—Я не пойду! — отрезаю поспешно, чем он снова умудрится меня перебить. —Не в том я состоянии, чтобы развлекаться.

—Понимаю, Виолетта, но подумай о том, что нельзя вечно ходить в трауре из-за собственных ошибок, — интонационно особенно выделяет последние слова, и я чувствую заливающий щеки и уши стыд. —Нужно простить себя и дать себе развеяться. У тебя уже глаз не видно…

—Спасибо, Ром, уговорил так уговорил, — выдыхаю с нескрываемой, а у самой нутро скручивает.

Раскачивает. Вот что я чувствую, когда общаюсь с Романом. Качели. Разгон от слов заботы до завуалированных слов унижения — одна секунда. Становится не по себе.

—Да и потом, Ольга Владимировна уже подала списки, — продолжает прохладно, будто бы и не слышал моего упрека.

Да плевать на списки! На бал! На все плевать!

—Это же твой шанс наладить отношения с коллегами в непринужденной атмосфере. Придешь и покажешь им, что ты адекватный человек, можешь даже не танцевать, — с невероятным упорством продолжает уговаривать меня Роман.

—Роман Павлович, спасибо за Вашу заботу, но я не пойду на бал, — смотрю на его профиль, он не поворачивает ко мне лица.

—Смотри сама, Виолетта Александровна. Твой выбор. Но я только о тебе забочусь, — говорит он вкрадчиво. —Ты не слышала, что говорят о тебе на кафедре, — режет меня без ножа.

—Что? — выдаю взволнованно.

—Слово «недобросовестная» — самое мягкое, что мне доводилось слышать…. Не забудь, что еще неделю назаз стоял вопрос о твоем увольнении.

В моем расшатанном состоянии к глазам быстро подступают жгучие слезы. Знали бы коллеги еще и про Вилли — вообще бы распяли. Мне стыдно, очень стыдно, что я не оправдала ответственный статус преподавателя.

—Я пытаюсь донести до тебя, что нельзя сейчас привлекать к себе внимания и отделяться. Случись что, — все подумают на тебя, — поворачивается, глядя мне в глаза.

О чем он вообще? Что еще должно случиться? Вглядываюсь в него. Так странно, он говорит мягко и спокойно, будто с ребенком беседует, но глаза остаются совершенно холодными.

—Так что подумай хорошенько, я всегда поддержу. Это реальный шанс пообщаться в праздничном настроении!

Я сижу и обтекаю, в голове в режиме замедленной съемки мелькают разочарованные лица коллег. С этим действительно нужно что-то делать, — хотя бы в этом Рома прав. Отношения с коллегами, которые и так не слишком задались с самого начала, нужно восстанавливать.

Меня то на собрания не звали, то забывали пригласить на мероприятия, то выговаривали за документацию и внешний вид…. Сейчас так подавно никто не проявляет ко мне сочувствия. Все только замолкают, когда я захожу на кафедру. Обсуждают.

Теперь и подсобки нет, чтобы спрятаться там ото всех. Если так и дальше пойдет, не знаю, сколько я выдержу этот полумолчаливый моббинг.

—Приехали, — Роман комментирует очевидное и как джентльмен выходит, чтобы открыть мне дверь.

Меня окатывает потоком осеннего холода. Влажность просто висит в утреннем воздухе, мгновенно въедаясь в кожу, проникая в самые кости. Несмотря на это, меня будто в жар бросает.

—Бррр, — морщится Роман, подавая мне руку, чтобы преодолеть устланную мелким камнем парковку. —Ну и холодрыга!

Хватаюсь за его руку, выхожу из машины, и мое сердце стопорится.

Вилли.

Стоит поодаль, опершись спиной о свою бэху. Он курит и разъедает взглядом нас с Романом. Встречаемся глазами: выжженная пустота — все, что я вижу. Та самая, как в первый день.

Молюсь, чтобы мне хватило сил провести сегодняшние пары, на которые он, судя по всему, приехал. Отвожу взгляд, инстинктивно отпускаю руку Романа. Пахнет жареным. Нужно уходить отсюда и побыстрее.

Вил еще мгновение фиксируется на моем лице, а затем переводит взгляд на Романа. Он медленно со свойственной ему ленцой отталкивается от машины и направляется к нам, по пути небрежно отбрасывая окурок.

—Доброе утро, Вильгельм, давно не виделись, — с улыбкой и явной издевкой в голосе протягивает Роман.

