К проблеме идеологических разногласий в рабочем движении не следует подходить упрощенно. В общественно-политической литературе в качестве синонима понятия “социал-демократия” используют термин “социал-реформизм”. Этим хотят подчеркнуть характерную особенность социал-демократического движения – его приверженность реформистскому, эволюционному способу преобразования капиталистического общества в противовес революционному, отстаиваемому коммунистами. Однако предпочитаемые способы перехода к социализму не могут рассматриваться в качестве причины идеологических разногласий внутри рабочего движения, поскольку сами они являются следствиями различия подходов к противоречиям, существующим между марксистской теорией и реальной действительностью.
Фундаментальной причиной расхождений взглядов социал-демократов и коммунистов является вульгарный характер марксистской концепции социализма и, в первую очередь, ее главного компонента – теории социалистической собственности. Выше было показано, что основатели марксизма ошибочно отождествили грядущее обобществление средств производства с их огосударствлением. Форма собственности на средства производства составляет базисную основу любого, в том числе и социалистического, общества. Ошибка в решении этой фундаментальной проблемы неизбежно приводит к деформации всего общественного здания. Содержание цели определяет также пути и способы ее достижения. Поэтому в основе многочисленных проявлений идеологических и политических разногласий социал-демократов и коммунистов по вопросам революции и реформ, по отношению к рынку, частной собственности, классовой борьбе, буржуазному государству, демократии и диктатуре лежит одна-единственная причина принципиального характера – неадекватность постулируемой марксизмом формы социалистического обобществления действительной тенденции развития общества и общественного производства.
При тотальном господстве общенародной собственной ее владелец – общество может осуществлять свое право пользования собственностью только через посредство государственных административных структур. Это обстоятельство предопределяет отсутствие у предприятий и организаций хозяйственной независимости и, следовательно, плановый и централизованный характер экономики вместо рыночного. Между тем с современной точки зрения, напомним, подлинный социализм предполагает господство различных форм коллективной собственности и многоукладную рыночную экономику. Налицо принципиальное расхождение между традиционными представлениями классического марксизма и выводами, полученными на основе анализа действительной эволюции капиталистического способа производства в XX веке.
В связи с этим объективно существующим, но субъективно до сих пор не до конца осознанным обстоятельством, последователям обоих направлений в марксизме уже в начале текущего столетия пришлось решать проблему выбора между требованиями идеологии и здравым смыслом. Коммунисты (они организационно оформились в особое течение в рабочем движении в 1919 г., а до этого представляли собой крайне левое крыло международной социал-демократии), как известно, нередко предпочитали жертвовать здравым смыслом ради соблюдения “чистоты марксистско-ленинского учения”. В аналогичных ситуациях социал-демократы, напротив, руководствовались сугубо прагматическими соображениями, адаптируя теорию к реальной практике, то есть осуществляя ее ревизию, или же совсем отказывались от отдельных ее положений. Однако, как мы увидим в следующих главах, политика лавирования и приспосабливания идеологии к текущей действительности в конечном счете ведет к размыванию идеалов, потере цели и также далеко не всегда соответствует интересам развития общества.
Коммунисты буквально, апологетически и некритически восприняли положение “Критики Готской программы” о социализме как первой, низшей фазе коммунизма и вытекающую из этого необходимость обобществления средств производства в общенародной форме. Более того, в период военного коммунизма большевики предприняли попытку упразднить товарно-денежные отношения и перейти к непосредственному товарообмену между городом и деревней, но потерпели неудачу, и нэп означал поражение подобной политики. Сформировавшаяся в 30-х гг. советская экономическая модель представляла собой наиболее последовательное воплощение марксистской концепции социализма. Она содержала почти полный набор признаков, отличающих вульгарно-коммунистический способ производства – тотальное господство общенародной собственности, недопущение частной собственности и многочисленные ограничения экономической свободы граждан, отсутствие рынка и конкуренции.
