Вчера возле их деревни обнаружился мертвец, до того погрызенный, что еле-как в нем признали местного крестьянина, который ездил в город лошадей продавать, да вот не вернулся. Можно было подумать, что его задрали волки, но только денег за лошадей при мертвеце не нашлось. Вряд ли волки стали бы ему карманы выворачивать. По всему выходило, что это недавно померший мельник безобразит.

Такие вот у нас дремучие крестьяне.

За работу староста положил три гроша серебром, а я потребовал шесть. Мы поторговались и сошлись на пяти.

На околице деревни нас встречала целая толпа. Пошли на погост к свежей могиле. Пока с нее землю разбрасывали, меня одолевала тревога: конечно, упырей не бывает, но вдруг мельник в гробу бодрячком лежит, да еще с кровавыми денежками?!

Покойник оказался самым обычным. Повозиться с ним все же пришлось, потому что мельник был толстый и раскис хорошо. Особенно трудно было не забрызгаться, пока голову пилил. Крестьяне внимательно следили за моей работой и, кажется, остались довольны.

Вечером я обо всем доложил Гнуту, особо напирая на то, что вместо трех грошей содрал целых пять.

– Вы с этой работой справляетесь лучше меня, – сказал старик.

Я душой расцвел. Родной отец со мной никогда так ласково не разговаривал.

Так и зажил я у Гнута. Старик был добр ко мне и ни разу дурного слова не сказал. Он вообще из подвала выбирался нечасто. Иногда спрашивал, не выяснил ли я, где живет Момыль. А я и не видел этого Момыля с тех пор, как поступил в ученики.

– Время терпит, – говорил Гнут. – Только уж вы узнайте обязательно.

Крестьяне поначалу относились ко мне с подозрением, но потом решили, что с упырями я разделываюсь ничуть не хуже старика. Во всяком случае, ни один покойник после моей обработки из могилы не вставал. А городские теперь обходили меня стороной. Пару раз я на улице отца встретил, так тот на меня даже не посмотрел. Ну и я не стал его разглядывать. Заметил только, что родитель осунулся как-то, посерел. Наверное, от стыда за непутевого сына.

К работе я быстро привык. Если кто брезгливый, она ему, конечно, не подойдет, но я с самого детства достаточно со всякими тушами повозился, пока жир для мыла топил.

Ни одного подозрительного покойника за все это время мне не попалось. Это укрепило меня в мысли, что упырей не бывает, а крестьяне – круглые идиоты, раз готовы из-за суеверий с деньгами расставаться.

Вот, кстати, о деньгах. Очень мне не нравилось все заработанное отдавать Гнуту. Ведь он деньгам цены не знал и тратил их непонятно на что. Чуть ли не каждую неделю нам доставляли какие-то ящики, которые Гнут тащил в подвал. А мне при этом на прожитье перепадало не так уж много. То есть, с голоду я не пух, но и нажраться вдосталь не получалось.

Честно сказать, я подумывал, что вот Гнут вскорости помрет, и его дело мне достанется. Не то, чтобы я хотел смерти старика, но мысли – есть мысли, их не придавишь ногтем.

Однако Гнут помирать не собирался. Однажды привезли для него такие тяжелые ящики, что я их еле в дом заволок, а старик подхватил каждый в одну руку и понес, как пустые ведра.

Еще одна мысль меня донимала: что такое Гнут в подвале делает, раз туда заходить нельзя. Не раз я спрашивал об этом, но старик уходил от ответа.

Однажды я так его допек, что Гнут сдался.

– Я пытаюсь получить эликсир бессмертия, – сказал он, – и почти закончил работу с предпоследним ингредиентом.

Меня это известие расстроило. Что же получается: изобретет Гнут эликсир, станет бессмертным, а я так и оставайся у него в учениках и все деньги ему отдавай?

– По мне, это дело бестолковое, – говорю. – Если умирать перестанут, то никому наследства не достанется. Эдак вещей на всех скоро не хватит.

– Вам легко так рассуждать, – ответил Гнут. – У вас вечность впереди, а вот я уже старый.

– Ну, вы еще молодцом держитесь. У вас даже зубы целые, получше, чем у молодого.

– Все потому, что соблюдаю диету и делаю гимнастику. Но это не сбережет мое тело вечно, а умирать я не хочу.

Не хочет он! Подумайте только!

