В качестве репрессивных мер по отношению к большинству возможных изменников было выбрано удаление и переселение неблагонадежных элементов из Новгорода и Пскова подальше, в иные населённые пункты. Р. Г. Скрынников отметил, что количество удалённых псковичей, намного превышало численность новгородских. Из этого он сделал логичный вывод, что начальная вина Пскова в глазах государя превышала новгородскую. В общей сложности из двух городов выселили около 650 семей[164]. Обозы с переселенцами тянулись из Пскова на восток с весны 1569 года несколько месяцев. Как предполагает всё тот же учёный, тень на псковичей бросило и тесное общение беглого князя А. М. Курбского с псковско-печерскими монахами. В одной из своих работ Скрынников напрямую называет Курбского причастным к новгородской интриге[165]. Даже если это не так, с монахами Курбский общение поддерживал и обращался к ним за помощью. Естественно, царь об этом знал. К моменту описываемых событий Андрей Михайлович давно находился в Литве, это не исключало его возможного участия.
Беда, как известно, не приходит одна, а грозовой фронт не состоит из одной тучи. Атмосфера накалялась. Одновременно в Швеции произошёл государственный переворот. Эрик IV был свергнут с престола. Он неоднократно обращался к русскому царю за помощью. Когда Иоанн согласился таковую оказать, дело отчаянно замедлилось. В процессе длительных переговоров с русскими послами время было упущено. Накануне случившегося Эрик казнил ряд знатных придворных, что послужило спусковым крючком для массовых волнений. По мнению некоторых учёных, Иоанн увидел в происходящем параллели с собственным положением. А раз так, то, скорее всего, он опасался и схожей концовки.
По предположению Скрынникова, карательный поход на Псков и Новгород задумывался и разрабатывался уже летом 1569 года (если не раньше!), но осуществить план не удалось из-за возможной угрозы, исходящей от турок-османов и Крымской орды, о которой мы говорили, обсуждая калужское назначение Фёдора. Грозный переключился на решение другой проблемы.
Находились ли первые советники Басмановы (и другие будущие жертвы) в этот промежуток времени под подозрением? В некоторых своих работах, Скрынников уверяет читателей, что первые признаки опалы по отношению к Басмановым видны уже в 1568–69 гг. Вряд ли это соответствует действительности. Изучая передвижения Басмановых шаг за шагом, можно заметить, что функции, которые выполняют Фёдор и Алексей во второй половине 1569 года говорят об обратном. А именно, о полном доверии государя. Сам Грозный всё лето 1569 года провёл в Вологде, где активно шло строительство новой опричной столицы. В конце лета, не позднее первых чисел сентября, Алексей Данилович Басманов перевозит тяжелобольную царицу Марию Темрюковну из Вологды домой, в Александровскую слободу[166]. Рамки этих передвижений ограничены датой кончины Марии. Государыни не стало в сентябре 1569 года (с учётом иного летоисчисления, это уже 1570 г.). Могла ли смерть Марии отразиться на отношении к А. Д. Басманову? Сказать сложно. Но общие процессы эта смерть запустила.
Что случилось с Марией, неизвестно. И неизвестно, подозревал ли царь окружение в том, что его второй супруге, как и первой, помогли отправиться на тот свет. Безусловно, будучи уверенным в насильственной смерти Анастасии, Иван мог подозревать повторение ситуации. Тем более, что царицу Марию не любили в княжеско-боярской среде. И. Я. Фроянов упоминает коллективное признание пастырей русской церкви, зафиксированное на Соборном приговоре 1572 года, где записано, что царица, с которой Иван прожил восемь лет, «вражиим злокозньством отравлена бысть»[167]. Это вполне можно посчитать документальным свидетельством, но не слишком понятно, отражено ли здесь мнение царя самого или всё-таки представителей церкви?
