«Вы спрашивали себя, почему здесь у книг ничуть нет страниц, и это довольно забавная история, связанная с тем, отчего я некогда покинул Желтый замок в самом его расцвете. Дело в том, что здешние монахи так увлеклись схоластическими спорами о бедности Господа, что в итоге сумели опровергнуть как внутренне противоречивые почти все фактологические утверждения о нашей вселенной, сведя все к единой максиме: от Древнего Мира осталось лишь имя, имена, что мы держим — пустые», — последнее изречение не назвавшийся уже буквально прокаркал, подобно нахохлившейся вороне, после чего надолго застыл в неподвижности и только потом, словно спохватившись, поспешил опустить с головы капюшон, позволив нам разглядеть его лицо — обветренную маску пожившего путешественника со слезящимися глазами и клочковатой бородой бродячего дервиша. Я буквально краем глаза успел заметить разочарование доктора. Ничего демонического, если подумать, с таким лицом начисто затеряешься в любой компании, где тебя никто не знает.

«А книги же зачем портить?» — проворчал Волонтир, ему отчаянно хотелось теперь поспорить с незнакомцем.

«Вот они и решили в скриптории не тратить время на переписывание тех цитат из древних кодексов и фолиантов, что уже были опровергнуты и объявлены ересью, и так в этом деле преуспели, что библиотека их с удивительной быстротой осталась без слов вовсе».

«Но если нечего стало переписывать, то и монахи не нужны!» — это уже я подал на матч.

«Верно, потому вы тут почти никого и не встретите. Я же ушел первым, еще до того, как они принялись вымарывать строки уже из оригиналов. Впрочем, вы, кажется, явились сюда не преданья старины глубокой обсуждать и не философские споры вести, к тому же, знаменитый на все болотные земли сыщик Штефан Холману и его верный спутник доктор Волонтир не стали бы проделывать столь долгий и опасный путь к Желтому замку только лишь затем, чтобы разгадать тайну зеркал старой пустой библиотеки».

Я в ответ учтиво поклонился незнакомцу, признавая его правоту и осведомленность, однако пустыми похвалами от меня не отделаться, князь заранее предупреждал меня, провожая в дорогу, что разговор мне предстоит не из простых.

«Будет ли глубокоуважаемый хозяин этой скромной кельи настолько любезен, чтобы сообщить нам любое имя, которым ему было бы удобно именоваться?»

«Зовите меня Родновер», — фигура, кажется, едва слышно при этом усмехнулась. «Он всегда именуется на букву Р», — сообщил нам при прощании, подмигивая, князь.

«Надолго ли господин Родновер вернулись под сень Желтого замка? И довольны ли вы общением с нынешним государем-амператором? Насколько я понимаю, когда вы покидали эти земли, он еще за папенькой чемоданы в уборную носил?» — тут доктор уже на меня поглядел как на умалишенного, но я знал, что делаю.

«Я предпочел бы с ним не встречаться вовсе».

«Разве? Мне сообщили, что последним, кто видел вас здесь при вашем поспешном отбытии, был именно государь-амператор», — я старался произносить это все ровным тоном, как бы невзначай, но наверняка для острого слуха нашего собеседника ничуть не укрылся мой внутренний трепет.

«Вам это так преподнесли? Впрочем, я догадываюсь, кто это был — князь Мирослав не рискнул бы бросить подобные обвинения мне в глаза, но через посредников — почему нет?»

Самоназванный так Родновер глядел перед собой, как бы сомневаясь, стоит ли продолжать. Но потом все-таки решился.

«Если бы князь был с вами полностью честен, он бы не забыл упомянуть, что при той прощальной встрече будущий государь-амператор сперва потребовал от меня не покидать замок, после же моего отказа попытался меня убить смертию, не своими, конечно, руками, не думайте, о чем князь Мирослав прекрасно осведомлен — разведка у него всегда была поставлена на широкую ногу».

Мы с доктором переглянулись, князь и правда нам ничего такого не говорил.

