Был август, но погода на острове напоминала осеннюю. Капал редкий дождь, порывы ветра с океана подхватывали крупинки воды, орошая ими куртки, бросая в лицо. Позже Натка поняла, что в этом месте ветрено всегда. Не было ни дня с момента ее приезда, когда бы ей не приходилось топать против невидимого полотна, окутывавшего и тянувшего за собой. Солнце появлялось обычно только на закате, рассекая желтой нитью полоску воды, превращая воду и волны в бархатистые силуэты. И тем страннее было вчерашнее явление столпа света. Натка оглянулась, вспоминая, где она видела его вчера. Но глухую пелену тумана, покрывавшую каменный исполин, сейчас ничего не нарушало. Травяной луг просто растворялся вдали, переходя в рваную белую пенку, а где-то за ней виднелись очертания холмов и скал.

– Ты уже проснулась, – услышала она жизнерадостный голос.

Рядом с ней стоял Гумилев. Наверно, он стоял за домом, а пока она оглядывалась, незаметно подошел.

– Пойдем тогда завтрак есть, – сказал он, приглашая обратно в домик.

– А что это там варится? – спросила Натка.

– Все, что можно здесь найти. В кастрюле борщевик, на столе морская капуста. Сделаем салат.

– Борщевик? Он же ядовитый.

– Это смотря какой. У нас в кастрюле сибирский, он как капуста.

Из-за стены дома вышла Мишка. Она процедила с холодным выражением лица:

– Я тоже терпеть не могу это есть.

– А ты чего привередничаешь? Вечером приплывет Зорин, наешься до отвала.

– Да я съем. Просто говорю, что не люблю.

– Зорин приплывает вечером? – уцепилась Натка за слова биолога.

– Должен, – он пожал плечами, – Им от Камчатска сюда три дня плыть, но они еще делали крюк. Так что должны быть вечером. Я тоже на них рассчитываю – у них все оборудование, не только еда. Без генератора особо не поработаешь в этих потемках. А ты чего с ними не поплыла? Он говорил о тебе, я думал возьмет на борт.

Натка рассказала, как она опоздала на корабль и вынуждена была лететь в Никольское «кукурузником».

– Вот оно что, – пробормотал Гумилев, – Тогда тебе тоже ждать его остается. Как никак, он твой начальник. Ты же за китами наблюдать приехала?

Это была ее «официальная» причина приезда на Командорские. Конечно, в качестве волонтера она должна была делать все, о чем ее попросят, но она уговорила взять ее под крыло Владимира Зорина, занимавшегося косатками и китами. Она не могла выложить сразу, что ищет айлатку, полумифическое существо. Ее бы подняли на смех. Нужно было попасть на Безымянный под другой причиной, а по телефону ей удалось выведать, что сюда плывет экспедиция Зорина. Но вот по какой причине здесь Гумилев? О нем она даже не слышала. Можно ли ему рассказать про айлатку? Он, как биолог, должен знать, как найти это редкое создание. А может, он ее уже видел. Эта мысль слегка огорчила Натку, ведь тогда честь первооткрывателя переходила ему, оставляя ее отца в безвестности. Она решила окольным путем выведать, что он тут делает.

– Да, за китами, – сказала она, – Вы тоже?

Он засмеялся. Гумилев был уже в возрасте, Натка дала бы ему около 50 или даже 60 лет. Морщины на лице выглядели как дряблая китовая кожа, а крупная родинка над губой напоминала прицепившийся полип. Сам биолог был человеком тучным, но только у основания. Относительно обычная грудь переходила в округлый живот, словно тело его было посажено в огромную бочку.

– Вы там долго стоять будете? – послышалось из дверного проема бурчание Мишки, – Вода вся почти выкипела.

Локон золотистых волос выпадал из темноты под лучи редкого солнца. Натка вдруг подумала, какие у девочки красивые вьющиеся волосы, и она всегда хотела себе такие же. У нее-то были редкие, сухие и ломкие. Даже не завьешь особо. Наверно, мать Мишки была очень красивой женщиной. Если задуматься, было довольно странно – биолог тащит свою маленькую дочь на далекий остров, где они живут вдвоем без света и нормальной еды. «И куда только ее мать смотрит?» подумала Натка.

