5. Вдовья башня

Мы с тобой совсем заигрались

Перестали бояться судей

Это лето закончится в среду

Будь что будет, малыш, будь что будет

Алоэвера

Ближе к вечеру, когда согбенная тень нависающей башни заполнила террасу, виконт покинул библиотеку и по широким ступеням спустился во внутренний двор. Высокая фигура в черном камзоле — борода делала его похожим одновременно на легендарных подвижников Карлу и Марлу, на рукавах поблескивают запонки, ладонь в замшевой перчатке крепко сжимает трость — замерев на последней ступеньке, он созерцал по привычке свой крошечный сад, вслушиваясь в далекое звучание клавикорда. Его жена по обыкновению играла перед закатом в музыкальной комнате, и эхо мелодии вибрировало в полупрозрачных лепестках.

Сад начинался у террасы, простирался едва на дюжину шагов и обрывался у миниатюрной запруды, через которую был перекинут узкий каменный мост, а на противоположном берегу была видна старая, много раз перекрашенная колоннада павильона.

Виконт последнее время редко добирался во время ежевечерней прогулки до щербатых колонн — большинство цветов росло близко к террасе, они как будто старались спрятаться от посторонних глаз в тени стены, окружавшей башню, в последние дни уже столь невысокой, что с террасы виконт мог смотреть вовне, на лежащую за стеной мешанину вспученной земли, горелого дерева и изломанного камня, концентрическими волнами уходящую до самого горизонта, у которого хаотическая конвульсивная масса слегка поднималась чашей вверх перед тем как окончательно скрыться из виду. Руины окружали дом со всех сторон, и эта унылая, однообразная мешанина подчеркивала уединенность и спокойствие, что царили вблизи башни. Здесь же, в саду, даже воздух казался светлее, а солнце теплее, тогда как обгорелое пространство вокруг всегда было тусклым и чужим.

Виконт какое-то время вглядывался в пространство у линии горизонта, где приподнятый край пустоши был ярко освещен исчезающим солнцем, словно отдаленная театральная сцена. Под звуки разливающейся в воздухе мелодии, выплывавшей из-под уверенных рук его жены, виконт заметил, как из-за горизонта медленно выдвигаются вперед передовые части. Это лишь на первый взгляд казалось, что передовые шеренги вражеского воинства шли упорядоченным строем, но при внимательном рассмотрении армия, подобно неясным деталям старинных пейзажей, распадалась на отдельных людей, и становилось ясно, что это просто разрозненная толпа. Там были и мужчины, и женщины, кое-где попадались солдаты в оборванных мундирах. Все это скопище проникало из-за горизонта в чашу пустоши сплошным, неудержимым валом. Некоторые, с грубыми хомутами на шеях, волокли за собой тяжелые грузы, другие надрывно толкали громоздкие деревянные повозки со скарбом, а также голосящими в них детьми — их руки перекрещивались на спицах медленно ворочающихся колес, иные же тащились сами по себе, но все равно неудержимо двигались в одном направлении, и согнутые их спины были четко окантованы заходящим солнцем.

Наступающая масса находилась покуда на самой границе видимости, однако виконт, глядевший невозмутимо, но зорко, вскоре отмечал, что она уже заметно приблизилась. Авангард несметных полчищ просматривался уже куда ближе горизонта. Под конец, когда дневной свет начал исчезать, передняя кромка сплошного людского моря достигла внешнего кольца каменных руин, некогда приходившихся на границы Желтого замка. Виконт, покачав головой, медленно сошел с террасы и тут же оказался среди немногих оставшихся в саду нетронутых цветов.

Цветы на длинных стройных стеклянным блеском отсвечивающих стеблях почти достигали высоты человеческого роста, венчаясь дюжиной листьев, а на верхушке каждого стебля распускался единственный цветок, размером и видом схожий с наполненным красным вином хрустальным бокалом. Непрозрачные внешние лепестки заключали в себе кристаллическую сердцевину цветка, где переливы граней играли тысячами оттенков. Когда вечерний ветерок слегка раскачивал цветы, их стебли вспыхивали, как угольки во тьме.

