Однажды (дело было ровно за три дня до ее восемнадцатилетия) Коллин, как это и было заведено в их доме в вечернее время, сидела за одним столом с Эльзой и отцом. Слуги молчаливо обслуживали господ, меняя им блюда в их ужин. Коллин была чем-то озабочена. В ее голове роились различные мысли, связанные с предстоящим отъездом, поэтому девушка была достаточно рассеяна. К ее месту за столом подошла пожилая служанка, собирая на поднос использованную посуду. Коллин неосознанно сделала неловкое движение рукой и задела поднос, расположенный на левой руке служанки. Тарелки, чашки, вилки, ложки, – все с грохотом посыпалось на пол. Служанка застыла на месте, в страхе прижав край фартука к лицу. Ее расширившиеся глаза остановились на испуганном от неожиданности лице лорда Берина. Эльза с непониманием, но любопытством смотрела то на отца, поперхнувшегося едой и теперь тщательно откашливающегося, то на побледневшую служанку, то на сестру, смотрящую исключительно на их отца.
– Ничего страшного не произошло, – тихо проговорила Коллин, – Ведь так, отец?
Лорд Берин, наконец, справился с кашлем. Он знаком руки приказал служанке прибрать разбившуюся посуду.
– Это всего лишь разбитые тарелки. Никакой магии, отец, – голос Коллин стал немного строже и громче, – Ведь это так?
Эльза прекратила жевать и с интересом стала следить за тем, что будет дальше. Она была удивлена тоном сестры, до этого момента никогда не позволявшей себе подобной твердости в общении с родителем.
– Ты о чем? – лорд Берин не понимал, почему дочь нарушила сложившиеся традиции молчаливого приема пищи.
– Ты знаешь, о чем я.
– Не понимаю тебя, Коллин.
Коллин перевела свой взгляд на сестру.
– Эльза, милая, прошу тебя, оставь нас с отцом наедине. И все слуги уйдите. Немедленно.
– Коллин, что на тебя нашло? – спросила недоумевающая Эльза.
– Так надо, дорогая. Так надо.
– Ты что себе позволяешь? – лорд Берин повысил голос, удивленный тоном дочери.
– Еще раз повторяю. Оставьте нас с отцом наедине. Немедленно, – резко выпалила Коллин, обращаясь к слугам, застывшим в нерешительности. И уже немного мягче, посмотрев в глаза Эльзы, добавила, – Сестренка, прошу тебя, уйди, пожалуйста.
Лорд Берин побледнел от гнева, но в его глазах появился испуг. Он молча кивнул, приказывая слугам подчиниться распоряжению молодой госпожи. Взял со стола салфетку и вытер ей рот. На Коллин он не смотрел. Эльза с обиженным видом вместе со слугами покинула гостиную.
Коллин встала из-за стола и подошла к отцу, остановившись справа от него. Лорд Берин нерешительно полуобернулся к дочери, глядя на ее руки.
– Что случилось, Коллин? Почему ты себя так ведешь? – строго спросил он.
– Как так, отец? – словно ничего не происходило, вопросом на вопрос ответила Коллин.
– Зачем ты отослала слуг, зачем прогнала сестру?
– Я ее не прогоняла. Просто попросила оставить меня с тобой наедине.
– Для чего это тебе нужно?
– Не хочу, чтобы она услышала то, что я хочу тебе сказать. То, что хотела сказать уже очень давно.
– И что же такого ты хочешь мне сказать, Коллин? – лорд Берин все же посмотрел дочери в глаза, но не смог долго выдержать ее пристального взгляда, отвернулся, уставившись на свою полупустую тарелку.
– Только то, что давно накипело в моем сердце, отец.
Лорд Берин не ответил.
– Неужели ты думаешь, что все, что окружает меня, не оставляет в моей душе неизгладимый отпечаток? – Коллин говорила тихо, но твердо ставя ударения на каждом слове.
– Это всего лишь разбитая посуда. Всего лишь посуда.
– Да неужели? Всего лишь посуда? А ведь я сейчас говорю совсем не об этих разбитых тарелках.
– А о чем тогда? – лорд Берин говорил искренне, но было видно, что он догадывается, к чему клонит его дочь.
– Обо всем, что не касается посуды, отец. Я говорю сейчас о себе, о тебе, о других людях, которые меня окружают.
– И что же здесь не так?
– Все не так, отец. Все.
– Не понимаю.
– Все ты понимаешь. Прекрасно все понимаешь. Поэтому для тебя не будет неожиданным услышать то, что я сейчас скажу. Скажу то, что никогда не давало мне покоя.
– Я тебя слушаю, Коллин.
