Это фото она тоже удалила, но прежде скопировала себя на телефон.

Фраза «Вся жизнь промелькнула перед глазами» – невероятно фальшивая. Когда Иван Калмыков оказался на волосок от гибели, у него перед глазами мелькали початые бутылки виски, пакеты из-под чипсов, губка для обуви и собственные безвольно болтавшиеся руки. Даже захоти Иван вспомнить все поворотные моменты своей недолгой 21-летней жизни, затуманенный алкоголем мозг не смог бы их воспроизвести. Мешали попеременно мелькавшие за окном машины асфальт, дома и звездное небо. Виски буравил мощный бит из сабвуфера и счастливый визг однокурсника Лазарева – наверное, думал, что сам пустил машину в такой крутой занос. Мощный удар головой о спинку переднего сидения окончательно лишил Ивана возможности увидеть фрагменты прошлого.

Очнулся он, сидя на мокром асфальте, прислоненный к металлическому бордюру. Прутья больно упирались в спину. Иван попытался сменить положение, и боль скрутила все мышцы. Голова трещала, а ноги, руки, ребра и, похоже, все внутренности адски ныли.

– Тихо, тихо, не рыпайся, – рыкнул кто-то у самого уха и больно схватил за подбородок, повернув голову к желтому свету уличного фонаря.

Иван смог рассмотреть медбрата. Тот грубо выдергивал из его щеки осколки стекла.

– Болит где? Встать можешь? Идти? – медик оглядел Ивана еще раз.

– Не знаю, – честно признался он и для проверки попытался встать.

На удивление ему это удалось, хотя голова закружилась, и пришлось вновь опереться на ограду. Медик, видимо, решил, что его помощь тут больше не нужна, и отошел. Теперь Иван смог оглядеться.

Черный Рендж Ровер Лазарева лежал на крыше. Автомобиль врезался в столб в паре метров от трехэтажного особняка девятнадцатого века. Наверняка, памятника архитектуры, в котором жил какой-нибудь Грибоедов. В центре Питера только такие дома. Рядом стояла скорая, медики грузили кого-то внутрь. Сам Лазарев сидел на поребрике с залитым кровью лицом и безостановочно прикладывался к уцелевшей бутылке. По ее стеклу пробежал синий блик. Иван повернул голову.

С другой стороны от внедорожника была машина ГИБДД с включенными мигалками. Один сотрудник заполнял бумаги, сверяясь с карточкой прав в руках. Второй, нахмурившись, разговаривал со стоявшим спиной тучным высоким мужчиной в военной форме.

– Зараза, – процедил Иван сквозь зубы.

Эти плечи и затылок он никогда не спутает. Нечего было и думать, что ему не доложат. Ночь была очень теплой для начала мая, но Ивана пробрала дрожь. Мужчина тем временем повернулся и двинулся к нему. Следом с понурой головой шла миниатюрная женщина.

– Что, очухался? – не спросил, а крикнул мужчина.

– Привет, пап, – Иван притворился, что устало трет глаза, лишь бы не встречаться взглядом с отцом.

– Рот закрыл! – еще больше повысил голос мужчина и подошел вплотную. – Ты своей пустой башкой вообще думаешь? Позоришь меня! Шайка идиотов! Что, хочешь, чтобы завтра во всех газетах было: «Сыновья полковника и замгубернатора устроили пьяные гонки в центре Питера»? Хорошо, еще, что не угробили никого! Вовек не отбрехаться бы.

Пока отец прервал тираду, чтобы перевести дыхание, Иван взглянул на мать. Та лишь грустно покачала головой.

– Дружка твоего, – мужчина ткнул большим пальцем себе за спину, – сейчас в отделение повезут, и за аварию, и за пьяное вождение. На ногах-то не стоит, а за руль полез! Мозгов то у вас совсем нет, а?

– Я совсем чуть-чуть, – попытался вставить Иван.

– Посмотрите, какие правильные, – не унимался отец. – Мне что, спасибо тебе за это сказать?

– Гриша, давай поедем уже, – мать Ивана тронула мужа за локоть, пытаясь успокоить и привела единственный действенный аргумент. – Люди смотрят.

На тротуарах действительно кучковалась молодежь – до сессии было далеко, погода шептала, вот студенты и гуляли до полуночи и дальше. Мужчина засопел, словно выпуская пар, не говоря ни слова, развернулся и зашагал прочь.

