С каждым годом результаты этого эксперимента становились все более блестящими. Вот уже 1930 год - восемь лет прошло, и все же ни одного случая возврата болезни у прошедших полный курс лечения. Не появляются даже и сомнительные признаки болезни, которые можно было бы обнаружить с помощью чувствительных реакций крови или спинномозговой жидкости.

И все же мы должны быть осторожны в предсказаниях будущего. Сифилис - самая упорная, самая продолжительная из всех человеческих болезней.

Но каждый уходящий год, в течение которого все эти люди оставались здоровыми, подчеркивает необычайное действие метода Кирле.

Длинная палка Вагнер-Яурега задела газовый кран. Зажегся свет... Старик, больше не кажется призраком. Его рассказ не был сказкой. Самое главное: «Ни один из всех этих людей не попал в психиатрическую лечебницу с диагнозом прогрессивного паралича».

IX

Но увы... Метод Кирле позволяет надеяться на разрушение, истребление, на полное изгнание бледного чудовища из организма, находящегося на ранней стадии заболевания; делает это в несколько месяцев, избавляя больных от многолетней мучительной тревоги и неуверенности, с огромной экономией денег и времени, не подвергая их опасности длительного отравления громадными дозами мышьяка, необходимыми при повторных лечениях.

Но как заставить миллионы больных, находящихся на ранних, не очень мучительных, стадиях болезни пойти в больницу, подвергнуться пытке свирепого озноба и жара малярии? Как убедить всех лечащих врачей в том, что это действительно необходимо? А если они и убедятся, как-практически - смогут они сохранять малярийных плазмодиев в пригодном для заражения виде, если известно, что культуру малярийных плазмодиев нельзя получить в пробирке, как это делают с другими микробами? Получить их живыми можно только непосредственно из крови больного малярией человека... Увы! Это утопия.

Но вот инженер-физик Уиллис Р. Уитней пришел на помощь Вагнер-Яурегу и Кирле..., а может быть и всем этим страдающим миллионам. Может быть.

Уитней работал в Нью-Йорке в Скенектэди-он был директором исследовательской лаборатории General Electric Co. В одной из комнат этой лаборатории наблюдались какие-то странные явления. Там стоял мощный коротковолновой радиопередатчик, состоявший из электронных ламп и всяких других электрических приборов, необходимых для передачи в Австралию или Аляску последних известий, болтовни политиков, дегенеративного грохота джаз-оркестров, идиотского щебетания модных куплетистов.

Как только инженеры, сотрудники Уитнея, оказывались в зоне действия этого огромного радиочудовища, они начинали себя плохо чувствовать. Когда они включали его, - раздавалось тихое жужжание, и они сразу чувствовали жар, и им становилось не по себе. Имейте в виду, что для этого им вовсе не надо было находиться в контакте с высокочастотной машиной или каким-нибудь другим электрическим прибором. Для того, чтобы почувствовать настоящую лихорадку, было вполне достаточно просто стоять в этой комнате, когда там раздавалось тихое жужжание. Уитней сунул в рот одному из инженеров медицинский термометр и включил передатчик. Через пятнадцать минут температура инженера поднялась выше 38° С. В комнате было совсем не жарко, и только что-то жужжало, не так уж громко. Для того, чтобы обнаружить страшную, невидимую энергию, испускаемую передатчиком, достаточно было поднести неоновую лампу к его антенне - и газ, наполнявший эту лампу, начинал красиво светиться синим и красным пламенем. Это было очень забавно.

Вы можете сказать, что Уитнею, - который не был ни врачом, ни биологом, - не было никакого дела до этого повышения температуры у инженера. Но вот он раздобыл меньший коротковолновой передатчик, - мощность его составляла всего 750 ватт, вместо 20 киловатт большого передатчика, Он излучал энергию не через антенну, а при посредстве двух параллельных металлических пластин. Между этими двумя пластинами в электромагнитное поле маленького передатчика можно смело вдвинуть руку - вы ничего не почувствуете. Если поместить туда маленькую пробирку с чистой водой,- тоже ничего не случится. Но если воду в пробирке превратить в проводник электричества, прибавив к ней немного соли, - невидимая энергия вскипятит воду.

