— Набунага в бешенстве. Готовится военный поход в провинции Кога и Ига. Командующим назначен Акэти Мицухидэ.

— Не Хидэеси? Странно

— Тоже удивился. Этот Акэти вырежет всех, сожжет все деревни и замки, до которых сможет дотянуться.

— А что совет Кагэ^[42]? — настоятель опять захрустел рисовым печеньем.

— А что совет? — пожал плечами Наваси — их девиз — «Каждый сам за себя».

— Плохо — опять вздохнул настоятель — Что ж видно время пришло. Пора начинать переселение рода Исигакурэ на Кюсю. Сообщи всем: первыми женщин и детишек, потом старики, кто захочет, конечно. Ну а гэнины последними. А то мало ли, вдруг придётся с боями прорываться. Пусть отправляют партиями по пять человек. Под видом паломников.

— Погоди — изумился Наваси — у нас ничего ещё не готово. Мы рассчитывали с помощью Каёши, заселить всех в новые рыбацкие посёлки вокруг Нагасаки. Их только начали строить. И придётся расселять по разным деревням. Появление новых людей станет очень заметно. К тому же Отомо Сорин с Таканоби Радзюдзи вот вот войну начнут. Попадём из огня да в полымя.

— Делай как я говорю! Сегодня же голубь должен улететь.

— Слушаюсь! — Наваси глубоко поклонился.

— Слушай, а как там дела у Ёсио с его черным Они? Это точно тот самый раб южных варваров?

— Он самый, проверили — расплылся довольной улыбкой Наваси-сан, было видно что сыном он гордится — только не черный Они, а черный Омо. Небесный Владыка, посланник А́матэрасу-о́-миками — богини-солнца. Я же докладывал.

— Да, да. Я помню. Продолжай.

— Объявил себя посланником Небес. И люди поверили ему! Сначала разбил отряд самураев Отомо, потом захватил караван Сагара.

— Удивительно! А с замком что?

— День назад «Небесная армия» заняла Кумамото. Практически без боя. Но там Есио помог, когда штурмовали ворота.

— И как он помог?

— Закинул в привратную башню гнездо ос

— Молодец, парень! Будущее клана в надежных руках. И что там сейчас происходит?

— Окрестные деревни присягают на верность «Небесной справедливости».

Настоятель задумался, начал щелкать костяшками четок.

— Хорошо. То есть если мы сейчас договоримся с чёрным Омо, ну через Ёсио, и подселим своих родичей в эти деревни, то не у кого вопросов — «А кто это, да откуда?» не возникнет, так?

— Так, да не так. У даймё Сагара Ёсихи вопросы возникнут точно. Он сейчас со своими головорезами-самураями скорым маршем мчится к Кумамото. И если отвоюет свой замок обратно, то вся твоя задумка не будет стоить выеденного яйца.

— Ну, так давай его убьём — зевнул настоятель — и всего делов.

— Как убьём? — вскинулся садовник — Даром что-ли? А-аа, понял, понял. Я передам Бэнкэю. Но боюсь мы можем не успеть.

— Ничего ты не понял. — постучал пальцем по столешнице настоятель — Убить Сагару надо так, чтобы даже тень подозрения на нас не упала. Он сам должен умереть, на глазах у сотен свидетелей. Лучше всего — пасть на поле брани, в окружении своих буси.

— А-аа, понял, понял. — почесал в затылке искалеченной рукой Наваси-сан — Я передам Бэнкэю. Что если он не все-таки не успеет?

— Тогда Омо-доно сможет проявить себя еще раз. Если он настоящий посланники Небес — справится и без нас.

Глава 24

По итогам наших любовных утех, выяснилось две вещи. Первое. Нынешние японцы не имеют культуры поцелуев в губы. Для Юми это все было вновинку. Второе — я все-таки слишком огромен. Девушке по-началу было даже больно, только она этого не показывала. Потом, правда, приноровилась. И уже утром порхала счастливая, как стрекоза.

Ну и у меня была куча дел. Правда весь график сломало появление встревоженного Кукухи.

