— Я оставляю должность принцессы и уезжаю, — говорю я, поднося бутылку к губам и выпивая столько, сколько могу.

— Вау! Только то, что ты больше не принцесса, не означает, что тебе стоит доверять нам, — говорит он.

Я убираю бутылку от губ.

— Доверять вам? — наконец проворачиваясь к нему, спрашиваю я. Его кожа загорелая, черная рубашка обтягивает тело — вероятно, от жары, — а брови нахмурены, пока он просто стоит и позволяет мне разглядывать его. Крю ничего не говорит, просто облизывает губы. Кажется, я делаю то же самое, наблюдая за тем, как его темные глаза опускаются к моим губам. В этом взгляде есть тихая напряженность. И, могу поспорить, его дыхание стало тяжелее.

— Сколько тебе лет? — спрашивает Крю.

— Шестнадцать, — отвечаю.

Он качает головой и отступает назад.

— Почему… — Крю смотрит через плечо на Энджел и Доминика, которые целуются, он держит ее, а она ногами обвивает его талию.

Хорошо, видимо я сама по себе.

— Ты уезжаешь? — спрашивает он.

Не знаю почему, но каждый волосок на моем теле встает дыбом. Кажется, что за этим стоит скрытый вопрос, но я все равно отвечаю.

— Да.

— Почему? — Крю забирает у меня бутылку вина, подносит ее к губам и делает глоток. Он предлагает ее мне обратно, и когда это делает, наши пальцы соприкасаются.

Бабочки летают в моем животе. Какого хрена?! Поэтому я поднимаю бутылку и делаю глоток, надеясь заглушить их.

Не думаю, что когда-нибудь снова увижу этого мужчину, поэтому нет смысла ощущать какое-либо сексуальное влечение к нему.

— Буду жить с мамой. А тебе сколько лет? — спрашиваю я, и Крю ухмыляется.

— Девятнадцать, — он смотрит на своего брата, когда Энджел выкрикивает имя Доминика и дает ему пощечину. Они все еще хихикают и целуются.

— Сколько лет твоему брату? — мои глаза не следят за его взглядом. Вместо этого прослеживаю линию его челюсти, небольшую щетину, и мне становится интересно, такая ли она острая, как кажется.

— Почти восемнадцать.

Ладно, он ненамного старше Энджел. Крю снова смотрит на меня.

— Что планируешь делать в Нью-Йорке?

— Собираюсь не позволять отцу устраивать мне свадьбу. Именно поэтому я уезжаю, — отвечаю я, отводя взгляд. Он не сможет заставить меня выйти замуж за кого-либо, если меня здесь не будет. По сути, это продажа права собственности на мою свободу, а я не готова к этому.

— Хм, — его единственный ответ.

— А ты? Тебе суждено на ком-то жениться? — саркастически спрашиваю я.

— Если это будет мой выбор.

— Везет тебе, — ворчу я.

— Я бы так не сказал, — Крю ухмыляется.

— Почему? — спрашиваю я, увлекаясь этим разговором.

— Потому что та, на ком мне предстоит жениться, сбегает в Нью-Йорк.

Бутылка вина в моей руке кажется обжигающе горячей, и мне хочется уронить ее, чтобы облегчить жжение.

Он только что сказал то, что я думаю?

Нет.

— Немного ошарашена? — спрашивает Крю, — Решил, что должен увидеть свою невесту.

Он поворачивается и уходит, а я стою в замешательстве и медленно качаю головой.

Мне сказали, что нашли жениха, поэтому я разработала план побега.

Сбежать.

Чтобы быть свободной.

Крю должен был стать моим мужем, когда мне исполнится восемнадцать.

Именно этот мужчина, который сейчас уходит от меня.

— Стой! — кричу ему вслед.

Он останавливается, и когда оглядывается назад, я переосмысливаю свое решение уехать. Должна ли я остаться? Насколько плохо было бы выйти замуж за такого, как он?

Не знаю, что думать.

— Почему ты хотел увидеть меня? — спрашиваю я.

Его руки скользят в карманы темных джинсов, я подхожу ближе и встаю рядом с ним.

— Если бы у тебя был выбор, ты бы женился? — задаю я вопрос.

Он отвечает быстро и непреклонно.

— Да. Так сделал мой отец, а до этого его.

Это означает, что Крю следующий на очереди.

А его семья?

Я слышала ужасные истории.

