— Скорее всего, — тихо сказал Посидоний, — скульптор Харес понял, что парню не стоит оставаться на Родосе. Что подумают люди, если узнают, что моделью для Гелиоса послужил раб-варвар, а не какой-то знаменитый свободнорожденный атлет с хорошей родосской кровью? Я подозреваю, что сам Харес дал рабу свободу и немного серебра, посадил его на корабль и велел никогда не возвращаться.

— Но даже если мы допустим, что эта фантастическая история могла быть правдой, — сказал Антипатр, — у нас нет возможности узнать, как выглядел предок Виндовикса.

— Если только он не выглядел точно так же, как его потомок, который сидит перед нами, — сказал Посидоний. — Определенные черты и комбинации черт повторяются в данной родословной из поколения в поколение; под обное порождает подобное. Может ли быть совпадением то, что Виндовикс утверждает, что его предок был моделью Колосса, и что ты с  Гордианом увидели сходство Виндовикса со статуей?

— Только после того, как вы это им подскажете, — сказал Клеобул. — Если это был эксперимент, учитель, ваша методология была глубоко ошибочной.

— Конечно, результат моего маленького эксперимента был просто наводящим на размышления, а не окончательным. —Посидоний сжал кончики пальцев. — Возможно, мы узнаем больше, когда мой драгоценный груз прибудет завтра.

— Да,  и что это за сокровище, которое Гатамандикс и Виндовикс отправились искать в Линдосе? — сказал Антипатр.

— Теперь, когда вы видели и Колосса, и Виндовикса и сами оценили сходство, полагаю, я могу вам сказать, — сказал Посидоний. — Гатамандикс отправился со мной на Родос, чтобы взглнуть на греческий мир и извлечь кое-какие уроки, но Виндовикс прибыл с более необычной целью, чтобы увидеть останки Колосса своими глазами. История о роли его предка в его создании бытует в его семье уже двести лет, и когда Судьба привела в его жизнь гостя с Родоса, ему казалось, что ему самому суждено посетить эти места.

— А недавно мой лучший ученик Клеобул, в чьи интересы входит и история Колосса, узнал о гипсовой статуе в натуральную величину, очень похожей на Колосса, находящейся в Линдосе. Может быть, это масштабная модель, созданная самим Харесом? Ранее такой модели никогда не встречалось. Говорят, эта штука находилась в фермерском сарае вместе с кое-какими инструментами Хареса. Фермер, по-видимому, понятия не имел, сколько такие артефакты могут стоить, хотя, осмелюсь сказать, я сделал справедливое предложение и отправил Клеобула в Линдос, чтобы удостовериться в подлинности и взглянуть на состояние. Казалось вполне уместным, что Виндовикс вместе с Гатамандиксом должны были пойти с ним.

— Гипсовая статуя была подлинной? — спросил Антипатр.

Клеобул прочистил горло: — У меня есть все основания так думать. На статуе не было метки Хареса, но зачем ему нужно было наносить ее на гипс, не так ли? Однако в том же сарае были найдены инструменты с клеймом мастерской Хареса, а также свиток в кожаном футляре. Документ очень блеклый и ломкий, но в нем четко видны диаграммы и математические расчеты для увеличения модели до масштаба Колосса.

— Прекрасно! — сказал Антипатр. — А в каком состоянии была статуя?

— Если не считать нескольких царапин тут и там, — сказал Клеобул, — да нескольких пятен плесени, она была в удивительно хорошем состоянии, учитывая ее возраст и хрупкость. Она стояла в углу сарая среди изъеденных молью ковров. Старый фермер сказал, что она находилась там с тех пор, как он был ребенком.

— И она была похожа на Виндовикса?  — спросил я.

Клеобул переглянулся с двумя галлами. Его ноздри раздулись. Лицо Гатамандикса было непроницаемым. Виндовикс выглядел удивленным.

— На этот счет у нас разные мнения, — ответил Клеобул.

— Неважно, — сказал Посидоний. — Если не будет шторма на море или какой-либо другой катастрофы, корабль должен прибыть в гавань завтра. Когда статую привезут сюда и распакуют, мы сможем поставить ее рядом с Виндовиксом, и каждый из нас сможет высказать свое мнение.

— Какой великолепный сюжет! — заявил Антипатр. — Подходящая тема для стихотворения…

— Какую загадку нам  предоставил Харес,

Глядя на его модель, у нас выпучиваются глаза…

Клеобул мрачно покачал головой.

