Сделать это было проще простого. У Полякова, как и всякого уважающего себя опера, собаку съевшего в своём деле, имелся отличный контакт с криминалистами. Когда те откатывают на дактокарту пальчики у подозреваемого, такие как Поляков, обязательно откатают один пальчик и для себя. На всякий случай. И такой пальчик можно прилепить куда душа пожелает. В данном случае на стакан, где были пальчики Лёхи-фонаря. Были, да сплыли…
И уже к вечеру Саша сообщил Аркадию Михайловичу, что всё сделано и сколько денег нужно готовить. Аркадий Михайлович связался с Кацавым, передал ему слова Саши Полякова, увеличив заявленную опером сумму на треть.
Следующий день выдался просто сумасшедшим для Аркадия Михайловича. Утром слушалось дело по обвинению гражданина Аврутина Виктора Андреевича в преступлении, предусмотренном ст.102 «б» – умышленном убийстве из хулиганских побуждений.
Аврутин, восемнадцатилетний пацан, убил женщину прямо на улице. За что? А ни за что. Просто девушка Аврутина отказала ему в любви, он озлился на всех баб и, напившись, взял из дома топор, вышел на улицу и убил первую же попавшуюся ему на глаза женщину. Ею оказалась двадцатишестилетняя Татьяна Привалова, спешившая с работы домой, чтобы приготовить ужин мужу и проверить уроки у семилетнего сына…
Отец Аврутина, человек не бедный, при должности, молил Аркадия Михайловича хоть как-то облегчить участь сына. Но что можно было сделать, если сына взяли с поличным: его расправу над беззащитной женщиной видели четыре человека, в том числе одетый в штатское работник районной прокуратуры, который и скрутил подонка.
Аврутину дали тринадцать лет.
Когда ему исполнится тридцать один год, он выйдет на свободу, если, конечно, на зоне с ним ничего не случится. Будет жить. Как – вопрос праздный. А Татьяна Привалова, молодая женщина, жить не будет, Аврутин лишил её жизни. Лишил мужа – жены, сына – матери. Но если муж ещё, возможно, найдёт себе другую женщину, женится, то у сына уже никогда не будет матери…
Грустно и больно. Аркадий Михайлович, если бы даже мог, не стал бы что-то делать для этого негодяя. Но он, к счастью ничего не мог. И даже посул отцом преступника солидной суммы, ничего не менял.
Впрочем, вскоре Аркадий Михайлович перестал терзать себя мыслями о невинно убиенной женщине и о её осиротевшем сыне. Путь его лежал теперь в Бутырскую тюрьму, где ему предстояло вместе с клиентом в порядке ст. 201 УПК РСФСР ознакомиться с материалами законченного следствием дела.
Под вечер, когда уже совсем стемнело, он прибыл в районное отделение милиции к следователю капитану Огуречникову. Был арестован один из клиентов Аркадия Михайловича, домушник Николай Деев по кличке «Коля Золотой ключик».
6
Берлин, где Макс родился и вырос, пришлось покинуть после разделения Германии на Восточную и Западную: владения фон Штайнеров как раз находились в восточной части города. Жить среди коммунистов ни Макс, ни его престарелый отец не пожелали, понимая, чем такое сожительство может обернуться для их рода, от которого только они и остались вдвоём.
Мать Макса скончалась после того, как ещё в начале войны пришло сообщение о смерти её младшего сына где-то на подступах к Москве, а средний сын был убит в битве при Арденнах.
Решение покинуть Берлин далось не просто, Макс до последнего мгновения пытался найти повод задержаться здесь хотя бы ещё на некоторое время, полгода, может год. Ведь свой берлинский адрес он оставил Наде Говорук, которая – он верил в это, – обязательно сообщит, кто у него родился, мальчик или девочка. Но письма всё не было и не было, а оставаться и дальше в ставшем вдруг враждебным милом его сердцу городе становились опасно. Фон Штайнеры перебрались в земли Вестфалии, родные места покойной матери Макса.
