Хорошо еще, что женщина, не обнаружив на раковине пропажу и зная вороватые наклонности своей подопечной, моментально сделала правильный вывод и принесла кошку к нам. Рентгеновский снимок подтвердил худшие опасения. После непродолжительной операции из желудка Фроси извлекли слегка изжеванную, но в общем почти целую цепочку с крестиком. Обошлось и на этот раз. Желудочно-кишечный тракт серьезно не пострадал. И вот сегодня швы были сняты, а Фрося вместе с хозяйкой отправилась домой. Да и наш рабочий день близился к концу.

Впрочем, после обсуждения и оценки историй пациентов, Прасковья внезапно замолчала и загадочно посмотрела на меня, затем, подмигнув, шепнула заговорщически на ухо:

– Дашка, а хочешь, следующую историю я расскажу тебе на том месте, где она могла произойти или произошла?

Дух авантюризма как всегда летел впереди моих мыслей: – Когда? Сейчас? Конечно! Пошли!

Мы стали поспешно одеваться, потому что день уже клонился к вечеру и темнело довольно быстро. Прасковья повела меня зачем-то в заброшенный, понуро притулившейся сразу за нашим домом сарай, и ткнула пальцем в захламленный угол. Переведя взгляд в указанное место, я заметила, что там стояли два пусть не совсем новых, но внешне вполне рабочих велосипеда. В тот момент, когда мы извлекали наши транспортные средства из сарая наружу, на голову мне, как всегда внезапно, упала мягкая шапка и возмущенно завопила:

– Мяу! Как же без меня! Мяу! Оставите дома бедного больного одинокого кота? Мяу! Умру от тоски! И душевной боли! Мяу!!

Душевная боль и тоска – предлог серьезный. Мы с Прасковьей обреченно переглянулись. Дружно, не сговариваясь, вздохнули и, водрузив неугомонного страдальца в корзинку, прикрепленную сзади к багажнику велосипеда Прасковьи, двинулись в путь. Ехали довольно долго. Видимо, сказалось то обстоятельство, что последний раз педали я крутила давно, еще в неугомонном детстве. В результате моя пятая точка, находившаяся на жестком сиденье, спустя немного времени уже начала побаливать.

И вот, наконец, дорога маленькой, едва заметной тропинкой, свернула в сторону. Проехав еще пару километров, мы внезапно остановились. Моему взору открылась небольшая опушка на краю леса, окруженная огромными мрачными вековыми деревьями. В центре возвышался приличных размеров холм, посреди которого стоял большой двухметровый крест. Крест этот был весьма необычен. Он ощущался таким необъятным и старым, что казалось странным, почему он до сих пор не упал и не сгнил от древности. Моя спутница слезла с велосипеда и уверенным шагом направилась к Кресту. Мне же ничего не оставалось кроме как последовать за ней.

К моему удивлению Кекс, до сих пор дремавший (или просто делавший вид, что дремлет) в корзине для ручной клади багажника, внезапно выпрыгнул из своего лежбища и резвой рысью последовал за нами.

– Что это? – спросила я удивленно.

При ближайшем рассмотрении крест совсем не производил впечатление готового вот-вот рассыпаться на мелкие кусочки. Скорей наоборот. Внимательно приглядевшись, я заметила на древнем дереве едва заметные очертания какой-то надписи. Непроизвольно, совсем независимо от моего сознания, рука сама потянулась к кресту. Прикосновение к древнему дереву было странным. От его поверхности исходило тепло и умиротворение. Хотелось вечно стоять здесь, прикоснувшись к непонятной и оттого более притягательной древности.

Мою «нирвану» нарушила Прасковья, ворвавшись в сладостные неземные ощущения реальным земным голосом:

– Дашка! Вот здорово! Значит, я не ошиблась! Это действительно ты! Я посмотрела на подругу как на слегка сумасшедшую особу. Неужели произошло мое внешнее перевоплощение? И на кого я теперь похожа? На Кекса?!

Осознав двусмысленность своего возгласа, Прасковья всплеснула руками, успокаивая и одновременно возвращая меня в земную реальность.

– Дашка, послушай, я поняла, что в одной из сказок бабы Нюши говорилось именно о тебе.

– Обо мне? – на мгновение обалдев от нежданного поворота Прасковьиных размышлений, я лихорадочно решала дилемму, кто из нас более сумасшедший: я или она?

