Я пытался стоять смирно, хотя хотелось подпрыгивать на месте от нетерпения. Ника приняла у меня тонкую стопку купюр, удовлетворённо кивнула и внезапно, отделив половину, протянула оставшиеся деньги мне.

– За труды. Пошли на кухню, выдам остальное, – обойдя стоящий в коридоре большой чемодан, мы расселись за столом. Ника отхлебнула мятного чая – единственное, что мог худо-бедно переработать её организм помимо крови, и пододвинула ко мне объёмную связку ключей, лист бумаги и старенький диктофон. – С ключами и техникой разберёшься, список дел я составила, если не вернусь через десять недель – конверт с завещанием в шкафу, под футболками.

– Вы вернётесь, – твёрдо сказал я, хотя и не был уверен на все сто процентов в таком исходе. Ответ не заставил себя ждать:

– Спасибо за оптимизм, но это зависит не только от меня. Может, повезёт, а может, удача повернётся спиной. Всё равно я когда-нибудь покину этот мир, и жаркая южноамериканская страна – не худшее место, чтобы принять последний бой, – такое смирение не слишком на неё похоже.

– Неужели всё настолько плохо?

– Испугался, что ли? Не стоит. Просто я весь день вспоминала прошлое, между прочим, по твоему запросу, и оттого нахожусь в лёгком сплине. Ничего страшного, пройдёт к утру, – вот как. Тогда мне стоит поторопиться домой, чтобы как можно скорее услышать этот рассказ. Сложив ключи, список и диктофон в рюкзак, я попрощался с начальницей (она даже не пыталась меня задержать), дошагал, пританцовывая, до остановки, прыгнул в автобус, а добравшись до квартиры, напротив, резко замедлился. Не спеша переоделся в домашнее, убрал звук на телефоне, глотнул крови, удобно устроился на матрасе и только тогда, выдохнув, легонько ткнул пальцем в кнопку. Комнату наполнил негромкий голос Ники:

– Ну, основное случилось году эдак в две тысячи тридцать втором. Тогда я была ещё относительно молода, наивна и добра. Мы к тому времени работали как напарники уже лет семь, и последние года два…

Телефон завибрировал, напоминая, что пора закрыть шторы. Раздраженно смахнув уведомление, я метнулся к окну, задёрнул тяжёлые полотна и продолжил слушать. Когда запись закончилась, глянул на время и понял, что она длилась более четырёх часов – половину рабочего дня! Теперь я понимал, в каком состоянии находилась Ника вечером. Я бы после такого пару дней ощущал себя рассыпанным паззлом из трёх тысяч деталей, а ей придётся много часов лететь в грузовом отсеке и несколько недель сражаться за чужие ресурсы. Нет, такой труд не должен быть оплачен лишь присмотром за квартирой и скромной суммой от продажи вещей! Немного подумав, я понял, что могу сделать, прикинул, сколько времени это займёт, и лёг спать, дабы следующим же вечером с новыми силами приступить к выполнению разработанного плана.

Она позвонила через девять недель, разумеется, днём, разбудив меня после долгой смены. Я уже начал волноваться, поэтому, увидев на экране «Петрова Н.», не стал ворчать и быстро снял трубку:

– Я дома. Обошлось. Миссия выполнена. Работы для тебя пока нет. За сувенирами заедешь, когда будет свободное время, – как обычно, кратко и по делу. Я улыбнулся:

– Рад это слышать. Приеду, наверное, через неделю, как разберусь с кое-какими срочными делами, – точнее, с одним большим делом, растянувшимся почти на два месяца. Договорившись о времени встречи, я закончил вызов, зевнул и глянул налево, во всё ещё горевший экран ноутбука. Заснуть снова вряд ли получится, значит, будем трудиться. Дня три, и закончу, далее корректура, редактура и представление широкой публике. Точнее, одной совсем не широкой женщине.

– Что ты принёс? – с опаской спросила Ника, глядя на протянутый ей бумажный пакет. – Если благодарность за привезённые подарки, то не надо: там пара магнитов и несколько прикольных деревяшек.

