- Вся эта история причинила мне только неприятности, - говорил Шаудин.

Слава его росла. Со всего света неслись подтверждения его открытия. Мечников нашел спирохету у обезьян, которым он привил экспериментальный сифилис. Она была обнаружена в органах мертворожденных детей, матери которых, сами того не подозревая, были заражены сифилисом. В октябре существовало уже не меньше ста научных работ, полностью подтверждавших открытие Шаудина.

Но это уже больше не был веселый Фриц - он очень подался и похудел, а ведь ему едва исполнилось 35 лет. Он ненавидел свою работу в министерстве здравоохранения, хотя директор Келер делал все возможное, чтобы вернуть его.

Тем временем постепенно выяснилось огромное практическое значение открытия Шаудина. Австриец Ландштейнер придумал замечательно простой способ находить под микроскопом бледных спирохет. Он смотрел их в так называемом темном поле, то-есть освещал препарат не снизу, как обычно, а сбоку. При таком освещении спирохеты выделяются светлыми тенями на темном фоне. Совсем как пылинки в темной комнате, освещенной солнечным лучом, проходящим через щель в ставнях.

В таком темном поле каждый врач мог обнаружить бледное чудовище у встревоженных пациентов, которых нечистая совесть ведет к врачу уже при малейших признаках нездоровья. При таком освещении спирохеты были ясно видны, - красивые, серебряные, туго закрученные спирали, которые шныряли, вертелись, плясали на темном фоне. Ошибиться было невозможно, если вы хоть раз видели их.

Мечников пришел в неистовство, когда Гимза показал ему этих серебряных демонов, резвящихся на темном фоне.

- Я никогда не думал, что сифилис может давать такие великолепные фейерверки, - воскликнул, смеясь, знаменитый русский ученый.

Шаудин перевез жену и троих детей в Гамбург. Там, в этом старом ганзейском городе, он получил чисто теоретическую работу в Тропическом институте. И семья его была превосходно устроена. Если бы только он себя немного лучше чувствовал!

Где-то в глубине зрела болезнь и мучила его. - «Может быть, мне полегчает на конгрессе в Лиссабоне» - подумал он и поехал в Лиссабон уже тяжело больным.

Теперь уже ученые всего мира увидели, что, в конце концов, здесь была какая-то реальная надежда победить сифилис. Ведь уже можно было поймать возбудителя сифилиса, рассмотреть его, изучить его.

Австриец Ландштейнер - тот самый, который придумал способ наблюдать спирохет в темном поле, показал,- что могло быть более обнадеживающим?-как необычайно хрупок этот бледный дьявол. Стоило поднять температуру окружающей среды немного выше нормальной температуры человеческого тела, хотя бы только до температуры сильной лихорадки, и бледные пробочники начинали вертеться все быстрее и быстрее и потом погибали самым жалким образом.

Шаудин стал знаменитостью. Англичане предлагали ему кафедру. Он думал, что поездка в Лиссабон поможет ему и уменьшит мучившие его боли.

Теперь, когда возбудитель сифилиса был уже установлен, многие исследователи приходили к заключению, что эта страшнейшая из болезней не так уже непобедима. Рошер показал, что если в первичный очаг сифилиса направить струю горячего воздуха, спирохеты свернутся, исчезнут и погибнут... Конечно, это не вылечит человека. Уже было известно, с какой быстротой эти дьяволы просверливали свой путь сквозь все тело и оказывались на большом расстоянии от места их появления в организме. Но все-таки... Если даже такое незначительное нагревание губит их...

В Лиссабоне Шаудина все чествовали, но в Гамбург он вернулся с ещё худшим самочувствием.

Не прошло и года с тех пор, как он сделал свое открытие, и весь медицинский мир прославлял его. А он уже серьезно волновался за будущее жены и детей. Он, видите ли, всегда был слишком занят для того, чтобы обеспечить их. На обратном пути из Лиссабона его пришлось оперировать на пароходе. Он уже давно не был веселым гигантом...

