Учиться ей нравилось, училась она легко, мечтала в будущем поступить в институт и стать врачом, может быть даже хирургом. Но с поступлением в институт пришлось повременить. Однажды на танцах в Парке Горького познакомилась с парнем и влюбилась в него по уши с первого взгляда. Его звали Иван Говорук, он был шестью годами старше Нади и успел уже закончить МИИГАиК – Московский институт инженеров геодезии, аэрофотосъёмки и картографии. Парень он был видный, во всём положительный, основательный ни на какие лёгкие отношения с девушками согласен не был и потому сразу предложил понравившейся ему Наде выйти за него замуж. Себя не помнившая от радости, она тут же дала своё согласия, решив, что институт от неё никуда не убежит.

Однако миловаться влюблённым суждено было не долго, через три месяца после свадьбы началась война, а ещё через полгода Надя получила повестку, в которой значилось, что её муж Иван Степанович Говорук пропал без вести.

Как пропал, где, что это значит – без вести? Но кто ж ответит? Может, в плен угодил, может, снаряд саданул прямым попаданием да разорвал в клочья – какие уж тут вести!

Всю войну Надя ждала Ивана, не верила, не могла представить себе, что его больше нет. А вдруг объявится, вдруг хотя бы весточку пришёл с оказией? Пороги военкомата все оббила, да – зря, ответ был один: пропал без вести.

Военные годы Надя трудилась в госпитально-хирургической клинике при Первом медицинском институте. С какими только страшными ранами, порой не совместимыми с жизнью, не привозили в госпиталь наших бойцов! В грудь, в голову, в живот, с жуткими ожогами, когда человек был похож на обуглившуюся головешку. Один обгоревший танкист, у которого вместо глаз были чёрные впадины, истошно кричал:

– Почему так темно кругом? Почему темно? Включите свет!

И в каждом раненом бойце, неумело, наспех перевязанном какими-то тряпками, Надя пыталась угадать Ивана: а вдруг? Пусть обожжённый, покалеченный, пусть без ноги или руки, но – живой! Она его выходит, вынянчит, лишь бы жив был! Лишь бы свидится довелось! Однако столь желанная Наде встреча так и не случилось за всё военное лихолетье.

К концу войны надежда на то, что может быть теперь Иван весточку о себе подаст, встрепенулась было опять. Может в плену томился горемычный, а теперь, когда гада фашистского добивали в его проклятом логове, Иван и объявится. Но знающие люди украдкой говорили, что путь из немецкого лагеря в советский гораздо ближе, чем до дома…

Когда уж и год послевоенный минул, поняла Надя, что не свидятся они с Иваном на этом свете никогда.

Она по-прежнему трудилась в госпитале и там сошлась с бравым майором, кавалером двух орденов «Красной Звезды» и множества медалей. Молодое, охочее до почти забытой мужской ласки женское тело не выдержало, сдалось под неистовым напором бравого майора, обещавшего к тому же жениться. Конечно, домогаясь женщины, мужчина обещаний надаёт с три короба. Надя не повелась на них, зная им цену. Однако и сопротивляться не стала, мужики нынче после такой страшной войны в большом дефиците были. И на женитьбе не настаивала.

Окончательно излечившись от ран, бравый майор убыл к себе в Саратов, обещая, что как устроится, непременно вызовет и Надю. Устроится-то он, наверно, устроился, но Надю не вызвал. В сумбурном письме извинялся, просил простить, мол, встретил другую. Надя и раньше не питавшая никаких иллюзий на счёт серьёзности их отношений, не расстроилась, не рассердилась на майора, зла на него не затаила. Но и не написала ему, что ждёт ребёнка.

Мальчик родился крепеньким, здоровеньким, Надя назвала его Иваном.

… Робкий стук в дверь едва долетел до слуха Нади, зашивавшей порванный рукав пиджака. Она поднялась с кровати, вышла из комнаты. Она легко догадывалась, кого сейчас увидит на пороге своей комнаты.