– Нет, это за вашу запись. Я заставил вас вспоминать довольно неприятные и тяжёлые вещи, и не отблагодарить за такие страдания не могу. Сначала держите вот это, – я сунул ей в руки белый конверт. – Фотография была не в лучшем состоянии, что неудивительно, учитывая возраст, но мне удалось её отсканировать, прогнать через нейросеть и немного откорректировать вручную. Теперь у вас есть и отпечатанное фото в хорошем качестве, и цифровая копия – лучше, чем единственный экземпляр более чем столетней давности.

Никогда не видел у неё такого лица. Чёрт, кажется, в своём стремлении сделать как лучше я переборщил и сейчас в меня полетят обрывки бумаги вперемешку с грязной руганью. К счастью, вышло иначе – сероглазая вампирша бережно достала из конверта снимок, полюбовалась, спрятала обратно и тихо сказала:

– Спасибо, Яр. Тебе это зачтётся.

– Неужели мне дадут вольную? – шутка немного снизила напряжение, Ника дёрнула углом рта и оттянула край пакета:

– Это, как я понимаю, вторая часть благодарности? Ты решил заделаться не только моим рабом, но и биографом? Серьёзно? – к счастью, лицо её стало привычным, скептически-отстранённым, и я радостно ответил:

– Это не ваша биография. Я был в архиве Министерства, перечитал все личные дела, которые мне смогли выдать, потом сопоставил с рассказом. Писать от лица женщины я не могу, от своего тем более, так что пришлось немного влезть в чужую шкуру. Получилось или нет, решать вам. Только, пожалуйста, прочитайте, не надо сразу выкидывать, – она забрала пакет из моих рук, покачала, оценивая вес, тяжело вздохнула и согласилась:

– Ладно, уговорил. Если ты решил подробно расписывать постельные сцены – убью, и ничего мне за это не будет, понял?

– Не волнуйтесь, присутствует лишь лёгкая эротика, – заверил я и уже хотел свалить по-тихому, но мне не дали:

– Тут чтения на час, не более. Подождёшь, не развалишься, писатель, блин… – и она ушла в комнату, плотно прикрыв дверь, а я остался на кухне, не зная, казнят меня этой ночью или помилуют.

Тогда

Кто-то впереди звал его на помощь, и он бежал по гладкой, ровной, бесконечной дороге. Голос не приближался, не отдалялся, только с каждой минутой звучал всё жалобнее. Невозможно было понять, кричит ли это женщина, мужчина или ребёнок, и сделать ничего было нельзя – только отмахивать километр за километром, надеясь успеть. Внезапно асфальт под ногами обвалился, и, падая, он всё тянул руки вверх, отказываясь верить в собственное бессилие.

Противный писк маленького будильника вернул его из кошмара в реальность. В благодарность за спасение видавший виды пластиковый кубик был аккуратно выключен, а не пришиблен сверху, как обычно, карающей дланью. Накинув халат, Анатолий поплёлся на кухню, уклоняясь от детей и жены, мечущихся между прихожей, кухней и туалетом. Минут через пять машина, забитая вопящими школьниками, портфелями и влажными салфетками, вырулила с участка. Утренняя суета сменилась приятной тишиной. Можно было спокойно сесть за стол и, запивая остатки вчерашнего шашлыка крепким кофе, немного подумать о неприятном сне. Толик не верил в мистику и предсказания, однако интуиция у него была развита довольно сильно. Вероятно, недавно случилось что-то скверное, но вовремя не замеченное, и совсем скоро оно даст о себе знать. Вот только что? Эти выходные ему удалось провести с семьёй, и всё было хорошо: никаких ссор между детьми, им и Алиной, образцово-показательные два дня с почти бессонной ночью посередине, привычное утро… Мотоцикл встал на зимовку полностью осмотренным и исправным, машины в порядке. С работой дела тоже шли неплохо, откуда тогда это предчувствие надвигающейся беды? Так и не найдя ответов, он закончил завтракать и поплёлся в ванную надраивать зубы. Быстро собрался, покидал в спортивную сумку вещи, оделся и выдвинулся в Москву, готовясь, как обычно, стоять в традиционной понедельничной пробке.

Дорога оказалась на удивление приличной. Ничего сверхобычного не случилось, он благополучно припарковался около метро и, слившись с пока негустым потоком людей, зашагал в направлении работы. За спиной послышались слегка приглушённые девичьи голоса: