– Из газеты, мой друг, из газеты, – язвительно, но негромко прошипел студент. – Да я сразу понял, что здесь что-то нечисто, едва тебя увидел. На дворе разгар лета, а у тебя кожа бледная, словно ты просидел половину жизни в подвале. И в лесу ты спрятался, даже не разглядев толком, кто едет по дороге.

–Вы тоже там прятались, – сказал Друд, смелея.

–Это мне известно, – поморщился студент. – И ты намерен этим воспользоваться?

У Друда действительно мелькнула мысль пригрозить этим Мельхиору и тем самым заставить студента отпустить его. Однако, услышав прямой вопрос, он ощутил стыд.

–Отпустите меня, господин Баллири, – попросил он. – Клянусь вам, я вас не выдам.

Глаза Мельхиора были тёмными от гнева, а губы презрительно поджаты. Он шумно дышал, сдерживая себя.

–Нет, Дэвид-Рудольф, – наконец сказал студент, – теперь ты просто так не уйдёшь. Мне следовало бросить тебя по дороге, но ты своей слабостью вызвал во мне жалость. Теперь ты мне расскажешь о себе всю правду, а я решу, как с тобой поступить.

Друд был припёрт к стенке. Все его предосторожности скрыться под чужим именем потерпели крах и даже обернулись против него. Он решил попытаться рассказать правду.

–Я не всегда вам лгал, господин Баллири, – начал мальчик. – Я действительно с севера, но не вашей провинции, а из Мирлауда. Моего отца зовут Эберт, а мать – Кассандринэ. У отца есть шесть кораблей и контора в Дьюри-Гентоне на Галерейной улице. А у матушки есть имение в окрестностях Дьюри-Гентона – Клёны. Я учился в Лизсе, в школе, когда за мной приехал наш лесничий Подлер с письмом от отца, в котором содержалась просьба как можно быстрее вернуться домой. По дороге лесничий встретил на постоялом дворе своего дядюшку – капитана, который предложил нам доплыть до Дьюри- Гентона на его судне. И я согласился.

Воспоминание о начале всех его невзгод вызвало у Друда дрожь в голосе, но Баллири это нисколько не тронуло.

– Что же было дальше? – строго спросил он.

–Мы…мы напились там, на корабле. Подлер сошёл с него, а я остался. Там были ещё капитан Бертен и боцман Борд. Они говорили, что мой отец – не Эберт Шанталь, а бывший пират Дирк Терборх, который когда-то предал их, и теперь они хотят ему отомстить. Они обвиняли его во всяких грехах и утверждали, будто у него есть жена в Голландии. Капитан хотел продать меня в колониях, но перед этим решил зайти в Анистину за грузом. Только ничего у него не вышло. Я сам ничего не видел, потому что меня запихнули в трюм, но из разговоров слышал, что в Анистине у него хотели конфисковать корабль, и он еле ушёл. Потом начался шторм, и корабль разбился здесь, на побережье.

–В каком месте?

–Не знаю. Там были меловые скалы. Кроме меня выбросило одного матроса, но его убили какие-то люди с мешком, а меня не заметили.

–И что потом?

–Потом я пошёл вглубь земли, подальше от берега. В одной деревне крестьяне решили, что я украл курицу, но я не крал, клянусь Богом, и отвезли меня в Кистоль.

–Как же очутилась у тебя курица?

–На меня выскочил парень, за которым гнались крестьяне. Он сунул курицу мне, сам убежал, а меня схватили.

В рассказе о пребывании в тюрьме Мельхиора особенно заинтересовали сведения об офицере Морны. Он подробно расспросил о его внешности и поведении, а также обо всём, что офицер говорил.

– Богом прошу, – взмолился под конец Друд, – отпустите меня, господин Баллири! Я только хочу вернуться домой и узнать, что стало с моими родителями! Я никому не обмолвлюсь о вас ни единым словечком! Отпустите меня!

–И куда ты пойдёшь?

–Я наймусь на корабль в Ваноцце, а в другой, нейтральной стране, пересяду на корабль, идущий в Северные провинции.

–И на что ты будешь жить, добираясь до Ваноццы, и в самом городе?

–Я буду просить работу по дороге. Отпустите меня!

–Скажи-ка лучше, в какую церковь ходили вы с отцом в Дьюри-Гентоне?

–Мы ходили в собор, господин Баллири. В белый собор святой Инесы. Там ещё статуя святой Инесы из раскрашенного камня.

–А кто похоронен в соборе?

– Вы, наверно, имеете в виду саркофаг, на котором лежит рыцарь. У него ещё ноги опираются на льва. А вокруг стоят статуи плакальщиц. Мне отец его показывал.

