Забыты «поиски форм» и «мелодизма»; здесь живые человеческие слова о горе непридуманном. Беспомощные жалобы, бессильные слезы, замирающий шепот, и мольбы, и упреки.
Он просит ее:
Мертвых слов не говори,
Не тверди, —
Дорогая!..
Она отвечает:
Тебе одна дорога, а мне —
Другая!
И призрак ее исчезает; она – обман. Он называет ее «тенью теней»:
Ты – тень теней…
Тебя не назову.
Твое лицо
Холодное и злое.
………………………
Потерянный поэт,
Найди Ее, потерянную где-то;
Тебя, себя я обниму, дрожа,
В дрожаниях растерянного света.
Трагические объяснения с Асей в берлинских кафе, интимные «выяснения отношений» подробно излагаются в своеобразной форме «лирического монолога», саркастически озаглавленного: «Маленький балаган на маленькой планете „Земля“». Выкрикивается в форточку:
Сердце – исплакалось: плакать —
Нет / Мочи!..
Сердце мое —
Замолчи: и замри…
и начинаются страстные, отчаянные, озлобленные, истерические обличения Аси:
Зачем —
– Ты клевещешь на духа?
Зачем, —
Это – / – Уродливое / Искажение / Жизни —
– Худое! / Угодливое / Лицо —
С – Значит, так суждено:
Были / Ли / Или / Нет?»
«Забыли».
Что ж? / Если так суждено… —
…………………………………………………………
Да, – / – Ты – / Выспренней ложью обводишь
Злой / Круг / Вокруг / Себя, —
И – / – Ты / – С искренней дрожью уходишь
Навеки
Злой друг, / От меня —
– Без – / – Ответа
И – / – Я – / – Никогда не увижу / Тебя —
– И – / Себя / Ненавижу / За / Это.
Но в «разлуке» виновата не Ася: виноват «дьявол» – доктор Штейнер, разделивший их навсегда. Белый не устает его проклинать:
Проклятый – / проклятый – проклятый —
– Тот диавол, который —
– В разъятой отчизне / Из тверди / Разбил
Наши жизни – в брызнь
Смерти, —
Который навеки меня / отделил
От Тебя…
И снова «взвизги сердца», и «крики дикие», и «тихое горе», и «лета забвения», и «брызги разорвавшейся тверди», и даже «визг смерти». И финал:
(Форточка захлопывается. Комната наполняется звуками веселого джими.)
Стихи «После разлуки» – не песни, а вопли, страшный надрывный вой насмерть раненного зверя. Белый говорил Цветаевой: «Человек должен быть на стихи обречен, как волк на вой. Тогда – поэт». Он не мог не написать своего «берлинского песенника»: он был на него обречен.
В период 1922–1923 годов Белый написал для издательства «Эпоха» три тома мемуаров «Начало века» (около 75 печатных листов). Первый том был набран в Берлине в 1922 году, но издательство прекратило свою деятельность, а Белый в 1923 году уехал в Россию. Ни рукопись, ни гранки первого тома не сохранились. Пропала и половина второго тома. Из этой редакции появились в печати: 1) «Из воспоминаний. 1. Бельгия. 2. Переходное время» в журнале «Беседа» № 2, Берлин, 1923; 2) «Отклики прежней Москвы» в «Современных записках», кн. XVI, 1923; 3) Очерк «Арбат» – в «Современных записках», кн. XVII, 1923.
В этих отрывках интересный материал, освещающий литературную жизнь Москвы начала века. Уцелевшую половину рукописи автор коренным образом переработал в 1930 году. Хроника «Начало века» была напечатана в издании «ГИХЛ» в 1933 году.
Судьба другой мемуарной работы Белого была более счастливой: ему удалось в четырех номерах журнала «Эпопея» (Берлин: Геликон, 1922–1923) напечатать свое замечательное «Воспоминание о Блоке». И до нашего времени этот труд остается лучшим памятником символической эпохи. Автор обладает изумительным даром словесной изобразительности: Блок, его время, его среда, современники оживают перед нами в ослепительном поэтическом блеске. Конечно, Белый не историк, а поэт. Он творит очаровательный миф из жизни своей и своего друга. Но мы все заворожены этим мифом, и он давно стал для нас единственной реальностью. Рыцарь «Прекрасной Дамы» живет и поныне в сказочном ореоле, созданном для него Белым.
Кроме уже нам известных «Путевых заметок» и «Записок чудака», Белый издает в 1922 году брошюру: «Сирин ученого варварства»[39]. Это – полемический ответ на книгу Вяч. Иванова «Родное и вселенское». Белый обрушивается на статьи Иванова, видя в них реакцию и измену революции. Политическая подкладка его критики придает ей неприятно-тенденциозный характер. Стыдно читать о том, что Вяч. Иванов «создает подложную идеологию благочестивого, православного, медоточивого дионисизма в последних „мироносных“ своих статьях, „социало-кадето-анархо-мистических“, умиленно кивающих и нашим и вашим» и что «в свете грядущей эры Иванов является нам в ад низверженным Танталом, поддерживающим края темной, потухнувшей сферы своих идеологий». Эта напыщенно-вероломная статья остается темным пятном на памяти Андрея Белого.
Из книг, переизданных А. Белым в Берлине, совершенно особенное место занимает большой том в 500 страниц «Стихотворения», вышедший в издательстве З.И. Гржебина в 1923 году. М. Цветаева в воспоминаниях рассказывает, как поэт переделывал свои старые стихи. Издатель ей жаловался: «Милая Марина Ивановна, повлияйте на Бориса Николаевича. Убедите его, что раньше – тоже было хорошо. Ведь против первоначального текста – камня на камне не оставил. Был разговор о переиздании, а это – новая книга, неузнаваемая. Ведь каждая его корректура – целая новая книга! Книга неудержимо и неостановимо новеет, у наборщиков руки опускаются!»
В предисловии к этому «собранию избранных стихотворений» автор излагает свои «методы». «Лирическое творчество каждого поэта отпечатлевается не в ряде разрозненных и замкнутых в себе самом произведений, а в модуляциях немногих основных тем лирического волнения, запечатленных градацией в разное время написанных стихотворений: каждый лирик имеет за всеми лирическими отрывками свою ненаписанную лирическую поэму… Подобно тому, как лирическое стихотворение зачастую возникает в душе поэта с середины, с конца, так в общем облике целого творчества хронология не играет роли: должно открыть в сумме стихов циклы стихов, их взаимное сплетение. Приступая к выбору из своих стихотворений тех, которые попали в эту книгу, я руководствовался не голосом самокритики, а воспоминанием о лейтмотивах, звучавших мне в ряде лет и диктовавших те или иные отрывки… Иные из них (часто менее совершенные) значили для меня более, нежели другие (технически совершенные); и это биографическое значение для меня отдельных стихотворений и сделал я критерием выбора… Все, мной написанное – роман в стихах; содержание же романа – мое искание правды, с его достижениями и падениями».