него.

– А-а-а, – не выдержал и заорал пленник, когда расстояние между пластинами стало сужаться. Кости захрустели. Руку придавило настолько, что кожа начала лопаться, а по бокам пресса показались первые капли крови. Пытка не заканчивалась. Пластины все уже жались друг к другу, повстанец орал. Ни одного вразумительного слова – лишь крик, наполненный болью.

Пластины соединились. Арестант замолчал, голова упала назад. Призрак побил его по щекам, приводя в сознание, и снял пресс с того, что раньше было человеческой рукой. Обнажилось плоское кровавое месиво. Ник смотрел, не отрываясь, и чувствовал, что воздух сперло в груди. «Уверен?» – вспомнился вопрос призрака. Хоть мурашки покрывали тело, Ник не жалел, что пошел на допрос, и надеялся, что теперь повстанец заговорит, его мучения закончатся.

Призрак потыкал расплющенную руку арестанта. Тот отвернулся, дыша широко открытым ртом и мыча от боли. На лбу проступали капли пота, в которых оранжевыми бликами отражались свечи.

– Поговорим? – предложил призрак. Голос его звучал ласково и по-доброму, как у матери, обращающейся к ребенку. – Где прячется Коршун?

Повстанец вздохнул. Ник надеялся, что пленник начнет говорить, но за вздохом ничего не последовало.

– Где твои приятели? Где Коршун и остальные? Где вы прячетесь? – медленно спрашивал призрак, но его терпение заканчивалось. Готовилась следующая пытка.

Нику хотелось закричать: «Говори! Дрянные Существа, говори, не молчи!»

Но он безмолвствовал вместе с арестантом.

Призрак достал из ящика тесак и одним движением по локоть отрубил повстанцу увечную руку. Тот взвыл, как гиена. Тошнота одолела принца, и он выскочил вон. Вслед донеслось:

– Я же предупреждал, что по кусочкам тебя разберем.

Ник захлопнул дверь и осел на землю. Он чувствовал, как влага и холод с пола забираются под одежду, но сил встать не было. Принц прислушался. Звуки едва проступали через закрытую дверь допросной, крики больше не раздавались. Он вздохнул. Слишком глубоко он заглянул в душу инквизиции.

Лютер вышел из пыточной, чуть не споткнувшись о принца. Ник встал.

– Заговорил, – доложил призрак.

Ник оглядел его руки, заляпанные кровью. Из допросной слышались глухие стоны.

– Заговорил, – повторил Лютер. – Скоро поедем за Коршуном и его бандой. Ты как, Ник, с нами?

Принц зажмурился. Подвалы исчезли, вместо них воображение нарисовало эфлейскую деревушку и голубое небо, по которому разбегались лучи полуденного солнца.

– На свежий воздух? С удовольствием, – тихо произнес принц и поспешил к выходу из инквизиторского подземелья.

Стояла ночь. Заключенные догрызали черствые булки. Роберт свернулся клубочком в своей камере. Спина, израненная ножом охотника, ныла, порезы саднили, принц стонал, переворачиваясь с бока на живот и обратно.

«За скотом в хлеву ухаживают лучше, чем за нами», – злился Роберт, считая дни до свидания с Аэлией, после которого Тео обещал даровать ему свободу. Но старший брат не спешил спускать младшего с поводка, пока приходилось терпеть тюремные неудобства: стесненность клетки, тонкий кусок ткани, исполнявший роль одеяла, жесткую подстилку, легко пропускающую холод каменного пола… Принц то и дело вздрагивал от шума. Каждые полчаса мимо прохаживались охранники, и Роберт чувствовал себя котенком, постель которого выставлена на самом виду, чтобы хозяева в любой момент могли поглядеть на свое приобретение.

Напротив камеры принца замерла тень, послышался звон ключей.

– Вставай!

Роберт протяжно зевнул и, откинув одеяло, с неохотой поднялся с нагретого места. Принцу выдали ведро воды и чистую одежду, и он воспрянул от мысли, что это была подготовка к свиданию.

Пленника препроводили наверх. За окном башни мелькнула луна, целомудренно завернувшаяся в темное дымчатое облако. Принца ввели в комнату. Дверь за его спиной хлопнула, оградив Роберта от стражников и оставив наедине с той, о которой он мечтал. Аэлия стояла перед ним. Ее длинные светлые волосы были распущены, девушка нервно поглаживала их кончиками пальцев, насмешливо глядя на Роберта. Хотя принцу позволили вымыться и переодеться, невозможно было спрятать ни непривычную черную бороду, ни болезненную бледность лица и худобу. Роберт выглядел как заключенный, только что получивший свободу. От стыда он не решался начать разговор.

Аэлия фыркнула:

– Ничего, кроме свидания, не додумался попросить?

– Имею право. Ты обещала отблагодарить меня за смерть Джеральда. Теперь он мертв.

Роберт не стал говорить, что не имеет отношения к убийству короля. Главное – итог. Пусть Аэлия поверит в его причастность и подарит свою любовь. Принцу хотелось поскорее перейти к делу. Осуществить то, что он так часто представлял себе тюремными ночами. Принц потянулся к девушке, но она со смехом ударила его по руке. Неприступность Аэлии, которая манила Роберта первое время, сейчас раздражала.

– Ты просчитался, и тебя отправляют в Эфлею, – усмехнулась девушка.

– В Эфлею? – Роберт застыл. – Зачем?

– В обмен на Карленну.

Запал, с которым принц шел на свидание, тут же погас. Роберт хотел могущества. Уважения. Любви. В идеале – трон Калледиона. Как он добьется этого, если поселится в Эфлее, еще и в качестве пленника? Выходит, он дешевле сестры, раз Тео готов поменять их местами?

– Ничего, – проскрежетал Роберт. – Я и из Эфлеи добьюсь своего. Отомщу всем, вернусь и займу трон. Сделаю тебя своей королевой.

Он быстро оглядел комнату, подготовленную для свидания: серые стены, пара табуретов, стол. Так себе, но после тюремной камеры даже это годилось.

– Ты ведь хочешь быть моей королевой?

Аэлия с холодным видом пожала плечами:

– Если ты сможешь стать королем.

– Смогу.

Роберт притянул девушку к себе, освобождая их обоих от одежды. Он нашел ее губы, а потом принялся осыпать поцелуями еще недавно прикрытую платьем бархатную кожу. Принц жадно впитывал каждый вздох и прикосновение девушки. Аэлия провела пальцами по шраму на его спине, но он тут же убрал ее руки. Холод и жар схлестнулись внутри, кожа покрылась мурашками, чтобы не потерять и толики возбуждения, принц прижал девушку к себе. Впившись в ее бедра пальцами, он подхватил Аэлию и усадил на стол. Дотронулся до кромки чулок, скользнул выше, раздвигая ноги будущей королеве. Его королеве. Роберт намотал светлые волосы на кулак и приблизил к себе губы Аэлии, но не поцеловал, а заглянул в полные горделивости, несмотря на непристойное поведение, глаза. Не отрывая взгляда, он медленно, словно опускаясь в горячую ванну, вошел в нее. Девушка прикрыла веки.