С течением времени учение Маркса, в том числе и в вульгарной своей части, было коммунистами догматизировано. Его стали рассматривать в качестве свода непререкаемых истин. Это обстоятельство исключило всякую возможность критического анализа марксистской теории и освобождения ее от вульгаризации.
Социал-демократы избрали другой образ действий. Уже в конце прошлого века выяснилась ошибочность ряда предсказаний Маркса, связанная с неправомерной абсолютизацией им некоторых тенденций развития капитализма. В частности, вывод о прогрессирующем обнищании пролетариата по мере роста капитала, возведенный Марксом в ранг всеобщего закона, оказался верным лишь для современной ему эпохи. Прогноз о повсеместном вытеснении мелкого производства крупным, что рассматривается марксистами как углубление общественного характера производства и проявление тенденции к его концентрации и централизации, также не подтвердился. Процесс роста монополий был постепенно взят под контроль. На место неограниченной конкуренции пришел “организованный капитализм” в лице трестов, синдикатов и картелей, в определенной степени обуздавших стихию и анархию рынка. Периодические экономические кризисы стали возникать реже и проявляться слабее.
Введение в большинстве стран всеобщего избирательного права – главного политического требования рабочего движения со времен I Интернационала – было воспринято многими как начало перехода к сугубо парламентской форме борьбы за социализм. По их мнению, наиболее острые формы классового противостояния остались в прошлом и должны были уступить место борьбе с помощью избирательных бюллетеней.
Основоположники марксизма не назначали сроков для социальной революции, но из всей логики их рассуждений следовало, что крах капитализма в результате катастрофического обострения присущих ему экономических и классовых противоречий – дело если не ближайших лет, то десятилетий. Несколько поколений социал-демократов в конце XIX – начале XX столетия были воспитаны на вере в скорую социалистическую революцию. (Известный радикализм большевиков в период 1917-1920 гг. во многом может быть объяснен именно их святой верой в неизбежность очистительного пожара мировой пролетарской революции в самое ближайшее время). Однако капиталистическое рыночное хозяйство продемонстрировало, особенно после Второй мировой войны, удивительную пластичность, умение приспосабливаться к изменяющимся условиям и способность обеспечивать рост производства. Становилось все более очевидным, что позитивный потенциал частнокапиталистической собственности, вопреки мнению основателей научного социализма, далеко еще не исчерпан. Отсюда следовал важный вывод: возможность дальнейшей эволюции капитализма сохранялась. Перспектива социалистической революции отодвигалась на неопределенное будущее.
В период между двумя мировыми войнами изменения в капиталистическом обществе и способе производства заставляли вождей II Интернационала вносить серьезные коррективы в свою политическую линию. Исповедуемая ими теория требовала полной и безоговорочной ликвидации частной собственности как основы эксплуатации человека человеком, но жизнь была полна свидетельствами адекватности мелкой и средней частной собственности экономическим реалиям. В соответствии с учением Маркса следовало стремиться к полному вытеснению рынка плановым производством и распределением, однако, по мнению многих, лишь конкуренция способна заставить производителей действовать в интересах потребителей, а не только в своих собственных, и обеспечить постоянное обновление оборудования и технологии. Лидеры социал-демократии понимали, что ликвидация – в угоду идеологии – рыночных отношений неизбежно повлечет за собой экономическую катастрофу (как это и произошло в Советской России в период военного коммунизма, но у нас эти меры носили в значительной степени вынужденный характер2). Маркс постулировал неизбежность и необходимость диктатуры пролетариата при переходе к социализму, однако успехи рабочего класса в деле завоевания для себя все больших демократических прав и свобод в условиях буржуазного общества вызвали у правых идеологов II Интернационала отрицательное отношение к любой форме диктатуры. Они полагали, что переход к новому обществу должен быть осуществлен исключительно в процессе постепенных демократических преобразований общества.
