Прозвенел звонок с урока. Дети шумно засобирались домой.

– Вот вырасту и научусь запускать и этот дурацкий контур, и вообще эмоции на девочек оказывать. Вон Мари-Эн в меня влюбится и будет трогать мой хвост, а не Конста, – пыхтя и закрывая портфель, вдруг сказал один из близнецов.

– А я бы на маму хотел наслать эмоции, чтобы она улыбалась чаще, – буркнул его брат.

Если бы Себастьян за ними не наблюдал, то и не услышал бы этого разговора. Слова детей заставили напрячься. Когда они полностью собрались, Касс словно невзначай увязался за ними.

– Лотт, Ланс, вы же слышали, что я сказал, что нельзя влиять на эмоции других гуманоидов? – строго спросил он ребят, когда они вышли в коридор.

Оба мальчика вздрогнули и с недоверием обернулись. Очевидно, они не услышали, что преподаватель вышел за ними, а по бета-фону еще не научились этого делать.

– Ну почему нельзя-то? Дома вон если провернуть, то никто не узнает, – тихо, но уверенно произнес тот из мальчиков, кто очень хотел обрадовать маму.

– И вообще, я видел по головизору, что на преступников можно воздействовать! А также доки лечат пациентов резонаторами.

– Ваша мама преступница или она чем-то больна? А ты хочешь получить образование дока? – требовательно уточнил Себастьян.

Мальчишки переглянулись, словно ища поддержки друг у друга.

– По головизору говорили, что главная опасность применения бета-колебаний – это вероятность случайно спалить мозги в кашу. Но если воздействовать аккуратно, как доки, ну и место выбрать, чтобы никто никогда не узнал и не почувствовал… – протянул один из них, словно размышляя.

Себастьян покачал головой, озабоченно размышляя, что биология биологией, но ведь должен же кто-то объяснять детям морально-этическую сторону вопроса! Обычно на такие деликатные темы отцы беседуют со своим сыновьями. Мужчина хотел попытаться донести до мальчишек, что то, что они задумали, плохо, но в этот момент вся троица вышла на улицу и среди общего ментального фона разнообразных эмоций Себастьян вдруг почувствовал знакомый кружащий голову аромат сирени.

Она будто сказочное видение стояла недалеко от пропускного пункта для родителей, а короткие волосы развевались на ветру и обнажали тонкую шею. Солнце запуталось в темных прядях, а кожа мерцала золотым светом изнутри. Строгое пепельно-серое элегантное платье по колено облегало ее фантастическую фигуру и ничуть не портило образ, хотя что-то воздушное и легкое пошло бы Ориелле больше. Взгляду открывались обнаженные изящные икры, словно у примы балета, острые косточки на лодыжках и тонкие щиколотки, обутые все в те же знакомые босоножки. Цваргиня теребила миниатюрную сумочку универсального черного цвета и, прищурившись, вглядывалась в выходящих из школьных дверей учеников. Внезапно ее лицо озарила ослепительно-теплая улыбка.

Говорят, у цваргов не бывает инфарктов, но сердце Себастьяна совершенно точно в этот миг пропустило удар. Он улыбнулся в ответ и помахал рукой.

– Мама, мама!..

Ланс и Лотт бросились со всех ног к неземному видению, а Касс в который раз ощутил себя идиотом.

«Она улыбалась не тебе, кретин! Она детей из школы ждала», – пришло запоздалое понимание.

Он торопливо опустил руку, делая вид, что поправляет свитер, но обнимающая детей женщина перевела взгляд и заметила недавнего знакомого. Удивление ее оказалось столь велико, что отразилось в ментальном фоне.

– Себастьян? А что вы тут делаете? У вас тоже есть дети?!

В последнем вопросе проскользнула странная терпко-горьковатая нотка, но не успел Касс ее как следует распробовать, как она растворилась в ровных бета-колебаниях с цветочным благоуханием.

– Нет, у меня нет детей, – ответил он, вновь улыбнувшись. – Я заменял коллегу, проводил урок биологии.

– О-о-о, – протянула Ориелла, – так вы школьный учитель? Ланс и Лотт не сорвали вам урок? Некоторые учителя жаловались, что их невозможно угомонить.

– Мам, ну ты что! Нормально мы себя ведем! – возмущенно заявил один из мальчиков.

