Звуки исчезли, вокруг словно вакуум, а затем потом все вернулось. Кожу покалывает, он в последний раз вонзается в меня, твердый как камень, стенками я чувствую, как он пульсирует. Это так чертовски горячо — я обнимаю его, пока он стонет мне в шею.

Во внезапной тишине слышно только наше тяжелое дыхание. Прохладный воздух приносит облегчение моей покрасневшей коже. Вес его тела, обмякшего на мне, кажется солидным. Приятная тяжесть. Затем я чувствую, как из уголков глаз стекает струйка влаги. Шок выбивает воздух из моих легких.

Я смахиваю влагу с виска.

Грейсон приподнимается на локтях, пристально глядя на меня.

— Адреналин, — объясняю я.

Но, судя по глубокой бороздке между бровями, он мне не верит. Он взмахом убирает влажные волосы с моих глаз, его палец прослеживает путь слезы. Я удерживаю его взгляд, пытаясь прочитать его мысли. Он ничего не говорит, нежно прижимаясь губами к моему виску.

Действие настолько трогательное, показывающее его удивление моим эмоциональным состоянием, что я покорена его восприимчивостью. Я отчаянно пытаюсь сдержать тревогу и глажу его по щеке, задаваясь вопросом, откуда появилось это внезапное понимание — это истинная связь или тщательно продуманные чувства.

— Что ты чувствуешь? — Спрашиваю я.

Взгляд льдисто-голубых глаза скользит по моему лицу.

— Очарование.

Это честный ответ. Большинство мужчин либо преуменьшали значение момента из-за испуга, либо преувеличили, мучаясь неуверенностью. Грейсон не может испытать эмоциональную тягу, но он осознает ее — он знает, что между нами она существует.

Я провожу пальцами по вытатуированной замочной скважине между его лопатками, обрисовывая узоры и числа. Я тоже им очарована. Еще с первой секунды, как увидела его.

Я глажу его по голове, чувствуя скрытые шрамы.

— Как это случилось? — Вырывается у меня вопрос.

И в ту же секунду Грейсон замыкается. Я читаю боль в его глазах, прежде чем он переводит взгляд на настенные часы.

— Наш сеанс кончился, док.

Потом его утешительный вес исчезает. Он подбирает футболку с пола и протягивает ее мне. Я использую ее, чтобы прикрыться, пока иду в ванную в офисе, по пути хватая блузку. Когда я возвращаюсь, Грейсон снова одет в форму работника службы безопасности и стоит перед картотечным шкафом.

В моей голове мелькает мысль; вопрос о том, впервые ли Грейсон проник в мой офис.

Сомнение — ужасная вещь.

— Тебе что-то нужно? — Спрашиваю я, подбирая юбку и нижнее белье в том месте, где бросила. Я заканчиваю одеваться, с силой отгоняя сомнения.

— Да. Мне нужно, чтобы ты забралась в голову Нельсона, — говорит он, поворачиваясь ко мне лицом. — Ты уже с ним сблизилась. Я справлюсь с Фостером.

— Отлично. Но мне пора. — Проверяю свой телефон. — Если агенты все еще следят за мной, а я проведу здесь больше двух часов, они что-то заподозрят.

Грейсон склоняет голову, внимательно наблюдая за мной. Он крадется ко мне, темный кабинет скрывает его черты, пока он не оказывается прямо передо мной.

— Держись к нему поближе, но если получишь какие-то доказательства того, что подражатель — это он, и что он слетает с катушек, уходи. Беги подальше.

— Я могу справиться сама.

— Я знаю, что можешь. — Он берет у меня телефон и кладет его на стол. — Меня беспокоят не твои действия. Я беспокоюсь о том, что сделаю я.

Я искоса смотрю на него. Я не учла реакцию Грейсона на угрозу в мой адрес. Ему никогда раньше не приходилось сталкиваться с эмоциональной перегрузкой. Если Нельсон причинит мне боль… на что окажется способен Грейсон? Что это с ним сделает?

— Я понимаю, — говорю я.

Он хватает меня за шею, большой палец оказывается на артерии.

— Иногда прошлое остается прошлым, Лондон. Теперь это не имеет к нам никакого отношения.

