— Ты можешь открыть её.

Какая-то часть меня действительно хочет просто посмотреть на то, что у него получилось, так как я осознаю, что это будет потрясающе. Но другая часть знает, как это глупо — даже смотреть на кольцо, потому что это даст ему надежду, которую я не хочу давать.

Вместо этого я снова встречаю его взгляд, моя незаинтересованность — достаточное доказательство того, что я не собираюсь играть в его игру.

— Как давно ты уже главный? Как вы называете это в наши дни… крестный отец? — говорю я, закатывая глаза.

Он недружелюбно улыбается и наклоняется ко мне.

— Твой отец — один из нас, так почему у тебя такое отношение? — и, прежде чем я успеваю ответить, он поднимает бровь, — Крестный отец?

— Звучит неплохо. И правда подходит, — пожимаю я плечами.

— Мне нравится просто «босс», — он ухмыляется, когда официантка возвращается с бутылкой вина. Она молча наполняет наши бокалы и ставит бутылку на стол, прежде чем снова уйти, явно обиженная тем, что он не оказал ей ни унции внимания с тех пор, как мы приехали. И мне неожиданно приятно обладать безраздельным вниманием этого влиятельного человека. Даже если он чертовски сумасшедший. Черт, неужели я так отчаянно пытаюсь утолить свои потребности? Делаю глоток вина, в попытке избавиться от всех угрожающих способов, с помощью которых этот человек, кажется, заползает мне под кожу.

— Уверена, ты можешь жениться на любой женщине, — говорю и киваю в сторону коробочки.

— Я хочу именно тебя.

— Ты даже не знаешь меня, — напоминаю ему, затем делаю еще один глоток, который он похоже находит забавным, прежде чем делает глоток сам. — А я не знаю тебя.

— А так ли это? — спрашивает он, наклоняясь.

— Хорошо, красавчик. Какое у тебя сложилось впечатление обо мне? — часть меня задается вопросом, насколько сильно я буду жалеть о том, что задала ему этот вопрос — как будто мне не все равно, что он обо мне думает, — но я люблю бросать вызов и доказывать, что кто-то ошибается.

— Ты любишь побеждать во всех сферах жизни. Ты не из тех, кто рассказывает о своей личной жизни, и Энджел может это подтвердить. Ты не задаешь много вопросов, разве что хочешь получить ответ. И я знаю, что заставляю тебя нервничать.

Закатываю глаза на это и делаю еще один глоток, но он продолжает.

— Твои губы дергаются, когда ты смотришь на меня, как будто ты разрываешься между желанием поцеловать и выкрикиванием ругательств, — я пристально смотрю на него, — Ты только что сделала это снова.

И теперь я стесняюсь. Высокомерный, самоуверенный ублюдок. Он поднимает свой бокал и подносит его к губам.

— Хочешь узнать обо мне?

— Не особо, — отвечаю я.

Но он все равно продолжает рассказывать.

— Меня не выбирали для этой работы. Я родился с ней. С ранних лет из меня лепили того, кто я есть сейчас. Меня тренировали и учили быть тем, кем я являюсь.

— И чему же это?

— Власти. Послушанию. И прибыли.

— Классический крестный отец, — издеваюсь я. — Высокого мнения о себе и обо всем остальном.

Он медленно откидывается назад и оценивает меня. Сомневаюсь, что многие говорят с ним подобным образом, и думаю, не моя ли решимость освободиться от этой жизни заставляет меня выходить из себя. А может, дело в моей неспособности позволить любому человеку в суде или вне его пытаться властвовать надо мной.

— Мой отец гордился мной, пока я не убил его.

— Прости, ты что? — недоверчиво говорю я. Крю смертельно опасен — это факт.

— Носить фамилию Монти — значит нести бремя. Уверен если бы ты оставалась рядом с семьей и выполняла свои обязанности, ты бы поняла.

Начинаю стучать острым ногтем по столу, готовая запрыгнуть на его поверхность и задушить этого человека.

— Падение моего отца заключалось в том, что он настолько целенаправленно оттачивал меня как клинок, что не заметил в какой момент его люди начали слушать меня больше, чем его. А затем независимо от того Монти мы или нет, он задумал убить обоих своих наследников. Он был человеком, не готовым отказаться от своего трона несмотря на то, что он уже принадлежал мне, — продолжает он.