– Господин Касс вообще-то не простой учитель, а профессор астробиологии и межгалактической генетики! – тут же с важностью добавил второй ребенок, чем ввел обоих взрослых в состояние легкого конфуза.

Себастьян никогда не любил бравировать профессорской степенью и был поражен, что мальчишка запомнил и выговорил все звания верно. А щеки Ориеллы Мэрриш окрасились легким румянцем, потому что она представить себе не могла, что молодой мужчина, которого она встретила у озера в спортивках и футболке, целый профессор! Будучи женой шофера, она преклонялась перед людьми с высшим образованием, которые добились немалых высот собственным умом.

– Ну что вы, госпожа Мэрриш! – первым опомнился Себастьян. – Ваши дети чудесно себя вели на уроке и задают очень правильные вопросы. Я буду рад поделиться с ними всеми знаниями, которые они усвоят.

– Я… очень благодарна. Правда. – Дивной красоты видение улыбнулось и смущенно переступило с ноги на ногу как тонконогая газель. Цваргиня несколько секунд стояла в нерешительности, словно хотела продлить разговор, а затем едва заметно отрицательно мотнула головой и взяла за руки обоих сыновей. – Приятно было увидеться, господин Касс!..

Орианн Мэрриш

Я чувствовала себя странно – после встречи с Себастьяном Кассом любая вещь напоминала мне о молодом и улыбчивом профессоре.

Обычно я не обращала внимания на мужчин, классифицируя их как «очень важные гости мужа». Супруг не любил, когда я появлялась в зале, если у него очередная мужская встреча. Он искренне переживал, что если я буду разносить напитки, то эти самые друзья быстро догадаются, что никакой прислуги у Мориса и в помине нет. С одной стороны – унизительно, с другой – мне на руку, ведь так я могла спокойно проверить домашнее задание у Ланса и Лотта и уложить их спать.

Приятели мужа имели значение не большее, чем стол или стул, с той только разницей, что они раздражающе реагировали на болезненную любовь Мориса сорить деньгами и охотно поощряли его всякий раз, когда он делал широкие жесты. Например, нанимал кейтеринговую компанию, которая угощала миттарскими устрицами и розовым шампанским добрую сотню почти незнакомых гуманоидов. Сомнительно, что хоть один из всей оравы приглашенных догадывался, что милые зеленые кустики в конце участка высажены не для красоты – это настоящая картошка. Ее я посадила однажды поздно вечером, когда поняла, что после очередного кутежа Мориса детей просто нечем кормить. К счастью, у меня получилось договориться со школьным поваром, чтобы целую неделю им давали двойную порцию еды. Самой же пришлось придерживаться вынужденной диеты. С тех пор я подсознательно враждебно относилась к мужчинам в дорогой одежде, потому что они ассоциировались с инфантильным поведением Мориса. Да и в целом цварги обычно вызывали у меня лишь раздражение.

Себастьян Касс запомнился со встречи на причале: подтянутый легкоатлет с фантастически синими, словно бездонный океан, глазами, витыми обсидиановыми рогами, широкой белоснежной улыбкой, в спортивной форме и дорогой обуви. Я ошибочно предположила, что это чей-то богатенький избалованный отпрыск, привыкший пускать пыль в глаза, а тут выяснилось, что он профессор. Только подумать!.. Как вообще в таком возрасте можно стать профессором?! И сколько ему лет? Я-то наивно полагала, что старше его… Он что, в колледж попал в четырнадцать? Интересно, а возьмут ли меня на архитектурный факультет, если я сдам вступительные, или тридцать – это уже поздно?

Мысли вновь скакнули. Память подкинула вид Себастьяна с аккуратно собранными в мужскую косу-жгут волосами, в повседневных джинсах и свитере широкой крупной вязки в образе школьного учителя, и я невольно улыбнулась. Ему шло. Действительно шло… Молодой мужчина выглядел уверенным в себе, но при этом уютным и теплым, а необычная для Цварга прическа была изюминкой. Впрочем, Себастьян сам был изюминкой, стоило вспомнить, как влажная от пота футболка плотно облепляла рельефный сухой пресс и выпуклую грудь. Свитер прятал потрясающую и совсем не профессорскую фигуру.