Это реакция на мой предыдущий вопрос и на мое отстраненное поведение сейчас. Грейсон может только изображать чувства, чтобы сливаться с обществом, но тщательное изучение этого вопроса сделало его мастером в расшифровке эмоций других.

Я тоже потратила бесчисленное количество часов на это исследование. Я знаю, что его поведение в комнате терапии показывает, что прошлое для него важно, существует какая-то связь, которую он отчаянно пытается разорвать.

А пока я киваю, а затем обнимаю его, наслаждаясь последними секундами с ним.

У всех нас есть секреты, и я не могу судить слишком строго. Я скрываю от него определенные вещи. Некоторые варианты нашей ловушки и мои исследования его прошлого. Я приняла решение, которое может разрушить наш и без того нестабильный мир. Мои действия как его второй половинки можно расценить как предательство. Но действия как его психолога, это предательство гораздо более серьезно. Это может нанести непоправимый ущерб не только ему, но и НАМ.

Но если он не даст мне ответов, теперь я знаю, где их найти.

В его доме. У той женщины, которая подарила Грейсону эту мрачную жизнь.

У его матери.

Глава 45

РУССКАЯ РУЛЕТКА

ГРЕЙСОН

Чтобы избежать свидетелей я использую туалет в близлежащем парке, чтобы переодеться в обычную уличную одежду. Потом выбрасываю украденную форму в мусорное ведро. Я на пятнадцать минут опоздал на автобус до Портленда. Это рискованно, но я ловлю такси вместо того, чтобы стоять полчаса на остановке в городе, где мое лицо показывают в каждом телевизоре.

Пластиковая перегородка между мной и водителем вызывает плохие ассоциации. Это напоминает тот день, когда полиция ворвалась в мою квартиру с ордером на обыск и затащила меня в патрульную машину. Хорошие времена.

По привычке я тут и там подмечаю мелкие подробности из жизни водителя.

В удостоверении говорится, что ему двадцать три года. В козырьке у него есть фотография молодой женщины. На заставке мобильного стоит фото той же девушки. Он уже пропустил три звонка от Скайлер, сразу отправляя ее на голосовую почту. Я смотрю в зеркало заднего вида и замечаю темные круги под глазами. Он слишком молод, чтобы испытывать столько стресса.

Присмотревшись, я мельком замечаю визитку на передней панели. На карточке красуются слова: акушер-гинеколог.

Скоро у водителя начнется новая жизнь, и, как и большинство из нас, он борется с переменами.

Будучи украденными детьми, мы с Лондон никогда не знали своих корней. Они были вырваны злыми монстрами. Похитителями невиновности. Наши драгоценные первые мгновения в этом мире испорчены, стерты.

В отличие от Лондон, у меня есть некоторые воспоминания из моей предыдущей жизни. Полагаю, в некотором роде это меня отличает — не уникальность, а скорее акклиматизация. Не то чтобы рожденный для этого мира, а скорее адаптировавшийся.

«Мы родились не в тот день, когда сделали первый вдох. Мы родились в тот момент, когда украли его».

Я сказал это Лондон, и правда этого утверждения до сих пор не дает мне покоя, как и ее темно-золотые глаза.

Лондон копается в моем прошлом.

Так же, как я склонен подмечать подробности из жизни водителя по вещам в машине, в офисе Лондон есть подсказки к разгадке ее тайных поисков. История запросов в криминалистическую лабораторию. Поиск в браузере моего родного города. Генеалогический отчет.

Я мог бы предположить, что Лондон как психологу необходимо изучить и понять мое происхождение, но в основном она просто любопытствует. Шрамы на моем теле для нее как дорожная карта — и ей нужно пройти по этим дорогам до моего рождения. Узнать, какое событие породило такое чудовище.

В каком-то смысле мы оба были жертвами. Потеря, которую мы понесли, не физическая, но смерть нас самих. Наша личность травмирована. Мы вынуждены восстанавливать нашу психику, собирая ее из отколотых и поврежденных фрагментов.

Но в процессе мы обрели кое-что еще.

Знание.

Вы когда-нибудь получали подарок только для того, чтобы разочароваться после того, как сорвали блестящую оберточную бумагу и обнаружили, что внутри? Что, если бы вам больше никогда больше не пришлось испытать это разочарование. Всегда понимать внутреннюю природу вещь, как все работает и чего ожидать от других.