В пробирку с чистой водой Уитней посадил головастика, поместил пробирку между этими металлическими пластинами и включил передатчик. Раздалось тихое жужжание, и через несколько секунд головастик заволновался, потом нагрелся и потом, увы, - погиб. Воздух между пластинами не нагрелся, вода в пробирке оставалась холодной, и только головастику стало слишком жарко, и он не выжил. Чудеса. Уитней, - который в конце концов, не был биологом, а просто очень любознательным инженером, - пригласил к себе очень дельного и сведущего физиолога, Елену Хосмер. Что происходит внутри животных, когда энергия коротковолнового передатчика проходит через их тела?

Хосмер посадила в большой батарейный стакан белую крысу, включила ток, и хотя воздух в банке оставался холодным, температура у крысы поднималась на один градус в минуту, пока от внутреннего жара у нее не покрылись волдырями уши и не одеревянели лапы.

Вот на что стоило обратить внимание: если пластины раздвинуть на определенное расстояние и регулировать частоту колебаний коротковолнового передатчика, а следовательно и количество энергии, проходящее через тело помещенного между пластинами животного, то можно сообщать ему довольно высокую температуру и поддерживать ее постоянной в течение любого времени, не причиняя животному никакого вреда.

Уитней, - всего только инженер, не имеющий никакого права разгадывать медицинские тайны, - понял значение этого факта. Вот лихорадка, поддающаяся регулировке, лихорадка, вызываемая не впрыскиваниями опасного туберкулина и не заражением болезнетворными микробами (операции, после которых всегда приходится молиться, чтобы все обошлось благополучно...).

Нет, эта лихорадка возбуждалась поворотом выключателя и регулировалась амперметром.

Уитней имел одно преимущество перед Вагнер-Яурегом. Ему не пришлось, как этому старому еретику, потратить всю жизнь на преодоление четырехтысячелетнего убеждения медицины, что лихорадка per se (сама по себе) зловредна. Уитней из газет узнал о замечательном лечении Вагнера-Яурега, спасшего обреченных на прогрессивный паралич людей прививками малярии. В простоте душевной и не будучи слишком осведомлен в сложной науке, выросшей вокруг простого открытия Вагнер-Яурега, Уитней прямо пришел к заключению, что все действие малярии заключается в нагревании организма.

Даже Вагнер-Яурег не был совсем уверен, что только в этом все дело. И в самом деле, у этого осторожного, не занимавшегося теориями исследователя создалось впечатление, будто не только повышение температуры возвращало рассудок его больным. Если бы Уитней заглянул в «Историю медицины» Гаррисона, он нашел бы там большое число статей о повышенной температуре. Если бы он прочел эти статьи, то узнал бы, что повышенная температура - вещь чрезвычайно опасная, и что врачи должны всячески стараться ее понизить.

Но Уитней мало беспокоился о старых догматах медицины и о современных научных соображениях, а из метода Вагнер-Яурега, - лечения прогрессивного паралича малярией, - вынес твердое убеждение, что высокая температура является одним из естественных способов борьбы организма со смертью.

Теперь дело пошло быстро, как и вообще все в этих лабораториях, которые профессора с несколько академическим высокомерием называют «промышленными». В медицинском Албани-Коллэдже появился Чарльз М. Карпентер - тот самый молодой доктор (коров, лошадей и философии), который помог Алисе Ивэнс победить мальтийскую лихорадку. В лаборатории он развел целые стада кроликов - бельгийских зайцев, красных новозеландцев, фламандских великанов и альбиносов. Из лаборатории General Electric Co, расположенной по соседству, принесли высокочастотный коротковолновой радиопередатчик- ту самую машину, от которой можно было получить электрическую лихорадку любой температуры.