На многих стеблях цветов уже не было, но виконт внимательно осмотрел все, отмечая среди них подающие надежду на появление новых бутонов. Под конец он выбрал среднего размера цветок, растущий близ стены, и, сняв перчатку, сорвал его одним решительным движением. Капли крови из рассеченной ладони привычно брызнули в закатное небо прощальным салютом.

Пока виконт возвращался на террасу, цветок в его ладони уже начал искриться и таять — свет, заточенный в сердцевине, вырывался на свободу. Постепенно кристалл растворился, только внешние лепестки остались нетронутыми, и воздух вокруг виконта стал ярким и живым, искрящимся быстрыми сполохами, которые вспыхивали и уносились прочь, пронзая предзакатную мглу. Эта перемена изменила вечер, неуловимо преобразив структуру пространства. Темный налет веков сошел с основания башни, и она теперь сияла необычайной белизной, как будто кто-то ее вспомнил во сне. Подняв голову, виконт снова пристально вгляделся в погружающееся в ночную мглу пространство пустоши за стеной. Только самая дальняя ее кромка была освещена закатным солнцем, а огромные полчища, которые перед этим прошли почти четверть пути через руины, теперь разом растворились, будто их и не было — все скопище было отброшено назад, и теперь казалось, что это уже навсегда.

Цветок в руке виконта сжался до размеров стеклянного наперстка, лепестки его судорожно корчились вокруг исчезающего ядра. Слабые искорки мерцали и угасали в сердцевине. Виконт чувствовал, что цветок тает в его руке, как ледяная капелька росы.

Башня меж тем погружалась в сумерки уже целиком, длинной покосившейся тенью протянувшись через пустошь. Наконец, горизонт слился с небом, клавикорды молчали, и цветы в саду, не вибрируя больше в такт музыке, застыли неподвижным частоколом стеклянных прутьев.

Несколько минут виконт смотрел на них, пересчитывая в уме оставшиеся цветы, потом обернулся и приветствовал жену, шедшую к нему по террасе. Ее черное платье с длинным рукавом шелестело по каменным плитам.

«Прекрасный вечер, мой виконт». Она произнесла это с таким чувством, будто благодарила мужа за чудесную вечернюю свежесть. Ее лицо было спокойно, а волосы ее, зачесанные назад и перехваченные заколкой, были сегодня как никогда тронуты серебром. Виконт подал ей руку, и они вместе прошли на другой край террасы, где им по обыкновению был накрыт постный ужин.

«Один из самых спокойных вечеров за последние годы», — согласился с женой виконт и добавил:

«Я сорвал прекрасный цветок, дорогая моя, настоящее сокровище. Если нам повезет, его хватит на пару недель».

Он невольно нахмурился и бросил взгляд за стену.

«Каждый раз они все ближе и ближе».

Жена ободряюще улыбнулась и крепче сжала его руку.

Оба они помнили, что сад их умирает и однажды умрет совсем. Но виконта осознание такой неизбежности не спасало от тревоги. Ему казалось даже, что он порою слышит низкие отрывистые звуки голосов, долетающих сквозь пространство пустоши, зловещий, мрачный ропот, перемежающийся воплями и угрожающими криками, но он каждый раз напоминал себе, что все это лишь плод разыгравшегося воображения. К счастью, когда его жена сидела за клавикордами, богатый контрапунктами узор фуги легкими каскадами проносился над террасой, заглушая призрачные голоса, теперь же, за ужином, было слишком тихо, чтобы это досадное эхо можно было со спокойствием игнорировать.

Руины между домом и горизонтом были поделены четырьмя черными, покрытыми жирной копотью расходящимися кольцеобразными валами, гребень каждого из них каждый раз был ясно различим в косых лучах заходящего солнца. Виконт в свое время дал себе обещание никогда их не пересчитывать, но число это было слишком мало, чтобы остаться неведомым, особенно когда оно столь очевидно отмечало продвижение наступающей орды.