– А можно? – Иван оттолкнулся от перил и неуверенно обратился к матери.

– Ты же на пассажирском сидел. Тут водитель отвечать будет, – женщина бросила быстрый взгляд на Лазарева и пошла за мужем.

Иван медленно побрел за ними. Машина отца стояла за поворотом. Он с трудом забрался на заднее сиденье и откинулся на спинку. Отец завел мотор и сразу рванул с места. Несколько минут ехали молча.

– И что б ты знал! – гнев отца снова прорвался. – Если ты в тюрьму угодишь из-за дурости своей, я тебе отмазывать не буду. Много чести! Может хоть ума-разума наберешься. Понял меня?

Мужчина обернулся и грозно глянул на сына.

– Понял-понял, – промямлил Иван.

Отец снова повернулся к дороге, стал набирать в грудь воздух для нового словесного залпа, как вдруг сдулся.

– Черт, бензин… – и без поворотника перестроился на два ряда правее, чтобы свернуть к заправке.

«А сам-то как водит! Мастер-классы по безбашенной езде может давать», – зло подумал Иван.

– Вот еще, что. Там двое, что еще с вами в машине были, слиняли. Этот бы тоже свалил, да на ногах не стоял. А так бы кинули тебя одного за всех отдуваться. Вот какие у тебя товарищи, – бросил отец. Он остановился у бензоколонки и вышел.

– Да не товарищи они мне, – смелости ответить хватило только, когда водительская дверь захлопнулась.

Мать обернулась с переднего сиденья. Она тоже сердилась, но не так, как отец. Просто смотрела на сына с беспокойством, грустью и разочарованием. Иван отвел глаза.

– Что же ты тогда с ними был, а потом ездил и пил?

– Позвали в гости. Там все пили.

Мать глубоко вздохнула.

– Давай-давай, скажи «А если все начнут с пятого этажа прыгать…», – теперь взорвался Иван.

Мать вздохнула еще раз и молча отвернулась. Иван поморщился от злобы и стыда. Тут вернулся отец. Он читал Ивану мораль еще 20 минут, пока они ехали. В полпервого ночи машина остановилась перед новостройкой, где родители пару лет назад купили Ивану квартиру.

– До дома дойдешь или опять во что-то вляпаешься? – буркнул отец.

– Дойду, – Иван поспешно открыл дверь. Ему совсем не хотелось, чтобы отец с матерью поднимались к нему, видели бардак и ругали его еще и за это.

Он выбрался из автомобиля, помахал рукой и взглядом проводил огни фар. Когда мотор затих вдалеке, Иван нетвердым шагом двинулся к подъезду, там прижался лбом к холодной металлической панели и вызвал лифт, поднялся на свой этаж и, наконец, ввалился в квартиру. Не раздеваясь, рухнул на кровать. Под ним оказались скомканные джинсы и пульт от телевизора, но шевелиться и доставать их было лень.

Голова кружилась, желудок неприятно ворочался, Иван ужасно устал, но понимал, что заснуть вряд ли удастся. Он все еще был в шоке. Когда закрывал глаза, снова видел салон машины, за окнами которого бешенной скоростью вертелся городской пейзаж. Черт, он ведь мог и погибнуть. Отец прав, было бы тупо. Конечно, он не был святым, но до такой дичи раньше не доходил. А все потому, что его раньше и не звали в эту безумную компанию. И Иван, и Лазарев в универе появлялись редко, пересекались еще реже. А когда это случалось, общаться им было особо не о чем. Но сегодня сын замгубернатора отмечал день рождения и великодушно позвал всю группу. Ну, а там понеслось.

Иван поморщился от воспоминаний о выпитом алкоголе. Он повернул голову и взглянул на прикроватную тумбочку, там валялось несколько книг. Может, почитать чего-нибудь, чтобы успокоиться? Взгляд побежал по названиям: «Час презренья», «Дюна», «Гиперион», «Буря мечей», «Башни Полуночи», «Соломон Кейн».

«Понятно, почему меня не зовут тусить. Я же нерд», – со вздохом подумал Иван и вытянул «Бурю мечей» – по крайней мере, Мартин сейчас в тренде.

Через полчаса, наполненных братьями Дозора, Белыми ходоками, интригами и драконами, Иван все-таки провалился в сон.

Неприятный сон. Один из тех, которых больше всего боишься, а оказавшись в котором, не можешь ни пошевелиться, ни слова сказать. Он стоял абсолютно голый перед толпой людей.