Несмотря на неспешную походку, Вил явно взбешен, всеми сенсорами чувствую. Вил танком надвигается на нас, беря на зрительный прицел Романа, с чьего лица окончательно сползает его фирменная улыбочка.

Фишер подходит к нему лицом к лицу, как это делают борцы перед боем. Под напором Вила Роман неряшливо пятится назад, но упирается в свою машину.

—Отвернись, — командует мне коротко Вил.

—Не надо! — успеваю выкрикнуть.

Четким движением Фишер хватает его за голову и, разворачивая, с хрустом припечатывает Романа лицом об его машину.

—Доброе, ублюдок!

—Блядь! — стонет Роман, —Ты мне нос сломал!

Струя алой крови стекает по подбородку прямо на его светлое пальто. Не успеваю среагировать, как следом ему прилетает от Вила под дых, и, скрючившись, Лисицын падает на землю.

—Забыл, как удар держать? — зло цедит Вил, нависая над лежачим Романом.

—Вил! Вилли!— пытаюсь собой отгородить бешеного Фишера. —Успокойся, слышишь?!

Меня откровенно трясет, при мне никто никогда раньше не дрался.

—Тебе конец, Фишер, — откашливает позади меня Рома.

На парковке образовалось целое зрелище. Виллу похоже совершенно плевать.

—Роман Павлович, — подлетает к нам кто-то из ребят. —Вы в порядке?

—Жить будет, — равнодушно ухмыляется Вил.

—А ты нет, Фишер, ты сдохнешь! — с несвойственной яростью орёт нам в спину Роман.

Наверное, трудно сохранять самообладание с расквашенной физиономией.

Фишер только сплевывает в сторону, глядя на это жидкое зрелище. Молча хватает меня за запястье и тащит в сторону главного корпуса, все так же не смотря мне в глаза.

—Что за беспредел ты устраиваешь? — шиплю, волочась за ним по коридору и привлекая все больше взглядов. —Отпусти меня!

Стальная хватка только туже смыкается на моей руке, Вильгельм прёт вперед, минуя кабинеты, пока мы не оказывается на пороге деканата.

Глава 35. Вильгельм

Рывком открываю дверь, и заталкиваю Олененка в кабинет.

—Юрий Юрич, можно? — врываюсь к декану.

Дядь Юрик грузно разворачивается на кожанном крутящемся стуле, прикрывая рукой динамик телефона. На подоконнике у приоткрытого окна тлеет сигарета, заполняя никотином все помещение. Он как всегда развалился за внушительным столом из темного дерева, на котором лежит утренняя газета с фоткой полыхающего окна нашего универа на первой полосе.

—Не сейчас, — выдает раздраженно из под усов и жестами показывает мне, чтобы я свалил.

—Алло, да-да, слушаю Вас, тут просто студенты не знают, что стучаться нужно, — выпучивает на меня глаза. —Продолжайте.

Чувствую шевеление за спиной и понимаю, что Виолетта как раз собралась слинять. Не глядя снова хватаю ее пятерней под локоть, возвращая на место. Ее нормально так трясет.

Внаглую подхожу еще ближе к столу.

—Это срочно, дядь Юр! — использую запрещенный прием.

—Не до тебя, Фишер-младший, ей-богу! — цедит мне еле слышно. —Меня журналисты затрахали, ты понимаешь?

—Мы как раз насчет пожара.

Его зрачки наконец-то фиксируются на мне, он без объяснений скидывает звонок.

—Говори!

—Мне нужно на пары, меня здесь вообще быть не должно, — бормочет Виолетта, снова пытаясь сбежать.

—Это моих рук дело, — выдаю.

У дядь Юрика усы дыбом встают. Виолетта замирает в проходе, затем закрывает дверь и возвращается назад.

—Вот, — небрежно кидаю ему на стол ключ от обсерватории, попадаю аккурат на статью. —Это ключ от обсерватории, я через нее в подсобку пробирался. Виолетта Александровна не виновата. Возгорание из-за меня случилось.

Юрич поднимается и опирается руками об стол: —Нахрена, Вильгельм? — хрипит, рассматривая ключ.

—Так вышло, дядь Юр! Вы рейтинги мои видели? Хотел проучить Виолетту Александровну, пару бумажек прижечь, — киваю в сторону тлеющей на подоконнике сигареты, — Но прикол вышел из-под контроля.

Мой правый висок начинает плавиться от того, как Олененок буравит меня взглядом. Наверняка злым и разочарованным, потому что так же на меня уставился и декан. Правда за его реакцию я мало переживаю, — за ним тоже должок имеется.