Таким доказательством мы обязаны очень Осторожному Акселю Рейну и решительному, чтобы не сказать больше, Ове Страндбергу.

Вы помните, как в 1904 году Финзен, умирая, говорил своей жене Ингеборг, что солнечные ванны всего тела будут гораздо действеннее при лечении волчанки, чем освещение только накожных язв, в которых гнездятся дьяволы туберкулеза.

Вы, верно, думаете, что последователь Финзена, Аксель Рейн, немедленно испробовал эту возможность. Когда Финзен умирал, больше сорока процентов больных волчанкой, которые приходили в Институт Финзена полные надежд, уходили оттуда неизлеченными. Может быть, Рейн не прибегнул сразу к солнечным ваннам именно потому, что эти сорок процентов были слишком уже изъедены туберкулезными бациллами, казались совершенно безнадежными. Рейн был женат на сестре Финзена. Он фанатически преклонялся перед памятью этого несчастного человека. И все же Рейн продолжал утверждать, что общие солнечные ванны не смогут помочь этим погибшим людям.

Прошли годы, и предсмертная идея Финзена, наконец, вернулась в Копенгаген по очень странному пути: через Самаден и Лейзэн, из глубины Швейцарии. Наконец-то Рейн узнал о достижениях старого доктора Бернгарда и солнцепоклоннике Ролье, о медленном чуде, которое они творили, облучая осужденных на смерть светом горного солнца.

Но где взять солнце в Копенгагене?

II

Вскоре после этого, если бы вам удалось попасть в некоторые комнаты Финзеновского института, вы бы увидели восемь голых человек, сидевших в голубом ярком свете двух гигантских угольных дуговых ламп. Чтобы защитить глаза от яркого света, Рейн надел на них странные предметы, похожие на абажуры. Он нахлобучил их им на головы, и эти люди сидели, переговариваясь, словно огромные одушевленные лампы, позабывшие одеться. Они все время медленно поворачивались.

Нестерпимо яркий свет отбрасывал их гигантские, уродливые тени на темносиние стены. Это было забавно.

Это было забавно, если только вы не смотрели на лица под абажурами. Они были изорваны, разъедены туберкулезными бациллами, которые гнездились там годами. Это был эксперимент, на который не особенно рассчитывал осторожный и скептичный Аксель Рейн. И кто бы мог рассчитывать? Полчаса, потом час, потом два часа ежедневно просиживали там эти несчастные, и от колдовского света кожа у них краснела, покрывалась пузырями, болела, хотя и не сильно, потом шелушилась, а потом тела их оказывались медно-красного цвета.

Через месяц у них исчезла отравляющая туберкулезная слабость. Они чувствовали, как новая жизнь переливается в их жилах. Могущественные лучи финзеновской дуговой лампы, направленные только на их отвратительно изъязвленные лица, не вызывали у них ни малейшего ощущения общего подъема сил. Эти люди - арьергард страдающих волчанкой; они принадлежали к тем сорока процентам, которым не помогало местное лечение Финзена. Но когда они, загоревшие и таинственным образом окрепшие после ванн искусственного солнечного света, подвергались этому лечению, язвы на их лицах начинали быстро заживать. Это было почти неправдоподобно.

III

Но вот Эрнст, ассистент Акселя Рейна, добился еще большего успеха. Он делал ванны из света дуговых ламп больным еще более тяжелой формой туберкулеза, у которых микробы разъедали не кожу, а суставы, позвоночник, кости... Результаты этого лечения были не хуже, чем у Ролье, применявшего естественное горное солнце.

Но что делать с ужаснейшей из болезней, вызываемых туберкулезными бациллами? Что делать с чахоткой? В борьбе с серьезными, поздними стадиями этой болезни даже солнце Ролье казалось бессильным, и его приходилось применять с чрезвычайной осмотрительностью. Что побудило Ове Страндберга испробовать действие световых ванн от дуговой лампы на чахоточных в случаях не только серьезных, но и безнадежных?

