Стеклышки на сукне лежали неподвижно.

Чудеса закончились. Никаких шевелений, никаких свечений. Галлюцинация капитана Стремнина… О сегодняшнем инциденте, пожалуй, стоит доложить Гаджиеву. Моей компетенции явно недостаточно, чтобы разобраться в странностях, которые здесь творятся. Оклада, кстати, тоже. Пусть Гаджиев связывается с Институтом, пусть вызывает «академиков», пусть они ломают головы над своими игрушками. А у меня другие задачи.

Интересно, наблюдал ли странности Фомин? А люди до него? Если да, то почему не предупредили, сволочи?..

Я поднимался к выходу из бункера, когда черная коробочка на поясе вновь ожила.

– Начальник! – вызывал меня Тарасыч. В его голосе сквозила непонятная истерика. – Начальник! Скорей сюда!

– Что случилось? – ответил я недовольно. Голова все еще была занята свалившимися на нее проблемами.

– Начальник, ты все еще в бункере, японский городовой? Поднимайся скорее! Мама родная, я такого в жизни не видел… – Его слова вдруг перекрыл оглушительный свист, идущий как из рации, так и сквозь проем распахнутой гермодвери. Единственное, что я успел различить, было его: – Че-о-о-орт!!..

Бункер вздрогнул от сильнейшего удара. Снаружи донесся впечатляющий грохот, который мог дать фору закончившейся грозе. Со швов в потолке посыпалась бетонная крошка. От неожиданности я выпустил рацию, она запрыгала вниз по ступенькам, извергая матюги Тарасыча.

Трясущейся рукой я подобрал казенное имущество и выполз из бункера, даже не вспомнив о том, что его нужно запереть. Грохот постепенно спал, и в ушах установилась какая-то неестественная вакуумная тишина.

Лил дождь. Территорию спецхранилища покрывали гигантские лужи. Небо затягивали низкие серые тучи. В одном месте в них словно пробили дыру, и наискось от нее у меня над головой протянулся исполинский столб сизого дыма – такой длинный, что, прослеживая его путь, мне пришлось крутануть головой на сто восемьдесят градусов. Конец столба врезался в лес на другой стороне реки, и оттуда на фоне мутного дождливого неба прямо на моих глазах распускался яркий огненный грибок.

Пропавшие звуки появились и обрушились на меня. Из рации сквозь треск прорвался голос Тарасыча:

– Тарелка е…нулась! НЛО, мать его, в Боровое упало!

До караулки я добрался, до колен перепачкавшись в грязи. На такие мелочи обращать внимание уже не было сил. Лежавший в прихожей Клякса оторвал от лап голову и с интересом посмотрел на меня.

– Что уставился! – буркнул я в сердцах.

Пес высунул язык и задышал, будто услышал от меня что-то приятное. Вот глупое животное.

Тарасыч разглядывал в окно увеличивающийся огненный грибок. Я переступил порог караулки, оставляя на половицах обильные влажные следы. Дед оглянулся на меня.

– Стекло высадило взрывной волной, – виновато сообщил он. Я только сейчас увидел, что бывший портовый связист стоит на осколках, а сквозь оконный проем ветер задувает в караулку капли дождя.

– Одежда сухая найдется? – спросил я.

– Зачем?

– Переодеться мне надо.

Тарасыч некоторое время таращился на меня, не понимая, как я могу говорить о подобных пустяках, когда за окном такое! Но потом рассудок взял верх над изумлением.

– Дяди Сани старая куртка где-то валялась… Кирзачи тоже сейчас посмотрю…

Широкая брезентовая куртка песочного цвета с надписью на спине «Ремстройсервис» была протерта до дыр на сгибах рукавов, воняла рыбой и пылью, но оказалась достаточно крепкой. Дядя Саня, видимо, носил ее, когда был менее крупным, чем сейчас, поэтому куртка пришлась мне впору.