Мог ли царь доверить сопровождение пусть и опостылевшей, но официальной супруги человеку, находящемуся под подозрением? Сомнительно. Давайте предположим, что доверил. Даже подошёл к вопросу с циничным прагматизмом. Что-то вроде «Пусть везёт. Если что, и от супруги избавлюсь, и повод будет законный изменника казнить! Ибо не уберег государыню». Допустим.
Однако в это же время Фёдор Алексеевич Басманов в связи с вышеупомянутой турецкой угрозой, получает крупное военное назначение. Царица – царицей, дела сугубо личные, хотя и царские. Но с нападением внешнего врага шутки плохи. Эксперименты тоже. Назначение Фёдора Басманова может свидетельствовать лишь о доверии царя. В противном случае о глубоком помешательстве, когда правитель страны не осознаёт, что творит, и ставит у рубежа на крупную должность возможного изменника. У царя не было выбора? Был. Двор не испытывал недостатка в талантливых и опытных военных (опытнее Фёдора). Отстаивая свою версию, Скрынников считает отзыв воеводы признаком опалы. Мы уже разобрали ситуацию и знаем, что «отпуск» воевод обычная процедура. Басманов мог быть отозван по плану. Тем более, что вместе с ним были отозваны ещё несколько воевод. Так что никаких признаков опалы по отношению к Алексею и тем более Фёдору не видно. Некоторые историки, пытаются найти эти признаки в местничестве Фёдора и А. П. Телятевского во время калужского похода. Но делать какие – либо выводы на основе этого местничества невозможно, ибо оно не состоялось. Телятевский внезапно скончался. Д. М. Володихин, пытающийся приписать эту смерть Фёдору, уверен, что расследование убийства не было проведено на должном уровне как раз из-за благоволения государя Басманову. Так признаки опалы или благоволение? Среди учёных, как обычно, согласия нет. Да и быть не может.
Кроме этого, Скрынников упоминает казнь родственника Г. Плещеева, которому «не помогло родство с Басмановыми». Но это также ни на что не указывает. Обстоятельства казни Плещеева неизвестны. Как неизвестна их близость с Басмановым-старшим. Род Плещеевых – разветвлённый, родственники разбросаны по самым разным городам. Должно ли было подобное родство кого-то спасти? Могло ли?
Прочным выглядит положение Афанасия Вяземского. Незадолго до трагических событий, летом всё того же 1569 года, он принимает участие в важных переговорах с английским посланником Дженкинсоном, основная цель которых – предоставление царю убежища в Англии[168]. Нетрудно догадаться, что переговоры являлись не просто секретными, а строго секретными. Любые слухи о том, что русский государь подготавливает убежище в другой стране, могли нанести колоссальный урон репутации. И. Граля подчёркивает тот факт, что на переговорах отсутствовали представители земской дипломатии, в частности И. Висковатый – его уже могла затронуть немилость. При этом огромное доверие было оказано опричным Вяземскому и дьяку Петру Совину. Результат переговоров удачным назвать нельзя. Москва уступила Англии во многом, предоставила привилегии и того же ожидала в ответ, рассчитывая не только на убежище, но и на прочный союз. Однако ничего не вышло. Это выглядело провалом внешнеполитической дипломатической миссии, порученной специалистам из опричнины, и могло бросить тень на Вяземского. Но тоже теоретически.
Осенью 1569 года, уже после погребения царицы, ситуация начинает набирать обороты и переходит в острую фазу. На «сцену» буквально вытаскивается князь В. А. Старицкий. Если Грозный на самом деле мысленно проводил некую параллель между происходящим в Швеции, где недовольная аристократия свергла правителя, и такой возможностью у нас (количество отечественной недовольной аристократии заметно выросло), то Старицкий был тем самым кандидатом, под чьи знамёна могли встать мятежники. Ещё до середины XVI века в России сохранилось несколько небольших удельных княжеств. Самое большое принадлежало Старицкому. Двоюродный брат Грозного оставался единственным законным претендентом на престол.
