— Оставим этот разговор на потом.
— Салливан. — Детектив Фостер направляет пистолет вверх. — Я кладу оружие. — Он поднимает одну руку и наклоняется, чтобы опустить оружие на пол. Затем он приказывает другому офицеру сделать то же самое. — Давай закончим все здесь. Если ты освободишь доктора Нобл, мы все забудем о произошедшем. Тебя не станут привлекать к большей уголовной ответственности.
Я ухмыляюсь.
— Это не очень хороший аргумент, детектив.
Он хмурится, когда понимает, на что я намекаю.
— Но ты же не хочешь навредить своему доктору? Она единственная, кто был на твоей стороне.
Я делаю еще два шага к лифту.
— Опять же, не лучший аргумент. Она бросила меня на растерзание волкам. Или ты пропустил ее очаровательную речь в суде?
— Салливан, не… не двигайся… — предупреждает он.
Я слышу, что он повысил голос: он понимает, что проиграл этот раунд. Я тяну Лондон к стене, используя ее, чтобы защитить правый бок, следя за офицерами слева от нас и двигаясь к дверям лифта.
— Нажми на кнопку, — говорю я ей. Она подчиняется, и, когда двери открываются, я затаскиваю ее внутрь. — Увидимся внизу, — говорю я Фостеру перед тем, как двери закрываются.
Я нажимаю кнопку «Вестибюль» и отсчитываю секунды. На счет «десять» я нажимаю кнопку «Стоп». Кабина резко останавливается.
— Что ты делаешь?
— Доверься мне, — говорю я, и ох, это прекрасное выражение чистой ненависти на лице Лондон горячит мою кровь. Когда она в ярости, от нее захватывает дух.
— Мы не команда, — говорит она. — На суде я сказала, что ты бредишь. Боже, я была права.
— Я знаю. Между прочим, это было великолепно. — Я засовываю пистолет в ремень на спине и сдвигаю часть потолка кабины. — Ты должна гордиться — тем, как хладнокровно заставила присяжных убивать без угрызений совести. Они должны благодарить тебя за то, что избежали кошмаров из-за этого решения. На то, чтобы осудить меня, потребовалось менее двух часов
Я встаю на поручень и поднимаюсь через потолок.
— Я ничего не…
— О, еще как сделала. Можешь перестать лгать. — Я смотрю на нее сверху вниз. — Дай мне нитку. — Я протягиваю руку. Она в замешательстве хмуриться. — Давай, Лондон. Дай мне эту чертову нитку, что ты держишь в кармане.
Она ругается и извлекает черную нить.
— И остальное, — требую я. — Я знаю, что у тебя есть больше.
Она протягивает катушку ниток. Я распутываю его и протягиваю ей один конец.
— Обвяжи ее вокруг красной кнопки.
Она подчиняется.
— Ты сказал, что не хочешь причинить мне вред. Ты меня отпускаешь?
Я показываю ей пистолет.
— Ты же умная девочка. Дай мне руку.
Я затаскиваю ее на крышу лифта, и у нас остаются секунды, чтобы узнать, сработает ли этот план. Я веду ее к лестнице сбоку от шахты и затем накрываю ее собой.
Я тяну за нитку.
Лифт трясется и катится вниз, продолжая свой путь в вестибюль.
— Поднимайся, — приказываю я.
Добираемся до крыши больницы. Вытащив Лондон из шахты, я избавляюсь от пистолета. Она с тревогой смотрит на слуховое окно, где я спрятал оружие.
— Мне никогда они не нравились, — говорю я. — В том, чтобы застрелить кого-то, нет никакого искусства.
Она делает шаг назад.
— Я ухожу, Грейсон.
Я смотрю в темнеющее небо.
— Который сейчас час? — Когда она не отвечает, я хватаю ее за руку и снимаю ее часы за тысячу долларов. Я включаю радио, прикидывая, как разворачиваются наши поиски. — У тебя меньше одной минуты, чтобы сделать выбор, — говорю я ей. — Через десять минут они будут здесь и перекроют центр города. Потом у нас будет двадцать минут, чтобы выбраться из штата. Итак, у тебя есть одна из этих минут. Решай.
Она запустила руки в волосы.
— Ты даешь мне выбор?