Макс скупо рассказывал отцу о своих мытарствах в плену, а о том, что в России он встретил и полюбил русскую женщину, которая ждала от него ребёнка, и словом не обмолвился. Бедное сердце старика не выдержало бы такого удара: мать его внука, продолжателя древнего рода фон Штайнеров – простолюдинка да вдобавок русская!
Макс не был, подобно отцу, снобом и если бы была возможность, женился бы на Наде даже вопреки воле отца. Но то, что это не произойдёт никогда, понимал отлично.
Старый барон желал, чтобы его единственный оставшийся в живых сын, не дал угаснуть их роду. Но где найти теперь достойную их титула девушку? Привычный круг общения за время войны распался, многие прежние знакомые погибли в этой ужасной войне, другие разъехались по иным странам, опасаясь мести русских. От большого состояния фон Штайнеров остались крохи, однако и то, что всё-таки удалось сохранить, позволяло отцу с сыном вести скромную, но приличную жизнь.
Праздно проводить время в ожидании неизвестно чего, Макс не хотел. Поразмыслив и испросив согласия отца, он открыл продюсерскую кампанию, кинематограф он страстно любил ещё с довоенных времён и теперь решил попробовать себя в этом бизнесе.
– Авось получится, – сказал он про себя по-русски, запомнив это выражение со времён плена.
Не сразу, но получилось. Конечно, ни «Золотую пальмовую ветвь» каннского фестиваля, ни номинацию на американский «Оскар» фильмы, которые он продюсировал, не получили и даже не были отобраны на эти престижные кинофорумы. Но это Макса не смущало, наградой для него было уже одно то, что он занимался любимым делом, индустрия кино захватила его полностью.
Кино же предоставило Максу счастливую возможность познакомиться с «Девушкой моей мечты», с обворожительной Марикой Рёкк и несравненной Марлен Дитрих. Когда она пела свою знаменитую «Лили Марлен», Максу казалось, что она поёт эту грустную песню, песню-надежду для истосковавшегося сердца исключительно для него.
Посетив многие кинофестивали, исколесив едва ли не пол-Европы, побывав в Голливуде, он ни на минуту не забывал старый двухэтажный домишко, сложенный из почерневших от времени брёвен, где жила милая русская женщина Надя, его Надя…
Он не раз представлял себе её, идущую за руку с белокурым мальчиком или девочкой по ухабистой дорожке, и сердце сжималось от боли, и комок подступал к горлу. Почему, почему так случилось, что они не могут быть вместе, почему всё так нелепо устроено в этой жизни? Для того чтобы встретить любимого человека, потребовалась страшная, бессмысленная бойня, уничтожившая миллионы и миллионы людей, он должен был попасть в плен, каким-то непонятным для него даже теперь образом выжить в чудовищных условиях лагерей, чтобы затем, словно в награду за перенесённые страдания, увидеть её в простеньком полинялом платье возле той лужицы, в которую он нечаянно уронил папиросу…
Смерть Сталина оставила Макса равнодушным. Скончался один тиран, на его место придёт другой. Что изменится-то? Но не прошло и четырёх лет, как вопреки всему многое изменилось в СССР. Известие о том, что в 1957 году в Москве состоится Международный фестиваль молодёжи и студентов, ошеломило Макса. В закрытый на все замки Советский Союз приедут гости со всего мира? Это шутка такая или русские затеяли какую-то страшную провокацию?
Однако никаких провокаций не случилось, всё прошло хорошо и мирно, о состоявшемся фестивале были восторженные отклики со стороны тех, кто на нём присутствовал. А те, кого там не было, со страниц «свободной демократической прессы» поливали грязью состоявшийся в Москве форум. Разве у русских может получиться что-то хорошее? Ерунда! Это всё показуха, коммунистическая пропаганда!
И уже совершенно неправдоподобно прозвучала вскоре другая новость о том, что в Москве, всего лишь через два года после фестиваля молодёжи и студентов, состоится Международный кинофестиваль!
Макс был растерян, не зная, как ему реагировать на это? Кинофестиваль это так заманчиво, это его жизнь, кроме того, у него вдруг неожиданно появился шанс увидеть, наконец, не только Надю, но и своего ребёнка! О, как рвалась измученная душа его к этим двум самым дорогим ему людям, не считая престарелого отца!