– Мяу! – резкий возглас кота вывел меня из ступора. В эту минуту я услышала текст, исходивший от белой, регулярно падающей мне на голову «шапки»…. – Мяу! Глупая девица! Фыр! Слушай, что тебе говорят умные люди, коты и кресты!

Прасковья, тоже слышавшая тираду нашего питомца, благодарно кивнула ему в ответ и невозмутимо продолжила:

– В одной из сказок бабы Нюши говорится о девушке, прилетевшей в нашу деревню то ли на метле, то ли на ковре…

Тут я снова не выдержала и бесцеремонно вклинилась в ее повествование:

– Так что, я была Бабой Ягой?

– Не перебивай меня, – невозмутимо продолжила Прасковья, – просто других летательных аппаратов тогда не существовало. А о самолетах тем более вовсе не слыхивали. Люди тут жили небогатые, и вместо роскошных ковров в избах стелили самотканые дорожки. Один такой станок стоял у нас в сарае. Нюша даже учила меня на нем ткать. Но он сгорел вместе с домом.

Слезинка маленькой каплей горьких воспоминаний непрошено скатилась по щеке моей подруги. Я невольно бросилась к ней, обняла, и тихо сказала:

– Все! Все! Все! Не будем о грустном! И я больше не задаю дурацких глупых вопросов! Только слушаю тебя! Внимательно слушаю!

– Вот именно, давно пора помолчать, мыр-р-р!!! – надменно произнес кот.

Успокоившись, Прасковья продолжила свой рассказ.

– Так вот, о девушке. Одни люди говорили, что она прилетела, а другие видели, как она из воды вышла. Будто бы рыбак один сидел на берегу, рыбу ловил. И вдруг вода в озере вспенилась, волнами пошла. А из воды русалка вынырнула красоты невиданной и к берегу поплыла. Выбралась на камни. Хвост, словно сарафан, с себя скинула да и пошла к людям. А как это было на самом деле, никто толком не помнил. Да и не в этом суть. Важно другое. Девушка в деревне появилась. Ее приютила одинокая сердобольная старушка, у которой никого из близких не было – ни мужа, ни детей. Не побоялась наговоров людских про нечистую силу, что будто бы в девушке живет. А та ей вроде внучки стала. И помогала старушке во всем за доброту ее.

Только странность одна была. В каждое полнолуние, когда оно выпадало на пятницу, девушка уходила из дома за околицу и исчезала. Ровно на три часа. Потом появлялась, словно из воздуха сотворенная, и шла домой как ни в чем не бывало. Многие смельчаки деревенские, преодолев страхи, пытались проследить за ней, да что толку. Она, не видя их, словно чувствовала взгляд чужой. Начинала нарочно блуждать в лесу, петляя по только ей заметным тропинкам да тропам. Никто и никогда так и не разгадал ее тайну.

Так и жили они со старушкой душа в душу года три, пока пожилая женщина не умерла. Похоронила девушка ставшей ей близкой женщину, погоревала на могилке и однажды – это случилось в ближайшее полнолуние – опять исчезла. Сосем исчезла, будто и не было ее вовсе… Но ведь была! Долго еще местные судачили о загадочной незнакомке, да прошло время – забыли. И знаешь, что самое удивительное сказала мне перед самой кончиной баба Нюша? – Прасковья посмотрела на меня таким взглядом, точно проверяя, не улечу ли я, как та девушка, после ее признания на какой-нибудь метле в неизвестность. – Она сказала, что я обрету ту девушку подругой и она при помощи Креста и книги укажет мне путь.

При этих словах я чуть на землю не упала, но, выдержав паузу, взяла себя в руки, едва слышно прошептав:

– Неужели я так плохо выгляжу, что похожа на создание, способное выплывать из воды, словно русалка, парить в небе, и исчезать неведомо куда?

И тут что-то громко стукнуло. Мы с Прасковьей синхронно посмотрели в сторону предположительного источника звука. Ну как же! Это наш обожаемый котяра, дабы привлечь внимание к своей персоне, долбил добросовестно загипсованным нами хвостом об деревянный крест. Очевидно, Кекс подслушал наш разговор и был явно недоволен моим итоговым резюме.

– Глупая, – невозмутимо молча продолжил вещать нахальный зверь, – не верит она ничему. Подойди к Кресту, протри старую надпись и увидишь то, что только ТВОИМ глазам откроется! Мыр-р-р-р! Ну-ну!