– Вставай! Мы на месте!

Голинкер поднял камень и запустил в сталактиты. Каменные сосульки откололись с грохотом, эхом разлетевшимся по Кидавре.

Нол тут же открыл глаза и сел.

– Ну вот, – сказал Голинкер, – другое дело.

Алекс осторожно коснулся руки Нола.

– Эй, ты нормально себя чувствуешь?

Нол долго и внимательно, как будто пытался понять, что не так, смотрел на свои руки, затем хмыкнул и перевел взгляд на Алекса. Алексу – он старался не замечать два зрачка в левом глазу – показалось, что здоровяк теперь пытается вспомнить его лицо. Пытается с интересом.

– Нет, – наконец отозвался Нол и вылез из тележки. – Нормально.

Алекс нахмурился: первое слово противоречило второму.

– Ты не справишься, да? – Он решил: Нол снова путает слова, говорит обратное тому, что имеет в виду.

– Справлюсь. Задавай свои дурацкие вопросы! Нам нужно скорее выйти из пещеры! – С этими словами Нол зашагал по освещенной факелами дорожке вглубь Кидавры.

Алекс взглянул на Голинкера. Тот пожал плечами, скинул капюшон и захромал за здоровяком. Алекс двинулся следом.

– Нол, куда ты так гонишь? Подожди, Голинкер не поспевает.

Точно из вредности Нол прибавил ходу. С тех пор, как они продвинулись вглубь пещеры, он начал вести себя еще страннее. Не говорил, не отвечал на вопросы и шел так уверенно, словно бывал здесь не раз.

– Ну да, – бросил Голинкер, в боку у него кололо, во рту стоял привкус крови, – давай, иди еще быстрее, иди. Так, глядишь, и первым подохнешь.

Нол резко притормозил и осторожно переступил через булыжник размером с буханку хлеба.

– Камень, – предупредил Нол. – Наступите на него.

– А почему ты не наступил? – спросил Алекс.

Нол посмотрел на него, как на идиота.

– А, – Алекс закивал, – понял, ты имеешь в виду, что наступать не нужно, но ты не можешь по-другому выразиться, да?

– Нет.

– Нет, которое да. Все понятно. – Алекс перешагнул через булыжник и велел Голинкеру сделать то же.

– Наступите! – повторил Нол, и его бас разлетелся по пещере эхом. Нол вообще не понимал, почему Алекс так тупит. Если камень лежит на пути, через него нужно перешагнуть одному человеку, а двум другим – наступить. Это ведь так очевидно! – Вы должны…

Едва Голинкер – ему было лень заносить ногу, – обогнул булыжник, как впереди загрохотали раздвигающиеся плиты пола. Алекс тотчас попятился, а Голинкер обнажил в оскале редкие, подпиленные в клыки зубы. Кидавра словно оживала.

– Я же сказал – наступить! – вскинулся Нол, его колотило от возмущения. – Если хотите умереть, делайте, что я говорю!

– Но мы не хотим, – тихо протянул Алекс. Он уже не был уверен, что Нол неверно выражается. Вероятно, тот на полном серьезе просил их наступить на камень. И возможно пол раздвинулся только потому, что они этого не сделали. Но как, чтоб эту эйфу придушили, им вообще понять, когда он говорит то, что имеет в виду, а когда обратное?

– Да какой хрен вообще этого хочет! – подхватил Голинкер.

Нол покачал головой. Мало того, они не понимают, что через камень одному нужно было перешагнуть, а двум другим на него наступить, так они еще и умирать не хотят. Кто в здравом уме хочет жить? Жизнь – неопределенность, загадка, никто не знает, что будет после нее. А вот смерть – штука пусть и не простая, но интересная, и каждый в силах ее изменить.

– Ладно, – сказал Нол, решив, что пытаться поменять их взгляды на смерть глупо, – просто смотрите, что делаю я, и повторяйте. Тогда мы дойдем до самого начала.

У Алекса голова шла кругом. Если тогда, в лавке эйфы, когда Нол говорил обратное тому, что хотел, в его взгляде читался страх, то сейчас – абсолютная убежденность в своих словах. И как идти за тем, кто верит в нелепицу?

Алекс нащупал в кармане пергамент с расшифровкой свитка. «Добраться до конца не смогут те, кто в здравом …е». «Уме», – закончил про себя Алекс и бросил Нолу:

– Веди.