Девчушку звали Мамоко, что значит персик. Было ей лет двенадцать и состояла она при кухне Золушкой. То есть — подай, принеси, пойди на фиг, не мешай. Худющая — кожа да кости. Видно поэтому к кухне приписали, чтобы подкормить. Удивление вызвало её утреннее отсутствие на рабочем месте. Гора посуды не помыта, а кто виноват? Мамоко. «Позвать немедля», — зашёлся в благородной ярости повар — «спит небось, мерзавка». Кинулись в чулан, где она обустроила себе спальное место, а там пусто. Объявили обще замковой розыск. И вскоре обнаружили пропажу в садовом святилище, где монах Сёнгэн устроил алтарь славящий Будду Амида. При этом возвращаться в господский дом она отказалась категорически, мотивируя это тем, что там хозяйничают злые духи. Которыми уже очень заинтересовался Ивакура, медитировавший по утрам неподалеку от святилища.

— Я проснулась ночью, а тут ребёнок плачет — заходилась слезами Мамоко — то слышно, то не слышно. Я думала сперва — почудилось. А тут из стены вышла мононокэ^[43] и так вот на меня посмотрела. Я так испугалась, так испугалась даже дышать не могла. Думала что тут же умру. Бросилась бежать и не помню уже как здесь очутилась.

И вот мы втроём: я Кукуха и Ивакура-сенсей стоим в чулане.

— Здесь вот она спала — показал на футон Кикухиё — а вот отсюда — показал он на стену — появилась мононокэ.

Ивакура аккуратно простучал стену своим посохом, сперва справа налево, потом сверху вниз.

— Здесь проход — сказал он уверенно — Ломать придётся, что бы открыть ключи нужны, а их нет.

Кукуха кивнул и выскочил из чулана.

— Плотника позови — крикнул ему Ивакура вслед — и фонарь не забудь.

Вскоре Кикухиё вернулся с тремя «Небесниками» вооруженными топорами, ломами и какими-то резаками. В каморке сразу стало тесно и мы удалились в коридор. Главный плотник, какое-то время, в точности как Ивакура, ходил вдоль стены обстукивая её. Потом раздался треск, хруст и грохот.

— Готово — доложил плотник, выглянув в коридор.

Мы вернулись в чулан. Оторванная деревянная панель стояла в стороне, открывая дорогу в таинственный полумрак. Кукуха зажег фонарь — андон и хотел ринуться в проём.

— Куда? — преградил ему путь Ивакура — Оружие приготовь.

Мой адъютант отдал ему фонарь и обнажив меч медленно двинулся по мрачному коридору. Ивакура из за его спины фонарём освещал пространство подземелья. Следом двигался я, а за мной шли плотники вооружившись топорами. Наконец проломив бамбуковую перегородку наша компания ввалилась в просторное помещение устланное коврами в котором находились две девочки и две женщины. Пожилая дама в кимоно простой расцветки встала у входа с остро заточенной нагинатой наперевес.

— Опусти оружие! — прорычал Кукуха делая шаг вперёд.

— Я служу и охраняю мою госпожу, и никто здесь не пройдет, — негромко ответила пожилая служанка.

— Здесь есть только один господин — рыкнул Кикухиё делая второй шаг — Омо-доно!

— Я ничего об этом не знаю, — ответила служанка, — мой долг беречь вход в эту комнату и умереть на пороге, если потребуется.

— Кому нужна твоя никчёмная жизнь? — Кукуха сделал третий шаг

Женщина молча ткнула его глефой. Самурай, ловко отклонившись корпусом, поймал нагинату под лезвие и выбил её из рук. Служанка отскочив, выхватила из за пояса вакидзаси, но Кукуха лишь взмахнул тати и бедная женщина упала на пол обливаясь кровью. Всё это произошло настолько быстро, что ни я, ни Ивакура даже «haha»^[44] сказать не успели. Дети закричали, кинулись к матери. Дороге кимоно, прическа, золотые заколки… Это была очень непростая дама. Кикухиё переступил через тело служанки и приблизился к молодой женщине и детям.

— Как смеешь ты! — крикнула она. — Убийца!

Самурай пнул стоящий рядом ящик, из него рекой посыпались золотые монеты.

— Молодец Кикухиё-сан — обрадовался Ивакура, за шиворот поднимая женщину. Вместе с детьми — они цеплялись за нее — Будет чем расплатиться с Исааком за порох, ружья и свинец.

А среди монет вдруг тускло блеснула бронзовая трубка. Не веря своему счастью я хищно бросился вперёд и схватил… хвала всем небесным и земным ками — подзорную трубу! Подняв голову я увидел напряжённый взгляд женщины.

— Госпожа Чиоми Сагара? — улыбнулся я во все свои тридцать два зуба — Вы то нам и нужны.