Всё непоправимо фатальное случается быстро. Она сопротивлялась. Она могла бы любить его. Но она сопротивлялась. Она не любила его. Как и все они. И ему ничего другого не оставалось.

Он очнулся, совершенно не понимая, сколько прошло времени. По стене яростно метались тени, придушенно скрипели пружины матраса. Длинный, перекинутый через спинку кровати пояс питоном сползал на пол. Этим поясом в тот вечер он перетянул ногу, чтоб остановить кровь. Это позволило ему не только провести дискотеку, но и продержаться до окончания поисков, а главное — остаться вне подозрений при даче показаний. После перетяжки нога стала синей. А на следующий день почернела в районе ступни.

Боль была невыносимой. У него кончились обезболивающие и сигареты, которые хоть как-то притупляли её. Он перевернулся на живот, надеясь облегчить состояние.

Зачем она позвонила? Из-за неё под звуки сдавленного дыхания абстрактное предположение с неумолимой безжалостно-достоверной узнаваемостью превращалось в реальность. Мысль странная, будто чужая, на грани равнодушия и отчаяния — неужели это всё, что осталось ему испытать? Он коротко и хрипло вскрикнул, проваливаясь в бездну отчаяния. Он не сможет дойти до аптеки, ведь он даже не может встать. А если не встанет, так и умрёт здесь и превратится в мумию, в смрадный мешок, набитый потрохами и костями. Человеческий выкидыш, спутанный сухожилиями, сочащийся сукровицей и гнилью. Он станет таким же, какой стала красавица Лейсан. Череп и кости, обёрнутые мхом и птичьими перьями, с пустыми, забитыми мусором глазницами, которые он принёс ментам.

Сквозь помутнённое сознание он услышал, как скрипнули рядом с ним половицы. Он повернул голову.

— Ты?!

— Ну что?

— Бросил трубку.

— Психанул?

— Думаю, я его напугала.

— Ещё бы! Ты ему такое напророчила, что даже мне стало страшно. А если узнает Лихомот, какую перспективу ты нарисовала его царапине…

— Мне надо вытащить его из скорлупы. Надо, чтоб он пошёл к врачу или хотя бы в аптеку. Вадим, сходи к Загоруйко.

— Это ещё зачем?

— Узнай, где живёт Тимофей Назаров. Мы установим за ним слежку.

— О нет! У нас осталось три дня, я не хочу потратить их, сидя в засаде. И тебе не дам. Отпуск заканчивается, а у нас ни одной фотографии нет. Единственное пятиминутное видео в первый день успел снять. Всё! — Он вышел в прихожую, снял с вешалки её куртку и бросил на кровать. — Одевайся.

— Зачем?

— Пойдём тебя фотографировать!

— Я не хочу. Я не люблю фотографироваться. И вообще, я нефотогенична.

— Ничего, я тебя отфотошоплю.

— Не надо меня фотошлёпать!

— Придётся. — Вадим снял с полки шапочку и бросил поверх куртки. — С твоей стороны это нечестно. Ты брала отпуск, чтобы отдохнуть… Чтобы мы отдохнули. А в результате чем занимаемся? Ты эгоистка. Тебе плевать на меня и мои желания, я должен бегать выполнять твои указания, потому что тебе этого хочется, а чего хочу я, тебя не волнует. А у меня тоже отпуск, и я планировал его провести по-другому. Не хочешь — не ходи. Я пойду один.

Он снял с крючка свою куртку, но не надел, а стоял, уставившись в стену.

— Ты прав! Я эгоистка! Прости меня. Я сейчас оденусь и пойду с тобой фотографироваться.

— Ты хоть немножко любишь меня?

Она накинула на плечи куртку, но никак не могла попасть в рукава. Путалась, нервничала, наконец попала, схватила шапочку, натянула на голову, виновато пролепетала:

— Я готова.

Он посмотрел на неё грустным взглядом и усмехнулся.

— Джинсы наденешь? Или так в халате и пойдёшь?

Размытый бледный, уходящий за край восприятия фон, и она — хрупкая фигурка с яркими языками пламени в торчащих из-под шапочки волосах.

— Смотри, как здорово получилась, — Вадим протянул телефон.

Бросив быстрый взгляд, она отвернулась.

— Кошмар!

— Вредина! — Он стал дальше перебирать кадры. — А здесь?

— Чучело в горах! — буркнула, отодвигая его руку с телефоном. — Прошу тебя, только не выставляй это в сеть. И никому не показывай.

— Ну в сеть так и быть, а вот Максу надо будет показать.

