С тех самых пор торговые связи на Ближнем Востоке упрочились и кое-где изменились. Этому поспособствовала и общая ненависть к Израилю, который проводил политику отделения от своих соседей. Но в настоящее время идея повернуть вспять воды Иордана из плана активных действий превратилась в недосягаемую мечту. Война в Йемене, казалось, принесла шаткое равновесие, но по-прежнему отвлекала Египет, мешая ему обратить свою разрушительную энергию в другом направлении. Внимание Ирака до сих пор было приковано к северо-западу, где курдские националисты угрожали жадному правительству вооруженным мятежом. А Саудовская Аравия, после многих неудач, наконец получила от Фейсала долгожданные реформы. Теперь саудовцы твердо держат свои позиции и готовы поддержать друзей и вносить смятение в ряды врагов.

– В связи с вышесказанным становится ясно, – закончил Лахт, – что мы живем во времена великих возможностей. Настроения и диспозиция наших ближайших соседей играют нам на руку. Назрел момент для решения вопроса о независимости. Такое может повториться не раньше, чем через десять лет, а то и через все сто.

– Верю вам на слово, – сказал Дэйн. – Вы знаете своих соседей много лучше, чем я.

– Я знаю их, – согласился Лахт. – Я знаю всю эту шакалью стаю. В арабских странах, мистер Дэйн, единственным движущим мотивом выступают собственнические интересы. Я полагаю, так же, как везде, но здесь это происходит открыто и бесстыдно. Личные интересы здесь поднялись до культового уровня, а все остальное рассматривается как дурацкое философствование. Конечно, существует определенная шкала ценностей. Никто не вцепится в своих ближних, если можно запустить когти в бок соседа; любой объединится с соседом для того, чтобы разорвать более сильного на стороне. Все дело в степени родства, понимаете ли.

– А как насчет родства со всем человечеством? – поинтересовался Дэйн.

– Сейчас такая постановка вопроса не имеет смысла, – ответил Лахт. – Мы проникнемся любовью ко всему человечеству не раньше, чем на Земле высадятся марсиане. – Лахт улыбнулся и опустил взгляд на свои отполированные ногти. – А поскольку случится это отнюдь не завтра, давайте займемся более насущными проблемами. Час освобождения Ракки пробил. Вы не согласны со мной, мистер Рауди?

При звуке своего имени Рауди нервно вздрогнул.

– Час? А, да. Я полагаю, что пробил. Хотя некоторые ключевые вопросы...

– На эти ключевые вопросы не существует ответов, – оборвал его Лахт. – Когда возникает возможность вмешаться в ход событий, нужно брать дело в свои руки. Но события, как бы хорошо они ни были подготовлены и просчитаны, происходят стихийно. Хотя и кажется, что мы держим ситуацию под контролем, на самом деле это далеко не так; мы можем только нанести удар в наиболее подходящий момент. Как будут развиваться события после этого, нам остается только догадываться.

– Да, конечно, – сказал мистер Рауди, – я так и думал, вам это известно. Я лишь пытался указать на определенные границы наших знаний.

Мистер Рауди покивал сам себе и раскурил сигарету.

– Ваше мнение, мистер Бикр? – спросил Лахт.

Бикр по-школьному втянул голову в плечи и вяло покачал головой:

– Мы должны все точно рассчитать, Лахт. Все зависит от того, как лягут карты. Нужно действовать очень осторожно.

– Терпения вам не занимать, – ответил Лахт, – но это достоинство вы превращаете в недостаток. Может, вы согласны подождать еще тридцать лет, мистер Бикр?

– Если нужно, да.

– Вы сами решаете, когда нужно, а когда – нет?

– Гм... я человек не очень решительный.

– Никто вас не осуждает, мистер Бикр. Вы инертный, да. Робкий и легко впадающий в панику, пассивный и уклоняющийся от активных действий, это правда. Но никак не нерешительный.

– Это похоже на оскорбление, – тихо произнес Бикр.

– Это констатация факта, – отпарировал Лахт.

Бикр слабо поморгал и повернулся к Рауди.

– А как вы расцениваете обстановку?

