***
Шли они недолго, когда Генри остановился посмотреть на грубую карту, которую для него нарисовал Король Артур. Когда Вероника спросила, потерялись ли они, он поднял руку, призывая к молчанию. После тщательного изучения он взобрался на скалистый обрыв и вгляделся в горизонт. Сабрина думала, что видела большую часть леса вокруг Феррипорт-Лэндинга – как-никак, там ее преследовало достаточно чудищ – но она понятия не имела, где они находились. Чего в Феррипорте-Лэндинге было достаточно, так это жутких лесов. Девочка надеялась, что они не потерялись.
– Прямо как в машине, – заметила Вероника, наблюдая, как муж поворачивает карту сначала в одну сторону, затем в другую.
Сабрина хихикнула, Дафна же ничего не сказала. Она сидела на пне и дулась, с опущенной головой, словно самым занимательным, что она когда-либо видела, были муравьи у ее ног.
– Что ж, это что-то новенькое, – шепотом сказала Вероника, будто только что наткнулась на какое-то диковинное животное в лесу. – Не думаю, что когда-либо видела твою сестру сердитой.
– Держись, – ответила Сабрина. – Нынче это обычное явление.
– Вы обе так сильно изменились, – вздохнула Вероника.
– Мы через многое прошли, – откликнулась Сабрина. – Пришлось приспосабливаться.
С горы спустился Генри и сунул карту в карман.
– Хорошо, я знаю, где мы. Если поторопимся, то доберемся до вокзала часа за два. Нужно успеть на Центральный Вокзал до 6:17.
– Но, Генри, что мы будем делать, когда доберемся до города? – спросила Вероника.
– Еще не знаю, – ответил Генри, призывая всех подняться на ноги. И пошел дальше, ведя всех по наводке Артура.
– О, то есть мы собираемся впереться в Нью-Йорк без денег и места для ночлега? Это твой план?
Генри помотал головой.
– У меня есть немного денег – достаточно, чтобы снять на ночь отель. Завтра нужно будет заняться нашими банковскими счетами.
– Завтра воскресенье, – напомнила Вероника. – Банки будут закрыты.
Шаги Генри на мгновение дрогнули, но вскоре он продолжил путь.
– Что-нибудь придумаю.
– Мы с Дафной спали в приютах для бездомных, когда сбегали от приемных семей, – сказала Сабрина. – Я знаю, куда нас отведут.
– О, славно! – воскликнула Вероника. – Мы же можем спать в приюте для бездомных. Наши проблемы решены.
– Не ехидничай, – сказал Генри.
Вероника хохотнула.
– Да ты что! Это единственный способ заставить тебя заметить то, что происходит вокруг тебя. Генри, мы не можем уехать. Я бы с удовольствием вернулась в город, но не так – когда твой брат ранен, а весь город в опасности. Вдобавок мы разорены и бездомны.
– Я предпочту ночевать в сточной канаве в Бронксе, чем проводить ночь в этом заброшенном городе! – заорал Генри. – Знаю, ты не согласна с тем, что или как я делаю, но я защищаю нашу семью. Но в этом городе я не могу защищать вас; здесь слишком много вечножительского сумасшествия. Я не хочу, чтобы моя семья была рядом с нею. И чтобы быть предельно ясным, я имею в виду, что не хочу, чтобы кто-то из моей семьи был рядом с вечножителями. Даже с теми, что живут в Нью-Йорке!
Лицо Вероники окаменело.
– Подслушивал?
– Представь мое удивление, когда я узнал, что моя собственная жена за моей спиной связалась с вечножителями в Манхэттене!
– Мне пришлось! Я знала, что ты не одобришь. Я пыталась помочь. Разве не это делают Гриммы?
– Не бросай мне этот дурацкий девиз! – проорал Генри.
– Теперь, когда тайна раскрыта, тебе стоит знать, что по Нью-Йорку носятся по меньшей мере две тысячи вечножителей, так что если ты хочешь убежать от них…
– Не проблема. Мы переедем, – ответил Генри.
– Переедем! – ахнула Сабрина. Переезд из Большого Яблока не входил в ту мечту, которую представляла девочка, когда проснутся родители. Они не могут переехать!
– Да, переедем куда-нибудь, где не захотят жить вечножители!
– Например, куда?
– Не знаю. Может, в Кантон.
– Кантон, в Огайо! – простонала Вероника. – В Кантоне не захотят жить люди!
– Неважно, будет ли скучно там, куда мы переедем, – прокричал Генри. – Мы найдем местечко, в котором мэр не принц, а местная полиция – не волшебные превращающиеся поросята!
– Вообще-то, сейчас полицейским управлением руководит шериф Ноттингем, – поправила Сабрина.
– Я не попрощалась с Эльвисом, – захныкала Дафна.