— Я тебе не верю, — открыто отрицаю. Возможно, я и была вдали от политики мира моего отца, но я знаю, что семья важнее всего. Особенно сын.

— Это правда, принцесса. Я был воспитан на жестокости, а не на привязанности. Мне она никогда не была нужна. Именно поэтому я добился того, чего добился. Вот почему мне не нужна любовь. Мне нужен только брак. Очередной контракт. Который будет одинаково выгоден обоим, — он поднимает свой бокал и делает глоток.

Несмотря на его высокомерие, я не могу себе представить, каково было узнать, что твой собственный отец хотел тебя убить. Мой отец, возможно, был кем угодно, но он никогда бы не сделал ничего подобного.

— Мне жаль тебя.

Он выглядит почти растерянным, если, конечно, у него может быть такое чувство.

— Твоя мать не любила тебя, — говорит он как ни в чем не бывало. Если бы я не осознала это давным-давно, мне, возможно, было бы почти больно. Он говорит мне то, что я уже знаю. Моя так называемая мать обладает всеми признаками социопата. Внешне она могла притворяться заботливой и имитировать социальные навыки так натурально, что я почти считала ее аферисткой. Но внутри моя мать была пустой. Она была эгоистична во всех отношениях. И конечно, мне было больно, когда я узнала о том, что она регулярно получает от моего отца крупные суммы за то, что приютила меня. Но я использовала ее, чтобы выбраться оттуда. Так что если она нажилась на этом, для нее же лучше.

Моему отцу не все равно, несмотря на его тяжелую жизнь и то, что его боятся. Может, не в такой степени, как другим отцам, но это его заботит. Он никогда не осыпал меня любовью, хотя я уверена, что Хани ее получает. Не от него, а от моей мачехи. Она обожает Хани, которая не осознает, насколько ей повезло.

— Мне не нужна была ее любовь, только помощь.

— Чтобы покинуть страну, — подтверждает он.

— Да.

— Видишь, мы похожи больше, чем ты думаешь.

— Мы не похожи.

— Как скажешь, — Крю подмигивает, а когда приносят еду, он замолкает, пока мы едим. Затем он смотрит на мою тарелку.

Момент упущен, и я никак не могу найти в себе силы спросить о его матери, о которой ничего не было сказано.

— Что тебе нужно, чтобы мы поженились? — спрашивает он.

Делаю еще один разочарованный вздох. Для какого-нибудь влиятельного авторитета он, конечно, очень похож на попугая.

— Почему ты такой настойчивый? — спрашиваю я.

— Потому что моя альтернатива — не то, что мне нужно.

— Альтернатива?

— Да. Я женюсь к тридцати четырем годам. Этого ждут. Семьи ожидают свадьбы и наследника.

— А что, если ты не оправдаешь ожиданий? — спрашиваю я, — Ты же босс, как ты сказал. Разве ты не можешь установить новые правила?

Крю роняет вилку и берет салфетку, чтобы вытереть лицо.

— Это так не работает. Да, потенциально я мог бы попытаться избежать этого. Но, видишь ли, все идет своим чередом благодаря бизнесу. Они ожидают определенных вещей, и я в свою очередь тоже. Приготовленные наркотики, приспешники, которые следят за всем бизнесом, ожидают, что семья останется крепкой, а когда ты идешь против течения, это доверие разрушается. Мы можем прийти и убить их за просрочку платежа, но мы по-прежнему пользуемся их уважением, потому что они всегда знают, чего ожидать. Эти правила связаны с нами еще до нашего рождения. Могущественные семьи, в том числе и твоя, заключили с нами контракты и согласились на это. Мы закрепляем их браком. Затем следующее поколение переходит в другую могущественную семью. Все это взаимосвязано. Уверен, твой отец тебе рассказывал.

Он рассказывал мне отрывки. Но я никогда по-настоящему не понимала внутренней составляющей этого и почему это должно было быть так. Но как только я узнала, что меня выдают замуж, я сбежала с полной решимостью, что не буду принадлежать никому, кроме себя. И тем не менее, вот он, сидит передо мной, тот самый человек, который хочет надеть мне на горло ошейник, и эта мысль мне совсем не нравится.