Коллин вернулась к своему месту за столом, но осталась стоять, положив правую руку на высокую спинку стула.
– Скажу откровенно, отец. Я безмерно рада тому, что ровно через три дня покину отчий дом, чтобы в недалеком будущем занять свое истинное место, предназначенное мне богами.
– Поверь, Коллин, мне будет грустно расстаться с тобой. Родителям всегда грустно расставаться с детьми, которых безмерно любишь.
– Неправда, отец. Точнее, неправда то, что ты грустишь от мысли, что придется расстаться с любимым ребенком. Спешу тебя успокоить. Наше расставание не будет долгим. Я буду часто приезжать в этот дом, чтобы навестить Эльзу.
– Что ты такое говоришь, Колин? В чем я, по-твоему, говорю неправду? – лорд Берин снова решился посмотреть дочери в глаза, но опять не выдержал ее испытующего взгляда и отвел свой в сторону.
– Дорогой отец. Ты и вправду грустишь. Но не от того, что твоему любимому, как ты сам выразился, ребенку придется покинуть родной дом. Ты грустишь совсем по другой причине. И поводом для этой причины стал тот день, когда все в этом доме поняли, что я являюсь прирожденным магом.
– Признаюсь, Коллин, – лорд Берин с трудом выдавливал из себя слова, – Действительно, тот самый день стал для всех нас, для меня и твоей матери, полной неожиданностью. Но, с другой стороны, мы были горды тем, что в нашей семье родился будущий маг. Ты же знаешь, как в нашем обществе относятся к магам.
– Конечно, знаю. Их почитают и уважают. Практически все важные дела в стране вершатся при их непосредственном участии. А еще их откровенно боятся и опасаются. Что, собственно, не лишено смысла. Ты ведь тоже немного побаиваешься меня и моих способностей. Ведь так?
– Зачем ты так? – в голосе лорда Берина послышались жалостливые нотки. Ему не хотелось говорить на эту тему.
– Что значит «зачем»? – Коллин не обратила внимания на нежелание отца, – Я говорю лишь то, что есть. Гибель служанки в тот день была лишь роковой случайностью. Неразумное дитя не осознавало, что сделало и что еще могло натворить. И это могло стать проблемой. Естественным и единственно правильным решением этой проблемы было передать ребенка, то есть меня, на временное воспитание в школу магов.
– Но мы так и поступили. Через несколько лет ты вернулась домой.
– Да, так и было. Но мое возвращение не принесло никому радости. Все в этом доме, кроме мамы, отгородились от меня. Я понимаю настроение черни, на чьих глазах пострадала их подруга. Они стали страшиться повторения случившегося уже с ними самими. Но ты-то, отец, отгородился от меня не столько по причине своих опасений за свое здоровье, сколько по совсем иным соображениям.
– По каким таким соображениям, дочка? Я тебя никак не пойму.
– Не лги мне, отец. Все ты прекрасно понимаешь. После должного воспитания в школе магов я уже прекрасно осознавала свою силу. Понимала, что не должна использовать ее во вред семье и окружающим меня людям. И ты это прекрасно понимал. Понимал, что я не являюсь, не должна являться какой-либо реальной угрозой для ваших жизней. Твоя отчужденность основывалась на совсем иных мотивах. И я ясно вижу твои мотивы.
– Так поделись со мной своим видением.
– Охотно, отец. Но прежде я хочу сказать тебе, что твое отношение ко мне сделало меня одним из самых несчастных детей в этом мире.
– Почему несчастным? Тебе что-то не доставало в этом доме? Ты была обделена игрушками, нарядами или чем-то еще?
– Мне не доставало простой отцовской любви и заботы. Ты ни единого раза не навестил меня у магов. А когда я вернулась домой, ты никогда сам не предпринимал никаких шагов, чтобы я не чувствовала себя брошенной и одинокой. Вспомни, сколько раз мы говорили с тобой вот так, как делаем это сейчас? Ну? Сколько? Я сама отвечу. Ни разу, отец. Нет. Ты не прогонял меня от себя. Мы всегда были рядом. За завтраком, обедом и ужином. Но ты никогда и ни зачем не обращался ко мне в свободное для тебя время. Никогда не интересовался моими успехами в учебе. Тебе было все равно, чем я увлечена. Ровным счетом ничего, что было бы похоже на твое отношение к Эльзе, которая после смерти мамы является для меня единственным лучиком света в этом темном царстве теней под названием родной дом. Я не ревную к сестре. Но немного обидно, что только ей одной сполна досталось то, о чем только могут мечтать дети. Любовь и внимание обоих родителей.
