Он взял себя в руки и постарался мыслить логично. Перебрал все возможные причины для того, чтобы размещать подразделение именно в этой точке.

Маневры? Однозначно – нет. В этом заброшенном уголке не было столько свободного места. Какой смысл проводить военные маневры именно здесь, если Ираку хватает и своей пустыни Аль-Хаджара, которая лежит к северу от ракканской границы.

Что же здесь делает танковая часть? Может быть, это демонстрация силы перед Саудовской Аравией... правда, перед кем демонстрировать подобную силу в такой пустынной местности?

Проблема приобретала особое значение с учетом нынешнего положения дел в Ираке. Недавно курды подняли восстание; большая часть иракских войск была переброшена к горам Курдистана, подавляя по пути бунты в Сулеймании и Амадии. Оставшиеся части были необходимы для таких неспокойных городов, как Басра и Багдад, для контроля за границами и как резерв для помощи на фронтах.

И тем не менее, они выделили танковую бригаду и тайно переправили ее в Вади Харамона, за сотни миль от всех военных конфликтов, если не считать Ракки.

Вывод напрашивался сам собой. В Ракке скоро будет жарко. Поскольку подразделение было секретным, прислано оно не для устрашения, а для действий. Получается, что враги раскрыли их планы. Эта танковая бригада задумана для контрудара, который в нужный момент подавит выступления, и революция погибнет, не успев начаться.

Хасан завел джип и покатил к полицейскому отделению в Самахе, откуда он выехал. Он был в глубокой задумчивости. Проехав еще пару миль, он снова остановился. Его положение становилось опасным. Потому нужно было кое-что предпринять, прежде чем возвращаться.

На это потребовался час напряженного труда. Затем он медленно поехал в Сарах.

Иракский лейтенант, а с ним пять солдат вышли под палящее солнце, чтобы встретить его: небывалое раньше событие. Хасан заметил, что солдаты держат автоматы наперевес, вместо того чтобы нести их закинутыми за плечо. В руках у лейтенанта оружия не было, но кобура его револьвера была расстегнута.

– Ну, геолог, – сказал лейтенант, – как продвигается работа?

– Никак, – ответил Хасан.

– То есть?

Хасан показал. Левая передняя шина джипа была спущена. На ней красовалась рваная дыра, какие обычно оставляют выступы базальта.

– Да, незадача, – посочувствовал лейтенант. – А запаска?

– Это и есть запаска. Сперва пробилась та, что была.

Он показал на заднее сиденье. Там лежала еще одна пробитая шина.

– Что ж ты, не знал, что здесь неровная местность? Раньше ведь тоже такое бывало, разве не так?

Речь давно была подготовлена, и Хасан не замедлил с ответом.

– Это самая поганая местность в мире! Ничего хуже для людей и машин еще не придумали, чем эти пустыни на востоке Аравийского полуострова. Я исследовал плато Арма и побережье Джафура, и Ад-Дахна, и даже Раб'аль Кхали. Всякое со мной бывало, но такое – в первый раз!

– А что случилось?

– Заехал на лавовое поле, похожее на кучу битого стекла. Эта чертова дрянь припорошена сверху песком, полдюйма, не больше; заметить трудно, а шины продырявить легко. Естественно, я взялся за ремонт, а то бы до сих пор там торчал! Я развернулся и убрался с проклятого поля, залатывая колеса, когда они прорывались. Сейчас на них больше заплат, чем резины, я истратил весь свой запас. Придется просить у тебя, чтобы как-то добраться до Ракки.

– Плохо дело, геолог, – сказал лейтенант. – А работу ты будешь заканчивать?

– Нет. На чем я поеду?

– Как далеко ты заехал?

– До Вади Давасир, – назвал Хасан высохшее русло реки в шести милях к западу, подальше от военного лагеря.

– Там и наткнулся на лаву?

– Не там, – ответил Хасан. – Сперва я повернул на юг, посмотрел на выступы пород. Если хочешь, покажу где.

Какое-то мгновение лейтенант колебался. Он не поверил Хасану, но, с другой стороны, он не верил никому. Был полдень, солнце жарило вовсю, и он решил, что дело можно замять.

