Я кивнул Юми, позволяя ей снять с меня верхнее кимоно. Успел заметить, как она таращится на мою кожу.
— Что ты думаешь о таком странном человеке, который оказался в землях Богини?
Юми опустила глаза, но я успел заметить проблеск интереса в них — Вы… необычны, Владыка. Ваша кожа… она как ночное небо!
Я не смог сдержать улыбку — А твоя — как лунный свет, Юми!
Она зарделась еще сильнее и поспешно отвернулась, чтобы взять юкату — Позвольте помочь вам надеть это, Владыка.
Я послушно протянул руки, позволяя ей облачить меня в домашнюю одежду. Пальцы девушки слегка дрожали, когда она завязывала мне пояс.
— Ты боишься меня, Юми? — спросил я тихо.
Она покачала головой — Нет, Владыка. Я… я просто никогда не встречала никого подобного вам.
— Никто не встречал. И что ты чувствуешь?
Юми подняла на меня взгляд, в её глазах читалось любопытство и что-то еще, что я не мог точно определить. Азарт?
— … Я… мне интересно, Владыка. А как вы устроены. Но Владыка, я… я должна подать ужин.
Я кивнул — Конечно. Покажи, что ты приготовила
Юми поспешно отошла к низкому столику, где были расставлены блюда. Я последовал за ней, наблюдая за её грациозными движениями.
— Зеленый чай, рис с овощами, мясо ската и фрукты, — она указала на каждое блюдо — Повара Сагары разбежались, я готовила все сама! Надеюсь, это придется вам по вкусу, Владыка.
— Уверен, что так и будет, — я опустился на подушку перед столиком. "Не составишь мне компанию, Юми?
Она замерла, явно удивленная моим предложением — Но… это не принято, Владыка! Я должна вам прислуживать.
— А я не из тех, кто слепо следует традициям, — улыбнулся я — Садись, прошу тебя. Тут ската на двоих — я один не справлюсь.
Юми колебалась мгновение, но затем опустилась на подушку напротив меня. Я взял чашку с чаем и сделал глоток.
— Расскажи мне о себе, Юми. О чем ты мечтаешь?
Она удивленно посмотрела на меня — Мечтаю, Владыка? Я… я никогда не задумывалась об этом. Хотя нет. Два года назад самураи Отомо разграбили нашу деревню. Убили семь человек. Включая мою мать. Я тогда мечтала лично убить дайме. Воткнуть ему вот это в глаз!
Юми вытащила из сложной прически спицу, показал ее мне. Ого! Заточенная. Прическа девушки не выдержала и черным водопадом рассыпалась по плечам.
Я осторожно забрал спицу, отложил ее в сторону:
— Ешь ската, он изумителен
— Спасибо, Владыка.
В одной из белых бутылочек было сакэ — я разлил по пустым пиалам. Юми сначала отказывалась, но потом выпила. А потом еще выпила.
Мы продолжали весело болтать о том о сем, пока ужин не подошел к концу. Я заметил, что Юми постепенно расслабилась, её улыбка стала более открытой, а взгляд — смелее.
— Уже поздно, — сказал я наконец — Пора готовиться ко сну. Завтра тяжелый день.
Юми кивнула и встала, чтобы убрать посуду. Затем она подошла к шкафу и достала футоны.
— Позвольте расстелить вашу постель, Владыка, — сказала она тихо.
Я наблюдал, как она раскладывает футон, её движения были плавными и уверенными. Когда она закончила, то выпрямилась и посмотрела на меня.
— Что-нибудь еще, Владыка? — в её голосе слышалось легкое дрожание.
Я подошел к ней и взял её руки в свои — Останься со мной, Юми.
Её глаза расширились, на щеках вспыхнул румянец. «Владыка, я…»
— Тсс, — я приложил палец к её губам — Не думай о правилах и традициях. Слушай свое сердце.
Юми смотрела на меня несколько долгих мгновений, затем медленно кивнула. Я притянул её к себе.
Лунный свет заливал комнату, когда мы опустились на футон. Этой ночью не существовало ни господ, ни слуг — только двое людей, открывающих друг друга в тишине замка Сагара.
* * *
Полумесяц ярко сиял в ночном небе, над садовой беседкой почти заброшенного храма богини Такамими Химэ-но Микото. Сама беседка освещалась каменным торо[39], в абажур которого билась ночная мошкара. Сидевший за столиком одноглазый настоятель храма разлил в две фарфоровые пиалы зелёный чай из чайника — «кусю». Наваси-сан, устроившись поудобнее на подушке напротив, взял пиалу искалеченной рукой, пригубил обжигающий напиток и поставил обратно.
