Антипатр покачал головой, как и я.

— Очень странно, — сказал Посидоний. — Я уверен, что перед тем, как мы сегодня утром отправились на корабль, нож Гатамандикса был на моем столике, где я его оставил. Но сейчас его нет.

— Возможно, Гатамандикс забрал его и взял с собой сегодня утром, — предположил Антипатр.

— Зачем ему это делать, не сказав мне?

Меня пронзило смутное предчувствие: — Как вы думаете, почему галлы еще не вернулись? Я посмотрел на темные клубящиеся облака над головой. — Приближается буря.

— Вероятно, они напились до беспамятства в той прибрежной таверне, — сказал Антипатр. — Лучше оставить их в покое и позволить им вернуться домой, когда захотят.

Я кивнул: — А куда, по-вашему, отправился Клеобул?

— Я уверен, что в дом своего отца, — сказал Посидоний с горечью в голосе и вернулся в свой кабинет.

— Что за день! — сказал Антипатр. — Я иду в свою комнату, чтобы вздремнуть. А ты, Гордиан?

— Я еще немного посмотрю на статую, — сказал я, присев на корточки, чтобы рассмотреть ее под низким углом, как если бы я был на корабле, плывущем в гавань, а модель была Колоссом в натуральную величину, возвышающимся надо мной. Я попытался представить себе голову целой и очень похожей на Виндовикса, и почувствовал ту жуткую дрожь познания, которую испытываешь, когда статуя вдруг кажется уже не неодушевленной, а живой сущностью. Был ли это предок Виндовикса, который стоял передо мной, плененный божественно вдохновленной рукой Хареса?

Очевидно, Клеобулу, как гордому родосскому ученому, не нравилась мысль о том, что образцом для Гелиоса мог послужить галл. Но стал бы он убивать Зенаса и намеренно портить статую, созданную рукой Хареса? Посидоний, похоже, так и думал, но без доказательств было трудно понять, как он мог наказать Клеобула, кроме как не встречаться с ним, избегая его.

Я вспомнил, что ритуальный нож исчез, и меня осенила неприятная мысль: а что, если бы Гатамандикс решил наказать родосца, и он взял нож именно для этой цели? Потом я понял, что в этом нет никакого смысла, потому что Посидоний видел нож в своем кабинете сегодня утром, а Гатамандикс не возвращался домой весь день, так что если друид взял нож, то это было до того, как мы все отправились на корабль. Он не мог знать тогда, что позднее ему понадобится нож, чтобы наказать осквернителя статуи.

Затем меня осенила другая мысль, более холодная, чем первая: возможно, Гатамандикс взял нож сегодня утром, намереваясь использовать его, но не против Клеобула.

Идея в моей голове была безумной — или нет? Я мог бы сказать Посидонию, что я думаю, но дверь его кабинета была закрыта, а что, если бы он опроверг меня? Я хотел сказать Антипатру, но он, вероятно, уже спал, а старый поэт только затормозил бы меня, ибо я вдруг понял, что если я хочу действовать, то должен сделать это сейчас же. А может быть уже слишком поздно.

Даже не захватив плаща, я бросился в вестибюль и оттуда на улицу, сначала быстрым шагом, а потом бегом до самой гавани превозмогая холодный ветер в лицо.

После того, как я сунул ему в руку несколько монет, трактирщик без труда вспомнил галлов, которые весь день пили в его заведении. — Вообще-то, они ушли совсем недавно. Молодой великан был так пьян, что едва мог стоять на ногах. Старшему практически пришлось его выносить.

— Ты видел, в какую сторону они пошли?

Трактирщик скривился: — Я не вижу сквозь стены, молодой человек.

— Неважно, я думаю, что знаю, — прошептал я.

Маленькая хижина рядом с отгороженным веревкой входом была пуста. В такой день, когда небо грозило разверзнуться в любой момент, а черные волны хлестали по усыпанному валунами берегу мола, никто из туристов не выходил на улицу, чтобы посмотреть на Колосса. Я прыгнул через веревку и побежал к руинам.

По дороге я увидел то, чего никак не ожидал, — тело Зенаса. Подгоняемык ветром волны в гавани, должно быть, отвязали его труп от того, что его удерживало и   выбросили на берег. Я остановился на мгновение, чтобы посмотреть на его безжизненные выпученные глаза и на веревку, обвязанную вокруг его шеи, которой он наверняка был задушен.

Задыхаясь, я побежал дальше.

Почему я решил, что Гатамандикс выбрал это место для достижения своей цели? Во-первых, это было близко; и здесь была причина всего его горя, сам Колосс. Это была всего лишь догадка с моей стороны, но она оказалась верной. Нырнув в руины, я свернул за угол и на открытом месте среди огромных обломков бронзы, скрытых от берега и гавани, но открытых грозовому небу, я наткнулся на двух галлов.