                                                                                      * * *

После ужина Посидоний удалился в свою библиотеку. У него была привычка засиживаться допоздна за чтением и писаниной. Антипатр сразу отправился спать. Оба галла удалились в свои гостевые покои. Клеобул, который жил со своими родителями в доме неподалеку, не спешил возвращаться домой, и предложил мне выпить с ним немного вина и сыграть несколько партий в родосскую настольную игру. Без компании галлов, после пары бокалов вина, он оказался достаточно дружелюбным собеседником и очень хорошо бросал кости. Когда я, наконец, выиграл партию я заподозрил, что это произошло только потому, что он позволил мне.

Разгромив меня окончательно в финальной партии, Клеобул откланялся и направился домой. Я посетил уборную в дальнем углу дома - удобства у Посидония были такими же современными, как и в Риме - и уже направлялся в свою спальню, когда наткнулся на громадный силуэт.

Коридор был освещен только бледным лунным светом, но я не мог спутать фигуру, стоявшую передо мной. Кто еще был таким огромным и с такой гривой жестких волос? Хотя я мог видеть его лишь смутно, но понял, что на Виндовиксе больше не было его странный галльской одежды. Мне покаазалось, что на нем вообще ничего не было. «Возможно, галлы спят в таком виде», - подумал я. Предполагая, что он направляется в уборную, я отступил в сторону, чтобы дать ему пройти, но он не двинулся с места.

— Ты тоже не можешь уснуть, мой римский друг? — спросил он.

— Я как раз собирался лечь спать.

— Один?

Я пожал плечами: — Дом Посидония большой. Так что мне выделили собственную комнату.

— У мне тоже. Может быть, ты захочешь присоединиться ко мне?

— О нет, моя комната вполне удобна.

Он вздохнул, и голос его зазвучал раздраженно: — За ужином ты сказал, что я могу переспать с тобой, если когда-нибудь приеду в Рим.

— Ну, ты не совсем так понял…

— Зачем ждать? Мы можем переспать вместе сегодня вечером.

Смысл происходящего, наконец, стал мне понятен. Я посмотрел на фигуру передо мной - более чем на голову выше меня и почти в два раза шире.  Я немного нервно засмеялся.

— Это из-за моих усов? — спросил он и покачал головой. — За что вы, греки, ненавидите их! Я не могу понять. В Галлии красивые усы являются признаком мужества. Это большая честь, когда тебе позволяют прикоснуться к усам другого мужчины. Вот, Гордиан, посмотри сам. Он взял мою руку и поднес ее к своему лицу.

На мгновение мои пальцы коснулись шелковистых волос над его губой, затем я отдернул руку. Я что-то пробормотал и направился в свою комнату. Он совсем не уступал мне дорогу, и мне пришлось протискиваться мимо него. Он фыркнул, довольно противно.

Я поспешил по коридору и завернул за угол, где столкнулся с нашим хозяином, смутно освещенным сзади светом из его библиотеки.

— Боюсь, ты обидел его, Гордиан, — прошептал Посидоний.

— Обидел его? Я не понимаю, как. Если что-то…

— Галлы не похожи на греков, Гордиан, и уж точно не на римлян. У них свои обычаи на этот счет. Он оказал тебе честь, пригласив присоединиться к нему.

— Да, возможно, но…

— И ты сильно обидел его, когда отказался. Не думаю, что он привык к такому.

— Возможно, в Галлии и …

— Пройдем в библиотеку, где мы сможем нормально поговорить.

Я пошел за ним. Там он предложил мне чашу вина, и я не отказался.

— Любопытная вещь, — сказал он, делая глоток. — По моему мнению, галльские женщины, самые миловидные из всех варварских женщин, однако галльские мужчины едва ли замечают их. Они все без ума друг от друга. У них даже есть форма брака между мужчинами, но это не мешает им вести беспорядочные половые связи. Среди греков тоже существует давняя и почитаемая традиция интимных отношений между товарищами по оружию или между пожилым человеком и младшим, которого он выбирает наставником. А вот среди галлов – ну, там всякое бывает! Часто ночью они спят группами, теснясь на меховых шкурах до утра, чем больше, тем веселее. Самые красивые молодые люди расхаживают, хвастаясь усами и нагло предлагая себя любому, кто может ими заинтересоваться. У них вообще нет чувства приличия.