От стены до стены, в длину шагов восемь, глубиной метров десять, с торчащими на дне ржавыми кольями и дюжиной человеческих скелетов – расщелина в полу могла бы стать непроходимым препятствием, если бы не две длиннющие доски, из которых было легко соорудить мостик. Доски стояли вдоль стен – гладенькие, не прогнившие, их точно приволокли сюда сегодня.

Нол, как самый сильный из троицы, взялся наводить мост. Но не по центру расщелины, как советовал Алекс, а с краю. На вопрос «почему» здоровяк ответил полным разочарования взглядом, а когда все было готово, не замечая досок, шагнул прямо в пропасть.

Но вниз, как должно было произойти, не полетел, а, провалившись по колено, зашагал прямо по воздуху, словно по невидимому переходу.

Пораженные Алекс и Голинкер застыли.

– Чего стали? – крикнул Нол. – Пойдемте!

И они пошли, что еще им оставалось.

Уже по ту сторону расщелины Алекс спросил:

– Нол, а на черта ты доски-то раскладывал, если можно было пройти и так?

Ответ Нола ясности не прибавил:

– А как бы мы без них прошли?

Следующим испытанием Кидавры Нол счел черную, полностью закрывающую проход решетку с дверью по центру. Любой здравомыслящий человек попытался бы ее открыть, тем более, что замков на двери не было: только тоненький, не внушающий доверия засов. Но Нол и не думал выбирать простой путь. Сначала он попробовал пролезть в отверстие решетки – квадрат, в который Алекс даже кулак не просунул бы, потом зачем-то постучал кулаком по полу и наконец важно закивал, точно догадался, что здесь да как.

– Мы проползем. – Нол упал на четвереньки и прополз сквозь решетку. – Двигайтесь вдоль стены, – добавил он. – Там можно.

Как он это понял? У Алекса возникло одно предположение: вероятно, Нол первым делом отбрасывал самое очевидное и начинал рассуждать. Если бы Алекс решил, что в дверь нельзя пройти, то и сам догадался бы о лазейке.

Вскоре дорогу им преградила очередная решетка. Не дожидаясь команды Нола, Алекс стал на четвереньки и попытался повторить прошлый трюк, но ударился лбом о железные прутья.

Нол хохотнул.

– Ты чего делаешь? Дверь же есть!

– Но ведь тогда мы ползли, несмотря на дверь.

– Ну да, – кивнул Нол. – А зачем на нее смотреть?

– Я говорю, что дверь и тогда была! Что изменилось сейчас?

И снова Нол посмотрел на него, как на какое-то недоразумение.

– Решетка же коричневая, а не черная.

Нол двинулся дальше, а поравнявшийся с Алексом Голинкер бросил:

– Не пытайся найти связь там, где ее нет. Просто делай, что он говорит. Шлепок эйфы работает, остальное не важно.

Голинкера не задавать лишние вопросы научила армия. Научила весьма жестоко. Однажды он, не согласный с решением полковника, спросил о целесообразности переправления части войск в тыл. Полковник строго, но корректно попросил его не лезть не в свои дела. И все бы ничего, если бы вечером того же дня возвращавшегося в палатку Голинкера не избили до полусмерти. Избили, как узнал он позже, по приказу вышестоящего.

А спустя три года тот же полковник оставил Голинкера и еще полсотни солдат защищать крепость. Они продержались ровно день. Большинство погибло, Голинкера взяли в плен, где пытали следующие два года. Когда армия наконец удосужилась его освободить, он был раздавленным внутри, изуродованным снаружи калекой.

Не было ни дня, когда бы Голинкер не вспоминал о решении спросить полковника и не думал бы, как сложилась его жизнь, промолчи он тогда.

Пройдя меньше сотни метров, они остановились у развилки из трех проходов. Над центральным к стене крепилась табличка с надписью «Лжхл жс есж». Алекс сразу узнал шифр: такой же применялся в свитке. Чтобы разобрать слова, каждую букву следовало сдвинуть по алфавиту на три позиции назад.

– Идти до вод, – преобразовал Алекс, довольный, что хоть чем-то полезен.

Голинкер полуфыркнул, полусвистнул.

– И сильно нам это поможет? Вы видите воду?