Пока я натягивал стоптанные кирзовые сапоги, Тарасыч взахлеб делился впечатлениями:

– Короче, затопил я печку и стал смотреть в окошко, как молнии играют. Дюже занятно за этим наблюдать, японский городовой. Потом молнии исчезли. Ну, думаю, конец грозе – ан нет! Меж облаков что-то как сверкнет, как треснет. И вываливается из-за них такое… – Он раздвинул руки, пытаясь изобразить размер и форму. – Тарелка, в общем. Большая. Вся серебристая, по фюзеляжу молнии гуляют, позади столб дыма тащится. Я едва не обделался, когда она низенько над нами прошла. Не сразу понял, что не летит, а падает… Ну я сразу за рацию, тебя вызывать. А тарелка тем временем просвистела над складом ГСМ, пересекла речку и ухнула в Боровое. Японский городовой, впервые в жизни такое вижу!

– Странно все это, – сказал я, вытягивая из бычка остатки дыма.

Тарасыч почесал татуировку якоря на плече. Вопросительно посмотрел на меня:

– Что странно? Что молния в тарелку ударила?

– Что тарелка вообще здесь очутилась.

– Где – здесь?

– Именно здесь.

Тарасыч недоверчиво отстранился от меня. Я поднялся с табурета, топнул каблуком, всаживая пятку в задник сапога.

Видневшийся в окне гриб тем временем перестал расти и замер. Росплески клубящегося огня скрылись под периной густой сажи, лишь изредка прорываясь наружу. Над верхушками елей гриб поднялся метров на двадцать, может больше – отсюда хрен разберешь. Но выглядело впечатляюще. Глядя в окно, Тарасыч ерзал на стуле – небось локти кусает, что с ним нет хотя бы захудалого фотоаппарата. Я с ним согласен, не каждый день из караулки наблюдаешь такое представление.

Теперь у меня появилось предположение, более-менее правдоподобно объясняющее сегодняшние странности. Предметы в бункере реагировали не на грозу, а на приближение летающей тарелки. Они «почувствовали» своего технологического родственника и зашевелились. Как железные опилки шевелятся при появлении магнита.

Все почувствовали, за исключением мертвеца и пирамидки.

– Что делать-то, начальник? – растерянно спросил Тарасыч.

Что делать? Этот вопрос меня тоже мучает.

Я достал из кармана рабочий мобильник, который мне передал Фомин, – старенькую обшарпанную «Нокию» с царапиной на дисплее и вываливающейся кнопкой отбоя. Через этот телефон предполагалось поддерживать связь с офисом «Вымпела», ну и так, утрясать проблемы, возникающие при организации охраны. Как раз сейчас у меня возникла одна. В лес за рекой рухнул НЛО, и столб взрыва от него похож на картинку из учебника по оружию массового поражения.

От обилия событий, случившихся за короткий период, я слегка растерялся. Кому звонить? У кого достаточно компетенции, чтобы разобраться в этом вопросе? У милиции? МЧС? А может, дабы не нарушить режим секретности, я должен звонить сразу в Институт? В записной книжке мобильника значилось несколько телефонов Института. Какой из них набрать? И что сказать человеку, который возьмет трубку? Почему меня не проинструктировали, как поступать в подобной ситуации!

Все вопросы оказались бессмысленными. На дисплее горел значок перечеркнутой антенны. Сеть была недоступна.

Здесь и в обычное время загорается две из десяти полосок, а сейчас не было даже их. Трудно сказать, в чем тут дело. Возможно, из-за грозы вышла из строя близлежащая «сота». Возможно, электромагнитный импульс взрыва повредил электронику телефона. А возможно, наши инопланетные гости каким-то образом глушили связь. Насчет последнего – шучу, конечно. Хотя, как известно, в каждой шутке есть доля правды.

Бесполезный мобильник я убрал обратно в карман.

Грибок взрыва за окном превратился в клуб черной пыли, который стал медленно оседать и развеиваться ветром. С момента падения прошло от силы десять минут. Твою неваляху, я все еще не верю, что это происходит на моих глазах!

– У нас дозиметр есть? – поинтересовался я, не сводя глаз с окна.

– Чего? – удивился Тарасыч.

– Дозиметр. Прибор для измерения уровня радиации.

– А на кой он нам сдался?

Я прикусил язык. Чуть не проболтался подчиненному, не имеющему допуска, что некоторые объекты хранения могут излучать радиацию. К счастью, Тарасыч в этот момент не блистал проницательностью. А я вдруг сообразил, что если двадцать лет назад здесь произошло нечто похожее, то дозиметры могут находиться в бункере. Хранятся же в кладовке противорадиационные костюмы!