–И как же его звали, этого рыцаря?

–Какой-то канцлер.

–Какой-то канцлер! Да это же могила канцлера Ристарда Шентона, который ценой своей жизни спас город!

–Может быть, – пробормотал Друд.

–Не может быть, а точно. А что за статуя стоит перед собором?

–Королю Шейкобу, – блеснул своими познаниями Друд. – Он сидит на коне.

–А чем знаменит король Шейкоб?

–Не знаю…

–Как же ты учился в школе?

–Но я ведь не могу помнить всё, чему учат в школе.

–Что значит: «Littera scripta manet»? – спросил студент.

–Это латынь.

–Ты её учил?

–Да так, учил.

–Почему же ты не можешь перевести?

–А зачем мне латынь? На ней всё равно никто не говорит.

–O tempora, o mores! – воскликнул студент. – А что же ты учил?

–Фехтование, верховую езду, музыку, – осмелел Друд, видя, что Мельхиор смягчился.

Некоторое время они сидели молча, после чего студент сказал:

– В детстве, до войны, я был один раз в Дьюри-Гентоне. Судя по твоему рассказу, ты тоже видел этот город. Я не знаю, верить тебе или нет. Однако я не могу тебя здесь оставить без помощи. Сейчас я пойду на ярмарку и куплю тебе кое-что из одежды. Мы отправимся в Ваноццу, а там посоветуемся с моим дядей о твоей дальнейшей судьбе. Пока меня не будет, спрячься в высокой траве и жди. Очень уж точно ты подходишь под описание в газете.

Мельхиор Баллири оставил Друда не без умысла. Он подумал, что если мальчик врёт, то пусть лучше убежит. Прожжённый воришка не пропадёт, оказавшись в большом селе. Однако по возвращении студент застал Друда на месте. Его тронуло, что лицо мальчика осветилось радостью. Он никогда не узнал, что за время его отсутствия Друд передумал о нём много чего. То ему казалось, что Мельхиор сдаст его властям, то представлялось, что студент сел на струг и отплыл в Ваноццу один. На смену этим мыслям приходили другие: а вдруг Баллири схвачен и сам оказался в беде?

Студент купил своему спутнику поношенный кафтан, старую, но чистую рубашку, штаны, чулки и растоптанные башмаки. Башмаки оказались чуть великоваты, но они запихнули в носы кусочки разорванного шейного платка.

–Хорошо бы тебя постричь, – сказал Баллири, критически осматривая, как сидят на Друде его покупки.

–Мне кажется, я похож на пугало, – сказал Друд.

Рукава кафтана доставали ему до кончиков пальцев, а сам он висел, как на вешалке.

–Уж очень вы разборчивы, господин Дэвид-Рудольф. Кстати, я не могу называть тебя этим именем.

–Вы можете называть меня Друд. Это сокращённое от Дэвид-Рудольф.

–Отлично, Друд. Теперь нам нужно войти с другого конца в Кривражки, так как с этого конца я мог кому-нибудь примелькаться. Затем зайдём к цирюльнику: лучше избавиться от твоих длинных волос, тем более что они местами свалялись. А потом мы пойдём в трактир и будем слушать, не отплывает ли кто обратно в Ваноццу. Остаётся ещё одна проблема: в качестве кого ты будешь сопровождать меня на струге?

–То есть как это, «в качестве кого»?

–Хозяин струга может поинтересоваться, кто мы, откуда едем. Что ты скажешь?

–Не знаю.

–Внешний вид твой не очень хорош. Придётся тебе выдавать себя за моего слугу.

–Я – дворянин, – вспыхнул Друд. – Я не стану прислуживать.

–Прислуживать тебя и не просят, тем более что ты ничего не умеешь, – скептически сказал студент. – Кроме того, запомни: пока мы не выберемся из Кривражек и не доберёмся до Ваноццы, ты – беглый узник, который в любой момент может быть схвачен. Так что веди себя потише, а лучше вообще молчи, а то беды с твоим выговором не оберёшься.

Друд несколько сник и согласился, хотя не без некоторого внутреннего сопротивления, что Мельхиор прав.

Обойдя Кривражки, с другой стороны, молодые люди вышли прямо к речной пристани. На площади перед ней шла оживлённая торговля. Ставни построенных полукругом лавок были гостеприимно распахнуты. Везде были расставлены пёстрые шатры и деревянные палатки, между которыми сновали, горланя, разносчики с лотками. Некоторые купцы стояли возле стругов, покачивавшихся на волнах у самого края пристани. Желающие могли взойти на них по мосткам и осмотреть товар.