– Итак, ты устанавливаешь порядок, да? У меня есть право голоса? – спросила Вероника. – Или мне нужно играть покорную жену? Может, ты хочешь, чтобы я надела фартук и приготовила жаркое?
Генри насупился.
– Вероника, немного драматично.
– Я не попрощалась с Эльвисом, – повторила Дафна.
Сабрина нахмурилась. Она тоже не попрощалась с псом.
Вероника продолжала спорить.
– Ты не потащишь нас с девочками по всему миру, прячась от эльфов и фей-крестных. Они где-то рядом, и большинство из них вовсе не плохие.
– Эльфы – не люди, – отрезал Генри. – Не пытайся говорить мне то, что я знаю о вечножителях. Я бок о бок прожил с ними большую часть своей жизни. Лучший друг моей матери – один из них. Когда-то я любил одну из них.
Девочки, смутившись, повернулись к отцу. Тот смутился в ответ. Генри проговорился, и мать Сабрины вскипела от злости.
– Я прекрасно осведомлена о твоей прежней личной жизни, Генри Гримм. В конце концов, я только этим утром очнулась от двухлетнего сна и обнаружила твою бывшую девушку, нависающую над тобой с большими влюбленными глазками!
– Вероника! Поверить не могу, что ты ревнуешь.
В этот раз Генри закрыл голову руками. Сабрина мало что понимала об отношениях взрослых, но все знали, что обвинять кого-то в ревности к бывшей девушке дело плохое. Мама выглядела так, словно ее макушка взорвется, как пробка от шампанского.
– РЕВНУЮ?
– Я не совсем это имел в виду… – пробормотал Генри.
– С чего я должна ревновать? Я лучшее, что когда-либо случалось с тобой, приятель!
Генри робко кивнул.
– Ты выиграл в лотерею, встретив в меня! Я умная. Веселая. Я бросаю мяч со скоростью шестьдесят миль в час! И я красотка!
– Не спорю. – Лицо Генри ярко покраснело. – Я счастливейший мужчина в мире.
Несколько ярдов семья шла в молчании. Сабрина задалась вопросом, будут ли родители снова разговаривать, когда Вероника вновь заговорила.
– Генри, я знаю, почему ты хочешь уехать. Потеря отца, трудности, с которыми девочки сталкивались в течение двух лет, наше похищение. Я понимаю! Но мы все еще семья – команда – и нужно принимать решения, как команда. К тому же, я должна кое-что сказать всем вам, и… Стойте, а где Дафна?
Сабрина повернулась, но Дафны не было.
– Должно быть, пошла обратно попрощаться с Эльвисом.
– Дафна, у нас нет времени, – крикнул Генри.
– Дафна! – позвала Вероника. Ответа не последовало.
Генри покачал головой.
– Когда она стала такой упрямой?
Сабрина пожала плечами.
– Вообще-то, такое люди обычно говорят обо мне.
– Ждите здесь. Я пойду за ней, – сказал Генри. Он побежал обратно, откуда они пришли. Вероника и Сабрина глянули друг на друга, покачали головами и побежали вслед за ним через заросли кустов и высохшие ручьи. Сабрина услышала, как отец дальше по тропинке зовет сестру, требуя, чтобы Дафна вернулась, но лишь попусту тратил силы. Сабрина пыталась какое-то время управлять сестрой, и это было словно толкать машину в гору.
Когда Сабрина с мамой наконец догнали его, он стоял на поляне между деревьями, держа за руку Дафну.
– Так нельзя, юная леди, – ругался Генри.
– Я не уйду, – отвечала Дафна. – Мы им нужны.
– И отчего ты думаешь, что можешь им чем-то помочь? – требовательно спросил Генри. – Тебе всего пять лет!
– Пап, ей семь, – напомнила Сабрина.
– Восемь через две недели, и за последний год я сражалась с кучей плохишей. Я Гримм. Это то, что я делаю!
И тут из-за деревьев выскочила дюжина огромных фигур и окружила семью. Ростом почти семь футов каждый, у них была бугристая, серая кожа, выглядевшая, как будто ее содрали с аллигатора. Глаза их были вдвое больше, чем у обычного человека. Уши, однако, были непохожи ни на что, что когда-либо видела Сабрина – тонкие и остроконечные, покрытые чем-то, похожим на иглы дикобраза. Большинство держало копья, впрочем, парочка цепко держала узловатые дубинки с торчащими из них десятками ржавых шипов. Их главарь, зверюга с полной безвкусных медалей грудью, выступил вперед банды. Лицо его являлось кучей шрамов, сломанных костей и заостренных зубов. Как и у всех его солдат, грудь главаря украшал знак Алой Руки. Оглядев Гриммов, он усмехнулся, словно какой-то жестокий ребенок, только что обезглавивший все куклы своей сестры.