3

Худой высокий военнопленный в потемневшем от пота вылинявшем френче со споротыми погонами оступился на краю скользкой после дождя канавки, всплеснул руками, чтобы удержать равновесие и выронил папиросу. Она упала в небольшую лужицу, зашипела и тотчас погасла. И такая боль отразилась на бледном лице его, что проходившая мимо молодая женщина с сумкой в руке приостановилась и с сочувствием посмотрела на неудачника. И тут же достала из кармана мужского пиджака, что был на ней, пачку папирос и протянула военнопленному. Находившийся неподалёку охранник посмотрел на это сквозь пальцы.

– Спасибо, – принимая из рук женщины неожиданный подарок, сказал военнопленный на чистом русском языке.

– Вы русский? – слегка растерялась женщина.

– Немец, – ответил, опуская глаза тот.

Так случай впервые свёл простую русскую женщину Надежду Говорук и субтильного потомка немецких аристократов Макса фон Штайнера.

Была весна 1948 года. Среди немецких военнопленных во всю заговорили о скорой отправке на родину, о том, что многие уже вернулись в Германию. Эти оптимистические настроения разделяли, впрочем, далеко не все. Кто-то прослышал, что военнопленных, а особенно немцев, не отпустят до тех пор, пока они не восстановят всё порушенное ими во время войны. А в такой огромной стране, как Россия на это могли уйти годы и годы!

Некоторые отчаявшиеся вырваться из плена, пускались в бега. Но далеко ли убежишь без знания местности, языка, без еды, соответствующей одежды? Большинство ловили и помещали в специальные лагеря для беглецов, расположенные в Тульской области. Были, конечно, и те, кого изловить не удавалось, хотя число их было мизерное. Но это не значило, что они добрались даже до границ СССР с какой-нибудь Финляндией или Польшей. Особенно если попадался беглый немчик на глаза бывшего фронтовика да ещё под хмельком – пиши, пропало!

Были и такие, кто путём членовредительства пытался добиться отправки домой или, по крайней мере, уклониться от работы. Топор соскользнёт неловко или пила вместо бревна полоснёт по руке. Что ж, бывает, таких горемык лечили. Но прежде зорко проверяли. И если доказывали умышленность этих действий, а не случайность, то отправляли эдаких «гражданских самострелов» по приговору Военного трибунала в исправительно-трудовые колонии лет на пять – вот тебе и скорое возвращение на родину!

Макс фон Штайнер в побег не собирался, решил испить горькую чашу плена до дна. Осознание того, сколько горя его страна причинила русским людям, тяжёлым камнем легла на его ранимую душу. Почему Гитлер называл русских недочеловеками? Почему хотел уничтожить этот народ, не причинивший немцам никакого зла? После того, что гитлеровская армия творила на русской земле им бы нужно нас ненавидеть всё душой! А они…

Вот, например, эта молодая, бедно одетая женщина, пожаловала ему целую пачку папирос «Норд» и улыбнулась сочувственно его неловкости. Сентиментальный капитан люфтваффе позже, когда остался один и слегка дрожащими пальцами доставал из пачки папиросу, даже слезу пустил, вспоминая эту милую добрую женщину.

Другой раз он увидел её возле водонапорной колонки с двумя полными воды вёдрами и попросил позволить ему помочь ей донести их до дома, как бы в благодарность за ту пачку папирос: чем он ещё мог её отблагодарить! Она позволила это ему. А потом, когда он внёс вёдра в её крохотную комнатушку в бревенчатом бараке, одарила его куском сала, ломтём хлеба и несколькими варёными картофелинами. И принимая этот дар, вновь на глаза Макса фон Штайнера навернулась слёза…

Жильё Нади Говорук находилось на той улице, на противоположенном конце которой пленные строили дома. И часто, идя на работу или возвращаясь, Надя встречала этого высокого худого немца в полинявшем френче со споротыми погонами, который в ответ на её дружескую улыбку изящно склонял свою гордую белобрысую голову с заметной сединой, виновато улыбаясь при этом тонкими почти бескровными губами.

Спустя некоторое время Надя, которой Макс вновь помог донести вёдра с водой, пригласила его зайти в дом, где они вскоре сделались любовниками. Всё произошло столь неожиданно, что только спустя некоторое время они задумались о том, что же будет дальше?