Рауди снова смутился. Он громко откашлялся и сказал:

– Ясно одно. Мы должны действовать. Мы просто обязаны использовать выгодную для нас ситуацию. Это понятно. Но нельзя бросаться сломя голову только из нетерпения или немедленной жажды действий. Нужно взвесить все «за» и «против», и отбросить нереальные надежды. Дело, на которое мы идем, чрезвычайной важности, и нужно все тщательно продумать.

Лахт наблюдал за своими соратниками с грустной улыбкой.

– Мои бедные друзья, – сказал он, – какое жалкое зрелище вы представляете – беззубые львы, да и только! Вы слишком долго шептались в закрытых комнатах. Конспирация тянет вас на дно, она стала частью вашей жизни. Вы превратились в профессиональных заговорщиков, которые планируют бесконечно отдаляющуюся революцию! Вы похожи на двух страстно спорящих профессоров; но вся страсть направлена лишь на своего слушателя. Вы слишком долго были оторваны от всего мира, друзья мои! Если бы вам не повезло в том, что именно я взялся за это освободительное движение...

– Мы все знаем о вашем стремлении помогать всем угнетенным земного шара, – перебил его Рауди, с неожиданным порывом. – Я считаю, что это похвально для душ наивных. Но мы же не можем начинать, пока не придем к общему согласию.

– Я полагал, вы согласились с тем, что действовать необходимо.

– Согласились, – кивнул Бикр, – осталось только выбрать удобный момент. А это нужно подробно обсудить.

– Мистер Бикр, создается впечатление, что без обсуждения вы и в туалет не сходите. Ваши внутренности дают вам знать, что пора предпринять определенные действия, но ваш могучий интеллект требует сперва все взвесить и тогда уже выбрать подходящий момент...

– Я не намерен здесь оставаться ни минутой дольше! – заявил Бикр и вскочил.

– Перестаньте, – отозвался Рауди. – Он всегда разговаривает таким тоном.

– Я останусь только в том случае, – не унимался Бикр, – если мне принесут извинения!

Лахт церемонно поклонился:

– Мой дорогой Бикр, если я, сам того не желая, обидел вас, прошу меня простить.

Бикр поколебался, прикидывая, стоит ли принимать такие извинения. Наконец Рауди дернул его за рукав, и Бикр сел на место.

– Ситуация в Ракке вполне ясна, – продолжил Лахт. – Иракцы отвели почти все войска на север своей страны, поближе к Киркуку и Ирбилу, чтобы удержать курдов в узде. Саудовцы одобрили наш план. Они признают наше правительство, если мы возьмем Ракку и продержимся у власти хотя бы неделю. Они даже согласны предоставить нам военную помощь. Нас поддерживают Объединенные Эмираты, а также США, Франция и Британия. Даже Советский Союз готов признать наш суверенитет, хотя бы из-за конфронтации между ним и Ираком. Это внешняя сторона дела.

– А внутренняя? – спросил Бикр.

– Даже еще лучше. Граждане Ракки страдают под игом Ирака. Недовольство дошло до высшей точки, почти восемьдесят процентов населения – за независимость, из них двадцать процентов готовы отстаивать свободу с оружием в руках. Да вы же сами все это знаете; статистика вам хорошо известна. Почему я должен повторяться?

– Нам действительно все это известно, – согласился Бикр. – И, невзирая на вашу склонность к преувеличениям, эти сведения более-менее правдивы. Но ваши выводы не так уж и очевидны. Например, если мы сейчас достаточно сильны, то можно предполагать, что через полгода мы станем еще сильнее. На несколько лет внимание Ирака будет приковано к курдам. Почему мы должны бросаться на приступ именно сейчас?

– Потому что мы не станем сильнее, – ответил Лахт. – Наш народ не настолько одарен бесконечной терпеливостью, как вы. То, чего хотят ракканцы, им нужно немедленно, не через год, не через тридцать лет, а сейчас. Оружие уже роздано, обстановка в городах приближается к критической точке. Как долго, по-вашему, мы можем удерживать их в таком напряжении? Если мы сейчас промедлим безо всякой видимой причины, мы тем самым докажем людям, что наше движение не оправдывает своих целей, и подтолкнем их к другим, более решительным группировкам, например, к коммунистам. Друзья мои, либо мы начинаем революцию сейчас, либо мы упускаем ее из рук навсегда.