Вместе с биологом она вошла внутрь. Мишка, словно хозяйка домика, уже раскладывала вязкую кашицу, бывшую листьями борщевика, по мискам. Туда же она щедро насыпала ламинарии из второй кастрюли. Подтащив табуретки к столу, она уселась первой и взяла вилку в правую руку. Но есть пока не стала: посмотрела на отца, словно ожидая приказа начать.

– Ну что ж, приятного всем аппетита, – прокряхтел Гумилев. Он уселся на табурет с некоторыми сложностями: из-за крупного живота ему пришлось чуть выставить в стороны руки, а во время приземления ухватиться за стол. Натка сидела перед своей миской, откуда валил пар и несло йодом с примесью не то вареного щавля, не то капусты, и раздумывала, насколько сильно она голодна.

– У вас есть соль? – спросила она.

Мишка понимающе кивнула и пошла к небольшой тумбочке.

– Так вот, отвечая на твой прошлый вопрос, – сказал Гумилев Натке, – Нет, китами я не занимаюсь. Приплыл сюда не за ними.

«А ради чего тогда?» спросила мысленно Натка. Сердце ее странно скакнуло, на миг унеслось вперед, а затем вернулось в привычный ритм. Она поняла, что предвкушает от него определенный ответ. Мишка тем временем принесла соль и поставила покрытую сажей солонку прямо перед ее миской.

– Ого, как тебе Мишка услуживает, – удивился Гумилев, – Она вообще нелюдимая у меня. Как куда-нибудь придем, она обычно сама по себе, не разговаривает ни с кем. И уж точно соль не носит.

Под золотом волосом словно набух огромный помидор. Мишка отвернулась в сторону и стала вертеть вилкой в руке. Натка поняла, что слова отца ей совсем не по нраву. Гумилев же продолжал:

– Это я виноват. Никогда не думал, что детей заведу. А потом встретил одну женщину тут, на Командорских. Гидрологом была, ненадолго приехала над проектом работать. Через год появилась Мишка. Летали в Камчатский, других родильных домов тут нет. Не повезло, мать при родах умерла. Мишка с тех пор везде со мной, не на кого оставить.

Он говорил об этом так спокойно и отстраненно, словно все это происходило не с ним. «Что за человек такой?» подумала Натка, чувствуя, как подступает к горлу окаменевшее сердце, «Такие вещи говорит при своем ребенке. Это же равносильно сказать, чтобы она вовсе не родилась. Будто она обуза для него. Или кукла какая». Мишка сидела, уперев кулачок в подбородок и крутила вилку в свободной руке. Судя по всему, к подобным речам папы она уже привыкла.

– Значит, не за китами здесь? – Натка поспешила переменить ход беседы.

– Нет, – повторил Гумилев и нанизал на вилку огромный шмат борщевика. Поднес вареное растение к губам, но есть пока не стал.

– Папа сюда новый вид открывать приехал, – сказала Мишка.

– Новый вид! – воскликнула Натка. – И какой же?

Гумилев отложил борщевик, так и не отправив его в рот. Махнул огромной и широкой, будто ласт кита, ладонью, сказал:

– Вид это громко сказано. С этим островом интересная история связана. И я давно хотел в ней покопаться.

– Расскажи ей, папа, – подначивала Мишка.

– Я же рассказываю. Не перебивай. Наташа, скажи мне, сколько обитаемых поселений есть на Командорских?

– Ну Никольское, – протянула она и задумалась. Географию Командорских она изучала перед полетом, но сейчас все словно вылетело из головы.

– Можешь не думать. Это и все, – улыбнулся Гумилев, – Действительно, Никольское – единственный поселок на Командорских, на острове Беринга, самом крупном в архипелаге островов. Помимо Беринга, есть также острова Медный, Топорков, Арий Камень и Безымянный. Безымянного нет в атласе и упоминаний о нем тоже нет. А между тем, именно на этом острове мы сейчас и находимся.

– Но почему так?

– Постой, не гони. Я у тебя спросил, сколько сейчас поселений. Ответ – одно. Но в советское время было три. Кроме Никольского, было также село Преображенское – располагалось на Медном острове. И было еще село Отрадное вот на этом самом острове, где сейчас мы. Там жило по 100-200 человек, в основном, алеуты. Но в 1970-х годах оба поселка эвакуировали. Жителей переселили в Никольское. Преображенское и Отрадное стали необитаемы. А все потому, что в Отрадном люди стали сходить с ума.