Нас окружали, как стоячие камни друидов, странные, гигантские фрагменты огромного тела — палец, указывающий ввысь, часть плеча, сгиб локтя и длинный вогнутый сегмент бедра, завершающий магический круг. В центре, на одном из разбитых солнечных лучей Гелиоса, словно на жертвенном алтаре, лежал Виндовикс с едва приоткрытыми остекленевшими глазами, потерявший сознание от выпитого большого количества вина. Над ним стоял Гатамандикс, держа ритуальный нож обеими руками высоко над головой и бормоча заклинание на своем варварском языке.

Внезапная вспышка молнии осветила сцену, сделав ее яркой и нереальной. Мгновение спустя раскат грома сотряс землю под моими ногами.

Я вскрикнул. Друид увидел меня и замер. Я бросился к нему. Он опустил нож.

Я пронесся по воздуху. Нисходящее лезвие зацепилось за мою тунику и разорвало ткань. Должно быть, он задел мне бок, потому что я почувствовал внезапную жгучую боль в ребрах. Я бросился на Гатамандикса, и вместе мы покатились по неровной земле. Я приготовился к невероятной борьбе, но тут услышал громкий лязг вместе с тошнотворным треском.

Гатамандикс обмяк. С некоторым трудом я высвободился из-под мертвого веса его рук и встал над ним. Он смотрел на меня безжизненными глазами. Он ударился головой о гигантский палец Колосса и сломал себе шею. На его чертах лица, искаженными свирепой гримасой, огромные усы друида выглядели еще более нелепо, чем когда-либо.

Перед моими глазами поплыли пятна. Я изо всех сил пытался наполнить свои легкие и понял, что у меня всегда было ненормального дыхания с тех пор, как я вышел из дома Посидония. В моем головокружительном состоянии, окруженном вспышками молнии, руины из анатомических частей скульптуры вокруг меня выглядели еще более странными, чем когда-либо. Мне казалось, что я нахожусь во сне.

— Гордиан, ты спас мне жизнь!

Виндовикс достаточно пришел в себя, чтобы сесть прямо на солнечный луч статуи. Какое-то время он выглядел совершенно ошеломленным, потом сверкнул похотливой ухмылкой: — Гордиан, ты отличный мужчина! За это ты заслужил награду, какую тебе может дать только настоящий мужчина, человек с усами.

Он вскочил на ноги и сделал несколько шагов ко мне, глядя на меня полузакрытыми глазами.

— Но Виндовикс, — сказал я, все еще задыхаясь, — у тебя больше нет усов.

— Как так?  — Озадаченный, он коснулся своей гладко выбритой верхней губы. Затем его глаза закатились, колени подогнулись, и Виндовикс рухнул ничком на землю.

                                                                                                                   * * *

В ту ночь я встретился с Посидонием в его библиотеке. Там были Антипатр и Клеобул, а также Виндовикс, сидевший в углу, все еще немного одурманенный вином и залечивающий порезы на лбу и распухшую губу, которые он получил при падении.

Я объяснил, что произошло, полагаясь отчасти на разум, отчасти на свою догадку.

— Гатамандиксй была ненавистна мысль о том, что Колоссу позировал галл, даже больше, чем Клеобулу. Согласно легенде, предок Виндовикса был рабом, и, если родосский скульптор использовал галльского раба для создания памятника греческому богу, это у друида было поводом не для гордости, а для стыда. Чем же тогда для Гатамандикса был Колосс, как не памятникои провалу галлов в завоевании Греции и горькое напоминание о том, что человек из  племени сегуров был порабощен греками? Без сомнения, его с давних пор раздражала семья Виндовикса и их фантастическая история, упорно повторяемая из поколения в поколение. На Родос рвался поехать Виндовикс, а не Гатамандикс. Но если Виндовикс вернется домой, не только увидев Колосса своими глазами, но и имея при себе какое-то доказательство того, что образцом модели послужил его предок, эта история еще больше прославится. Гатамандикс, как друид, взявший на себя функции, судьи и палача - решил действовать. Настоящей причиной, по которой он решил поехать с вами на Родос, было не то, чтобы взглянуть на мир греков, а для того, чтобы помешать Виндовиксу доказать историческую реальность легенды его семьи. С этой целью он сначала уничтожил свидетельство гипсовой статуи; для этого он, не колеблясь, убил Зенаса и выбросил его тело за борт. Затем он решил расправиться с Виндовиксом, напоив его слишком сильно, чтобы тот не сопротивлялся, и приготовившись убить его в качестве ритуальной жертвы. Только после этого он, Гатамандикс, смог бы вернуться к своему племени с историей, которая опровергнет и навсегда положит конец рассказу о галльском рабе, позировавшем Колоссу Родосскому.