– Заходи и выпей кофе, – сказал он. – Это даже хорошо, что ты не поехал дальше Давасир. Сразу после того, как ты уехал, мне позвонили и сообщили, что военная зона закрыта для всех.

– Почему?

Комендант пожал плечами.

– Они не соизволили меня проинформировать. Наверное, из-за набегов бедуинов или еще чего-нибудь.

– Наверное, – равнодушно сказал Хасан. – Все равно, чашка кофе была бы кстати.

Этим инцидент исчерпался, также, как доклад самого Хасана. Сомнений не оставалось. Когда бы ни началась революция, она будет подавлена. Пока рядом стоит эта бригада, восставшим надеяться не на что.

Следующий пункт операции был прост. Хасану нужно покинуть отель. Потом он позвонит Азизу Аоуд бен Алиме, здешнему торговцу, которого Комитет назвал Дэйну как местного связного и помощника. Комитет поручил Бен Алиме отвечать за безопасность Дэйна. Именно он должен рассказать Дэйну, когда и как выбираться из Ракки. Именно Бен Алима обязан проследить за тем, чтобы Дэйн добрался до Катара вовремя и передал сообщение.

Собственно, Бен Алима был обычным телохранителем, предусмотренным на всякий случай, для непредвиденных осложнений. У Дэйна было хорошее прикрытие и пока оно работало, так что он собирался вылететь утром в Кувейт.

Он позвонил в агентство путешествий и заказал билет на самолет. Ужин ему подали в номер, и весь вечер он провел, читая газеты и ожидая звонка от Бен Алимы.

Как и большинство городов, с наступлением темноты Ракка меняла свой облик. Днем она казалась безвкусной свалкой экзотических реликвий, сказочным городом, ожидающим нового Гарун аль-Рашида. Ночью над ней витал дух настоящей смертельной опасности. Проходя по улицам в полдень, вы чувствовали угрозу надвигающейся революции; на тех же улицах в полночь вы рисковали встретить быструю и безжалостную смерть.

Жители города были пуританами, может, попроще и пораспущенней, чем ваххабиты, но все же настоящими и убежденными пуританами. В барах не продавали спиртное, по телевидению старательно избегали показывать обнаженную натуру, ночные клубы не потворствовали мужским развлечениям. Однажды сомалийские предприниматели открыли на окраине города бордель. Полиция сравняла его с землей. Для подавленных желаний оставалось две отдушины: гомосексуализм и революционная деятельность.

После вечерней молитвы большинство народа спешило спрятаться за толстыми стенами оград. Но работа кипела в городе круглосуточно – в доках и на новом нефтеочистительном заводе. Некоторые рестораны и ночные кафе, содержателями которых были преимущественно персы и индусы, оставались открытыми для посетителей.

Рабочий люд бывал здесь, но еще чаще бывал нерабочий. Представители обоих классов, особенно нерабочего, являлись несомненно политическими животными. Эти бледные фантазеры и ярые мечтатели всю жизнь готовы были простоять под неоновыми огнями кафе, распинаясь на тему о тяжелых временах. Их пассивность и инертность были хорошо известны, но, собравшись вместе, они неожиданно возгорались жаждой действий. Ненадежные вояки, трусливые и неуверенные, их ярость была напускной, они умели лишь одно – сотрясать воздух пустыми речами. В большинстве своем это были дураки, но их тоже нельзя было сбрасывать со счетов. Эти непостоянные стада вставали в строй и раньше, значит, встанут снова.

Но прежде, чем они встанут, они вволю накричатся.

Азиз Аоуд бен Алима попросил принести телефон.

Это был плотный мужчина средних лет с короткой холеной бородкой. У него было приятное круглое лицо, на котором сейчас застыло странное выражение. Он сидел в маленькой кабинке кафе «Метрополос», неподалеку от площади Бедуинов. Из радио гремела музыка, что служило хорошей защитой от лишних ушей. На столике перед ним стояла чашечка кофе, телефон и пепельница, полная окурков. Он курил «Галуаз», привычка, приобретенная много лет назад в Сирии. Руки у него были потные. Он зажег сигарету и набрал номер.