Поразительно! Один исследователь за другим обнаруживали необычайную хрупкость спирохет. Их убивали даже самые слабые дезинфицирующие средства, легкое подсушивание, неосторожное нагревание. Этого было достаточно, чтобы изменить обычную точку зрения на эту, все еще неудобопроизносимую, болезнь. Теперь уже было совершенно ясно, что, если бы эти призрачные пробочники Шаудина не были такими хрупкими, сифилис был бы всеобщей болезнью, вроде туберкулеза, и передавался бы не только при интимном контакте с зараженным человеком.

В действительности, как сказал Джон Стокс, - не волей божественной мудрости и не происками дьявольской злобы сифилис стал тяжелой карой за разврат.

«Это простая биологическая случайность, имеющая для науки значение не большее, чем свойство картофеля расти на песчаной почве».

Шаудина прямо с парохода перевезли в Эннендорфскую больницу, где, его снова оперировали и где он умер тридцати пяти лет от роду.

Его жена и дети остались без гроша, но имя его еще волновало весь мир, и в некотором смысле для него (если уж ему суждено было умереть молодым) удачей было то, что он умер так скоро после своего открытия. Была устроена, большая подписка, - вроде складчин в пользу семей неимущих актеров, - и это был посмертный триумф Шаудина: собрали 87 710 марок 96 пфеннигов.

Повсюду появлялись новые надежды. Во Франкфурте на Майне веселый Пауль Эрлих заканчивал свои эксперименты. Он кричал на служителей, ссорился со своим ассистентом японцем Хата, заставлял химиков работать над все более сложными препаратами мышьяка. Он решил одним ударом прикончить бледную спирохету Шаудина.

Конечно, Шаудин сделал очень много, сделал все, что мог, - ведь он был всего лишь протистологом, - в этой битве со смертью. Но в общем все это получилось очень странно, нелепо. Если бы Шаудин, занимаясь своей неправильной теорией о превращении малярийных плазмодиев в трипанозомы и спирохеты, не наловчился различать спирохеты в желудках москитов, то...

Но что нам за дело до этой ошибочной теории? Разве когда-нибудь сражающиеся с сифилисом врачи забудут имя Фрица Шаудина?

Жюль Борде был таким же типичным маленьким представителем романской расы, каким могучим германцем был Фриц Шаудин. Слава Борде огромна в бактериологических кругах, но миллионы страдальцев, которым он дал возможность защищаться от смертельного удара бледной спирохеты Шаудина, не знают его имени.

Это не удивительно, потому что в этом маленьком голубоглазом бельгийце есть что-то слишком точное, сдержанное, отвлеченное, что препятствует популярности даже среди ученых. В сущности, именно реакция крови по Борде дала плоть и кровь замечательному открытию Шаудина, превратив его в реальное спасение для тех миллионов, в телах у которых гнездится это бледное чудовище.

Прежде чем окончательно затихли приветственные клики по поводу открытия Шаудина, всем борцам с этой ужасной болезнью было ясно, что борьба еще далеко не окончена. Микроб, открытый знаменитым немцем, был бледен и слаб. В самом начале болезни было очень легко увидеть спиральных дьяволов, мелькавших серебряными искрами на черном фоне, в темном поле зрения микроскопа. В начале болезни...

Но потом эта проклятая болезнь на некоторое время затихает, засыпает предательским сном. Через несколько месяцев после заболевания бледная спирохета перестает размножаться. После того, как проходит первая сыпь, даже зоркий взгляд такого мастера, как Фриц Шаудин, не мог бы обнаружить ни одной спирохеты. И в то же время его подручный Эрих Гофман, или любой другой специалист по сифилису, мог заверить Шаудина в том, что у многих, у большинства этих больных бледное чудовище несомненно таится в теле, выжидая... Даже у тех, которые считали себя выздоровевшими. Джон Стокс, обладавший замечательным даром слова, сказал, что болезнь эта движется, как айсберг, на девять десятых скрытый под водой. Призрачный пробочник Шаудина своим поведением резко отличается от всех остальных истязающих человечество микробов. Он наименее опасен в самом начале болезни, когда пробирается сквозь тело своей жертвы. Но позже, иногда через несколько лет, когда число этих носителей болезни настолько уменьшалось, что даже Шаудин не мог бы их отыскать, эти уцелевшие убийцы иногда пробуждаются со свирепостью не только страшной, но и смертоносной.