Она напряглась.

— Это ещё зачем?

— А пусть обзавидуется.

— Вадим, прошу тебя, никому это не показывай, тем более Максу.

— Да ладно, Максу-то почему нельзя?

— Потому что я тут страшная. Не накрашена. Посмотри на меня, баба Яга из сказки Роу. Нос крючком, волосы торчком.

— Ну не такая уж и страшная.

— Вадим!

— Ладно-ладно. Могу я хотя бы немного поиздеваться над тобой.

— Тебе только дай волю. — Лена посмотрела на часы. — До ужина полчаса, успею душ принять.

— Давай, давай, иди, а то будешь мне мешать.

Когда она вышла из душа, он уже ждал её с торжествующим видом.

— У тебя такое лицо, как будто твой любимый ЦСКА выиграл кубок УЕФА.

— Смотри, тебе это тоже понравится. — Он повернул к ней телефон. — С экрана на неё смотрела стильная красотка. Чёрная водолазка, короткие кожаные шортики поверх чёрных колготок, ботильоны на каблуке и маленькая шляпка с узкими полями. Чёрные стрелки пиками расходились в стороны, создавая образ роковой обольстительницы.

— Это ещё кто? — Лена тряхнула мокрой головой, рассыпая сотни микроскопических брызг.

— Ты! — Вадим усмехнулся. — Накрашенная.

Лена присмотрелась.

— Что ты со мной сделал?

— Поместил твоё фото в приложение «Создай свой образ». И вот что получилось. Как тебе твой новый облик?

— Не знаю. Это же не я.

— Я художник, я так вижу.

— Как сказала в кино учительница рисования электронику: «Ты приукрасил жизнь, а художник должен быть правдив».

— Да ладно, вот все носятся с Моной Лизой, с ума по ней сходят, а я слышал, что да Винчи её с себя нарисовал.

— Какая чушь! — Растирая волосы полотенцем, Лена подошла к зеркалу. — Да, до сих пор доподлинно неизвестно, с кого Леонардо рисовал Джоконду, одна из версий, что с матери своей, отсюда, возможно, и схожесть черт и то, что… — Лена замолчала.

— То, что?

— Что, то?.. — Лена отложила полотенце на стул и повернулась к Вадиму. — Скинь мне ссылку на это приложение.

— Ага, интересно стало? — Вадим склонился над телефоном. — Лови.

Ей хватило минуты. Обработав фотографию в приложении, она плюхнулась на кровать.

— Всё!

— Что всё? Хватит говорить загадками. — Вадим отобрал у неё телефон и уставился на полученную картинку. — Кто это?

— Он. — Лена встала и подошла к столу, стала перебирать бумаги.

— Это что за чел ещё? Я его знаю?

— Знаешь. Заочно. — Лена вынула из блокнота сложенный лист, развернула и показала Вадиму. — Узнаёшь?

— Ты хочешь сказать…

— Да, я поместила в приложение снимок с фоторобота.

— И что? Кто это? Это же не австралопитек?

— Нет. Лучше. Это тот самый гид-диджей. Тот самый свидетель, который описал якобы замеченного им подозрительного мужчину. Так вот, он рисовал фоторобот с себя непроизвольно, он выбирал черты, которые чаще всего видел в жизни. А кого мы чаще всего видим в жизни? Себя… В зеркале. Ежедневно. Свои черты мы знаем лучше всего, и, если человеку предложить нарисовать лицо… Любое… Он начнёт воссоздавать свои черты. Поэтому и описание под фотороботом не соответствует портрету.

— И что? Ты пойдёшь с этим к Панамкиной?

— Нет. Я позвоню Ревину.

Город ледяной, пустой, утренний, рабочий. Отшумели праздники, и всё вернулось в прежнее русло, а у них с Котовым работы прибавилось. Но, несмотря на всплеск преступности и полный разнос разъярённого начальника, Олег Ревин сразу после совещания отправился выполнять поручение Лены. Конечно, Орешкину они ничего про просьбу Рязанцевой не сказали.

Два часа Олег потратил на обход соседей, собирая информацию.

Как он понял, Тимофей Назаров в квартире своей жил с ноября по март. Остальное время проводил, по показаниям деда Егора, «на заработках».

— Хороший парень! — кивал головой дед Егор, затягиваясь чадящей сигареткой. — Я его с мальцов знаю. Вежливый, заботливый, по хозяйству мне помогал, мусор выносил, за матерью до последнего ухаживал, да вон хоть у Нинки спроси.