Мой отец обладает властью, но его семья… ну, они не играют. И, похоже, я собираюсь нарушить семейные традиции. Брак с Монти. Вот почему отец надеялся на сына. Его поколение избежало этого. Но, думаю, сейчас не тот случай.

— Разве ты не хочешь влюбиться? Не хочешь, чтобы тебя не вынуждали жениться на ком-то, кого ты не выбирал? — спрашиваю я, озадаченная его ответом на мой предыдущий вопрос.

— Может ты и можешь убежать, но я не могу.

Его взгляд скользит по брату, прежде чем вернуться ко мне.

— Если я не женюсь к тридцати четырем годам, я приеду и найду тебя, принцесса.

Его слова застают меня врасплох.

— А если я буду замужем?

— Мне будет жаль твоего мужа, — он ухмыляется, а затем уходит.

Глава 2

Райя

Настоящее время

Дорогая мисс Риччи

Ты еще этого не знаешь, но ты будешь моей женой.

Искренне,

Твой будущий муж

— Тридцать. Боже мой, Райя, тридцать.

Моника обнимает меня за шею. Молния на моем платье наполовину застегнута, а из-за Моники мне трудно застегнуть ее полностью. Издаю расстроенный вздох, который, вероятно, вызван тем, что мне трудно справиться с платьем. Но мои мысли постоянно возвращаются к полученному ранее письму. Оно пришло с незнакомого мне адреса электронной почты, и я сразу же, как только его увидела, отправила в корзину. Сегодня не тот вечер, чтобы беспокоиться о случайных письмах, скорее всего, это просто очередная уловка мошенников.

— Знаю. А теперь, пожалуйста, отпусти меня, чтобы я могла одеться, — я фыркаю и хлопаю ее по обнаженной спине.

Монику это не волновало — нагота для нее равносильна одежде. Количество раз, когда я приходила к ней домой, и она светила голой задницей, просто безумное. По крайней мере, в этот раз, к счастью, на ней лифчик и трусики. Она также знает, что я ненавижу привязанность, но ей самой она всегда нужна.

— Я просто взволнована, а ты выглядишь великолепно.

Моника наконец отстраняется и хлопает в ладоши. Я застегиваю свое бирюзовое платье, и у меня такое ощущение, что ее волнение больше связано с платьем, чем со мной. Ее груди подпрыгивают, едва удерживаемые шелковистым бронзовым бюстгальтером, когда она издает еще один пронзительный звук. Моника намерена надеть платье с глубоким вырезом, которое идеально подойдет ее фигуре, а это означает, что она сможет, если захочет, заполучить любого мужчину, которого пожелает. За время нашей дружбы я наблюдала, как такое происходило множество раз.

Как бы там ни было мое платье слегка другое. Бирюзовый цвет — отличается от черного, который я обычно ношу по любому поводу, от работы до общественных собраний и свиданий, — дополняет мою загорелую кожу и цвет глаз, который настолько близок к серебристому, насколько это возможно. Я влюбилась в это платье с первого взгляда только благодаря тому, что продавец-консультант в Macy's умоляла меня примерить его. И вот она я, выхожу из своей зоны комфорта и одеваю что-то несвойственное мне. Наверное, потому что тридцатилетие — это новый этап и все такое.

— Спасибо, хотя, возможно, мне следовало надеть черное. Знаешь, в память об окончании второго десятка, — говорю ей, — Как на тех фотосессиях, где все выглядят, как на похоронах.

— Брось, эти сучки не понимают, что тридцать — потрясающий возраст. Тебе становится похуй на все намного больше, чем в двадцать с лишним, — она тянется к своему красному платью и надевает его, небрежно выбрасывая лифчик, — Кто-нибудь из твоей семьи придет?

— Нет. Хотя старая подруга собиралась приехать. Я не видела ее с шестнадцати лет, — я улыбаюсь. После стольких лет я буду очень рада увидеть Энджел, но не могу избавиться от чувства вины за то, что не возвращалась домой целых четырнадцать лет, — Я съезжу к ним. Просто, как только закончила колледж и начала работать, я ни разу не останавливалась, — говорю ей, но она уже, итак, знает эти факты.

— Они и сами всегда могут навестить тебя, — отвечает Моника, выжидающе поворачиваясь, чтобы я застегнула молнию на ее платье, — А теперь давай выберемся в тот зал, полный людей, которые тебя любят, и развлечемся! Ты обещала мне, что сегодня раскрепостишься.