«Однако, вельможный Родновер, у князя, по всей видимости, были свои резоны предполагать, что если вы вернулись — спустя столько лет — под сень Желтого замка, значит, вас те давние обстоятельства больше не беспокоят, а потому вы вполне могли вновь возобновить контакты с государем-амператором, в конце концов, иначе зачем вам здесь быть?»

Тут хранитель библиотеки неожиданно громко, в голос рассмеялся. И это не выглядело артистическим гротеском, его будто и правда повеселило мое предположение.

«Холману, право, я все время забываю, что даже лучший сыщик на свете не способен догадаться о том, для чего ему банально не хватает фактологии! Так послушайте же, деталь, ускользнувшая даже от вашего пристального взгляда, состоит в том, что та давняя попытка убийства могла окончиться исключительным успехом одной из сторон — иначе мы бы до сих пор без устали подсылали бы друг к другу тайных агентов, но такой порядок непременно лишил бы меня сна, а мне нужен сон, как и всем смертным».

«Вы хотите сказать, что вам удалось подстроить дело так, что государь-амператор с тех пор считает вас мертвым? Но это же глупость, если уж князь Мирослав в курсе…»

«Ваш дражайший князь в курсе лишь того, относительно чего ему позволено быть курсе», — с металлом в голосе отрезал Родновер, однако тут же продолжил:

«Но вам должно бы предположить и совершенно иной расклад».

И тут я хлопнул ладонью по лбу, запоздало соображая:

«Это не он в итоге убил вас, это вы убили его!»

Фигура тотчас благосклонно кивнула, подтверждая мою догадку.

«Но как же… погодите, господин Родновер, государь-амператор же с тех пор остается жив и здоров!» — это вступил в разговор, увы мне, временами весьма глупый мой товарищ.

«С тех пор — несомненно, и это главная причина, почему я бы предпочел ничуть с ним не встречаться. Глупо связываться с гулем, вам ли, уважаемый доктор, этого не знать?»

Он и об этом случае знает, усмехнулся про себя я. А еще и на разведку князя кивал.

«То есть вы сами посадили на трон Желтого замка бездушную нежить, а теперь брезгуете общением? Не очень красиво с вашей стороны, господин Родновер».

Я шел по самому краю, следуя наставлениям моего погрязшего в болотном политиканстве старшего брата Михая Холману, если хочешь, чтобы тебе ответили правду, бей наотмашь. Впрочем, хранитель библиотеки не стал со мной спорить.

«Не очень красиво, согласен. Впрочем, я сюда прибыл не политесы разводить, и не чужие проблемы решать, так князю и передайте. Что же касается его страхов, то я вмешиваться в ваши дела не планирую вовсе, что сделано то сделано, былого не вернешь, а времена для этого мира грядут нелегкие, но ваше, Холману, возможное чувство вины может облегчить хотя бы простая мысль, что вы сделали, что могли, но то, что грядет, находится не в вашей, да даже и не в моей власти — то, что случится, было неизбежно».

Тут у меня буквально душа ушла в пятки, таким будничным тоном Родновер, или как его там на самом деле, это произнес. Значит, вот как…

«Но если ничего не изменить, тогда вы тут зачем?»

«Здесь хранилась все это время одна весьма нужная мне вещица», — с этими словами Родновер ловким движением извлек из просторного рукава своей мантии некий тускло блеснувший предмет в форме металлического слитка размером и формой напоминавший человеческий череп, только тяжелее, гораздо тяжелее.

«И, забрав ее, на этом я этот проклятый мир покидаю, надолго, возможно навсегда, так и передайте мои слова князю Мирославу, теперь это его битва».

С этими словами Родновер развернулся и тяжелой походкой пошел от нас с доктором прочь, и проклятые зеркала тотчас принялись искажать его фигуру, создавая иллюзию, будто она с каждым шагом увеличивалась ростом и словно бы поднималась от нас куда-то вверх, восходя по бесконечным ступеням. И вот уже наш гость совсем собирался исчезнуть в фрактальной вязи библиотечного лабиринта, когда в последний момент все-таки обернулся и сухо добавил:

«Но если мы все-таки столкнемся вновь, в таком случае — бегите от меня без оглядки, ибо стану я страшен во гневе своем».