— Последнее время что-то плохо сплю — настоятель тоже отхлебнул чаю и зажевал рисовым печеньем — кошмары мучают. Как будто я вновь в пыточном подвале и палачи Имагавы выжигают мне глаз.
— Не вспоминай. — поморщился садовник — Я ведь тогда на соседней дыбе висел. Смех Ёсимото меня потом долго преследовал ночами. Даже после того как его при Окэхадзаме зарезали.
— Кстати, давно хотел тебя спросить, как ты сумел тогда удрать, да ещё и меня, бесчувственного вытащить?
— Да палачи попались молодые, зелёные. Увлеклись процессом, утомились. Ну и совсем не ждали, что человек, которого весь день ломали на дыбе, сможет ходить. А я смог. Как ночь пришла, щепкой вскрыл замок на кандалах и придушил обоих. Потом дополз до конюшни, зарезал часового, погрузил тебя на лошадь и… Такамими Химэ благослови наш путь.
— Так вот как! Оставил ты Имагаву Ёсимото с носом.
— Полдня скакал, потом слез с коня и тебя спустил. Воды хотел попить у ручья, потерял сознание. А когда очнулся, коня уже не было. Это нас и спасло. Погоня по следу лошади промчалась, а мы в зарослях затихарились.
— Ничё не помню, — покачал головой настоятель — помню только, что очнулся уже в рыбацкой хижине. Ладно, всё это в прошлом. Ты говорил у тебя новости с Хонсю.
— Пришли вести из провинции Оми. На удайдзина[40] Оду Набунагу произошло покушение. Синоби из Кога по имени Дзэндзюбо Сугитани, подстерёг кортеж министра на пути из Оми в Мино, и выстрелил по нему из аркебузы. Неудачно. Ода Набунага остался жив.
— Подробности есть? — настоятель устало прикрыл оставшийся глаз.
— Есть немного — Наваси взял пиалу с чаем, чуть подержал в руке и поставил на обратно так и не отхлебнув — Дзэндзюбо устроил засаду в кустах. Стрелял из двух аркебуз, сначала из одной потом из другой. Оба выстрела попали в цель. Пули, пробив тяжёлый нагрудный панцирь, засели в суконном поддоспешнике. Выстрел вышиб Нобунагу из седла, но не смог даже ранить. Поняв, что убийство не удалось, Дзэндзюбо бросился в горы, где был схвачен людьми Набунаги и жестоко казнён. По слухам из него сделали рыбу, отрубили кисти, ступни, прижгли раны горячим воском. Потом выдавили глаза, проткнули барабанные перепонки, вырвали язык и в таком виде бросили на берегу озера Бива. Говорят, много крестьян пришло на него посмотреть. Был даже какой-то художник, который рисует в стиле суми-э[41].
— Какой позор. — настоятель тяжело вздохнул — Как же так вышло то? Почему гэнин действовал один? И кто наниматель?
— Говорят, что даймё Рокаку Ёсисукэ, которого Набунага из провинции Оми выгнал, затаил злобу, стало быть. Вот Дзэндзюбо и нанял. А почему один? На отряд денег не хватило.
Настоятель нервно скушал дайфуку и запил остывшим чаем — Во что вырождается наше искусство? Яды в еду подмешиваем, аркебузы эти гайдзинские. Кто всё это придумывает? Что бы убить человека, не надо в кустах лежать. Надо подойти к нему и ударить ножом в сердце, ну или в печень. И всё. Это просто и достойно. Не надо умничать. Поумней вас люди были, а всё равно в страшных муках сдохли.
— Под ярёмную жилу можно ещё… — начал было садовник, но под пристальным взглядом настоятеля смешался и замолк.
— Самих синоби за десять-пятнадцать лет стало больше. — продолжил настоятель, загибая пальцы — Школа Кога-рю — пятьдесят три семьи, Ига-рю — сорок девять, новое братство Кисю-рю — еще семей двадцать. Уже больше семи тысяч человек изучают и практикуют нин-дзюцу. Количество больше, а мастерство падает.
— Так ведь семьи расползлись по всей Японии. Если раньше мы в двух провинциях жили, то теперь в любом уезде можно найти синоби.
— Вот, вот. Всё потому что порядка в стране нет. Сёгуна Ёсиаки из Киото выгнали. Даймё друг дружку постоянно режут, крестьяне всё время бунтуют. Куда катится наш мир? Ладно, что-то я разворчался сегодня — настоятель снова разлил чай по пиалам — видимо старею. Как думаешь, чем это может нам грозить?