– Уверен, когда-нибудь вы поймете, что я был прав, – продолжил Гнут. – Кстати, как там ваш приятель Момыль? Вы узнали, где он живет?

Я покачал головой. Гнута такой ответ не обрадовал.

– Мою просьбу, кажется, несложно было выполнить, – сказал он и зыркнул на меня так, что показалось, будто у него глаза оловом отливают.

Без лишних разговоров я тотчас отправился искать Момыля и встретил его пьяным в лоскуты.

– Ну что, мой друг, узрел ты, как много нечисти вокруг? – спрашивает Момыль своим дурацким языком.

– Не бывает никакой нечисти – только мясо гнилое.

– Есть многое на свете, друг Горацио…

– Сам ты, Горацио! – говорю. – Что это, вообще, за черт такой, которым и ты, и Гнут обзываетесь?

Момыль рассмеялся и похлопал меня по плечу.

– Как знать, где черт, где нечерт? Жизнь туманна, и проблеск ясности в ней редок, как алмаз. Так будем же смотреть по сторонам, и понимание наградой станет нам. А за тобой имеется должок.

– Какой еще должок?

– Обычный, что положен за добрую услугу. Помнишь ты, благодаря чьему совету пристроился в хорошее местечко? Неплохо было б в честь такого дела устроить скромный пир.

– Тоже мне, хорошее местечко! Денег в обрез, так что пир устраивать не на что.

– Куда ж вы их деваете? Слыхал, крестьяне щедро платят за твои услуги.

– Гнут все спускает на эликсир бессмертия.

– На что?

– Ну, хочет средство изобрести, чтобы не помирать. Говорит, предпоследний ингредиент почти изготовил. А на эти ингредиенты все деньги уходят, которые я зарабатываю.

Поболтали мы немного, потом я спросил между прочим:

– А где ты живешь?

– Да в том же самом месте, где и ты. Вот здесь, – ответил Момыль, указав пальцем себе под ноги.

Я открыл было рот, чтобы поточнее задать вопрос, но Момыль меня опередил.

– Ты ведь хочешь узнать, где я сплю? – спросил он, забыв про свой вывернутый язык, и ощерился. – Это тебе Гнут поручил разнюхать?

Я замялся.

– Зачем же ты шпионить согласился, если тебе вреда я никогда не делал? – с осуждением произнес Момыль.

– Гнут сказал, будто ты у него украл что-то.

– Не крал я ничего у старого хрыча. Похоже, это он задумал меня ограбить. – Момыль улыбнулся и подмигнул мне. – Раз хочешь, покажу свое жилище. Но только баш на баш. Сначала ты купи еще вина бутылку и покажи мне место, где спит Гнут.

Странная это была просьба. Зачем бы показывать, где живет Гнут, если об этом и так весь город знает? Или же Момыль хочет к нему прямо в подвал попасть?

– Мне самому запрещено заходить в комнату старика, – говорю.

– Достаточно, что ты укажешь мне на дверь в его покои.

Я подумал и решил, что ничего страшного в этом не будет. Главное следить, чтобы Момыль не стибрил чего-нибудь.

Взяли мы вина и пошли к дому Гнута. Для начала я проверил, где учитель, подошел к двери в подвал и приложился ухом. Там какие-то склянки позвякивали. Значит, работает старик. Тогда я сделал Момылю знак, чтобы он быстрее заходил.

Момыль проскользнул в дом, как тень. Я указал на дверь в подвал. Момыль взглянул на нее мельком, пошевелил ноздрями, принюхиваясь, и кивнул:

– Пожалуй, я увидел все, что было нужно.

– Пойдем тогда на улицу, пока старик не вышел.

Однако Момыль не спешил покидать дом.

– Еще не рассказал я о своем жилище, как обещал. Так слушай. От города на западе стоит большая скотобойня, а за ней – заброшенная мельница. Вот там и обитаю я.

Из подвала послышались шаги.

– Понятно, понятно, – закивал я. – А теперь пошли!

Возле самого выхода Момыль вдруг остановился.

– Прими один совет. Отныне следи внимательно за стариком и постоянно ожидай подвоха. Ни пищу, ни питье не принимай из рук его, – сказал он зловещим голосом. – Коль будешь осторожен, найду я способ, как помочь во всех твоих печалях и невзгодах.

Момыль скрылся в темноте.