В первые дни опытов Рейна с ваннами из света от дуговых угольных ламп Страндберг был начинающим врачом, большеглазым и неопытным, по горловым болезням... Он был практиком, преимущественно хирургом, и ничего не знал о таинственных химических процессах, возбуждаемых естественным и искусственным солнечным светом в больных человеческих организмах; наивным датчанином, почти не возмужавшим с тех пор, как в детстве, страдая хронической болезнью уха, он решил стать врачом по ушным и горловым болезням. Но вот Страндберг пристает к Рейну и изводит известных копенгагенских специалистов по туберкулезу, требуя, чтобы ему позволили лечить световыми ваннами чахоточных на последних стадиях болезни, больных, чей смертный час уже почти что пробил. Это было не только нелепо, но и преступно. Это значило ускорить неизбежную смерть.

IV

Еще в 1908 году, в первые дни своего студенчества, Страндберг был поражен неизлечимостью горлового туберкулеза. В большой провинциальной больнице, где он начал тогда работать, было особое отделение для больных туберкулезом легких и горла... «В то время туберкулез горла считался последней стадией туберкулеза легких», - рассказывал Страндберг.

В этом отделении царило отчаяние. Там лежали больные в последних стадиях чахотки, и многие из них не могли ни говорить, ни глотать из-за мучительных болей в горле. Может быть, главные врачи больницы не применяли к этим несчастным последних достижений медицины. И Страндберг начал ночи напролет просиживать за книгами, изучая все, что было написано о туберкулезе горла. Нет, врачи не были виноваты.

«Все возможное было испробовано, но болезнь оставалась неизлечимой», - рассказывал мне Страндберг.

Вот, наконец, новоиспечённый специалист по уху, горлу, носу - Ове Страндберг - появился в Финзеновском институте. Он должен был оперировать и подвергать местному облучению финзеновскими дуговыми лампами поврежденные туберкулезом и другими болезнями рты, уши и носы. Он разработал метод лечения волчанки, развивающейся на слизистых оболочках носа, и великолепно научился лечить таких больных. Но все время ему не давала покоя последняя, почти неизлечимая стадия туберкулеза горла, когда больные начинают говорить зловещим шопотом. Он пробовал операции, различные лекарства. Он пробовал все. Он прочел появившуюся тогда книгу о туберкулезе горла, превосходную книгу, написанную знаменитым шведом Арнольдсеном. Кончалась эта книга невесело: Арнольдсен утверждал, что путем операции можно вылечить около четырех процентов больных туберкулезом горла; остальные девяносто шесть процентов неизбежно погибают.

Арнольдсен писал, что борьба с этой страшной болезнью шла бы гораздо успешнее, если бы врачи организовали специальные санатории исключительно для больных туберкулезом горла. На собрании копенгагенских врачей Страндберг предложил создать такой санаторий. Если бы речь шла не о такой трагической болезни, то собравшиеся на заседании почтенные профессора просто осмеяли бы его. Но они сохранили серьезность и только осыпали его градом возражений. Это предложение было нелепо, несбыточно, оно было... жестоко.

На дверях такого санатория вы должны будете написать: «Оставь надежду, сюда входящий». А если вы этого не напишете, все равно несчастные, входящие туда, будут читать эту надпись на всех стенах, написанную невидимыми буквами...

Ове Страндберг пробовал все. Как раз в то время Аксель Рейн получил первые удачные результаты от общих световых ванн. После таких ванн у его изуродованных волчанкой пациентов улучшалось общее состояние, возрастало сопротивление организма. А Эрнст вымывал этим же светом дуговых ламп туберкулезные бациллы из суставов и костей больных костным туберкулезом.

Страндберг хотел испробовать эти ванны на безнадежных, шепчущих больных, у которых на выздоровление было всего четыре шанса из ста...

Он хотел подвергать тела этих обреченных людей действию устрашающей энергии лучей пылающего угольного кратера. Это было безумие, хуже чем безумие. Это было... Что ж, может быть, мы не должны называть это убийством. Во всяком случае, на это не решался сам Ролье, пророк лечения солнцем, хотя он пользовался настоящим солнцем, которое, наверное, лучше любого искусственного, построенного человеком. Ролье не решался лечить солнечными ваннами больных, лихорадящих, с активным легочным туберкулезом. На основании не описанного им, но мрачного опыта, Ролье безусловно воспрещал солнечные ванны таким тяжелым больным.