— Я даю выбор каждому. Ты делаешь выбор с первого дня нашей встречи. — Я протягиваю ей руку. — Ты можешь вернуться, попытаться снова погрузиться в жизнь, полную лжи, или можешь пойти со мной и узнать, насколько глубоко уходит кроличья нора, и получить свои ответы.
Она качает головой.
— Я не могу.
Я тяжело дышу.
— Можешь. Ты можешь делать все, что хочешь, и я обещаю, что отпущу тебя.
У нее вырывается нервный смех.
— Это чертово безумие. Ты с ума сошел!
— Это ваше профессиональное мнение, доктор?
Взглянув на горизонт, она качает головой.
— Я никуда с тобой не пойду.
— Даже если это поможет узнать правду? — Говорю я, и она сосредотачивается на мне. — Открыть все, что твой отец от тебя скрывал?
В ее задумчивых глазах видна тоска, желание разоблачить то, что ее пугает. Одного любопытства недостаточно — такому нарциссу, как Лондон, нужно пообещать ее историю. Она. Она. Она. Это питает ее тщеславие.
Она закрепляет сумку на шее.
— Они собираются убить тебя. И клянусь Богом, Грейсон… я буду там, чтобы посмотреть на это.
Она берет меня за руку.
Я сжимаю ее ладонь, чувствуя скошенный шрам.
— Надеюсь, что так и будет.
Но не раньше, чем мы закончим все это.
Я тащу ее за собой к краю здания. Ее боль замедляет нас. Однако так мы сможем быстрее всего выбраться из центра города с наименьшими усилиями.
Рядом слышны звуки лопастей вертолета, рубящих воздух.
Я позволил ей первой спуститься к пожарной лестнице.
— Не смотри на землю, — приказываю я. Она ругается все время, пока спускается, но ей удается это сделать.
Полицейские сирены отражаются от цемента и кирпича, больница практически забаррикадирована. Я хватаю ее за руку и веду к густой заросли деревьев и кустов, которая скрывает автостраду.
— У нас есть минута, чтобы добраться до моста, прежде чем собаки уловят наш след. — Я смотрю вниз, оценивая движение. Тьма укроет нас, но ненадолго.
— Зачем ты это делаешь…? — Произносит она вслух, но это звучит как вопрос ко мне.
Я глажу ее по щеке.
— Ты знаешь, зачем… знаешь, зачем ты здесь. Чтобы узнать ответы, которые он скрывал от тебя.
На глаза наворачиваются слезы, но она морганием прогоняет их. Она не плачет — слишком высокий уровень адреналина. Хорошо. Это поможет ей пережить боль.
— Мы уезжаем, Лондон. Сейчас же.
Гонка к мосту — наша самая большая проблема. Мы пересекаем шоссе, и звуки розысков остаются позади. Машины останавливаются посреди улицы, раздаются гудки. Осталось тридцать секунд.
Я набираю темп, когда мы достигаем середины. Я слышу ее судорожные вздохи. Я ощущаю ее боль, и я бы забрал ее, если бы мог. Уже видно пункт назначения. Еще пять секунд и мы на месте.
— Остановись.
Она сгибается пополам, чтобы отдышаться.
— Мы на открытом месте!
Я смотрю через мост.
— Нам вниз.
Ее глаза расширяются, и она качает головой.
— Нет. Я не собираюсь умирать ради тебя…
Я обхватываю ее за талию и прижимаю к себе. Она пинается и ругается, когда я прижимаюсь к цементным перилам.
— Ты уже сделала свой выбор.
Я переваливаюсь с ней через край.
Речная вода встречает нас ледяным ударом. В плечо врезается камень. Я пытался попасть в самый центр Брендивайна8, но это вообще неглубокая река.
— О Боже! — Бормочет она и вытирает лицо. — Я ненавижу тебя.
Я обнимаю и прижимаю её к себе.
— Ты ведешь себя так, как будто никогда не плавала в реке, деревенская девушка.
Она бьет меня по рукам, брызгая водой.
— Это безумие…
Я поворачиваю ее к себе и обхватываю лицо, чтобы заглянуть в ее карие глаза.
— Это намного больше, чем безумие. Вот что делает с человеком навязчивая идея. — Я тяжело сглатываю. — Поверь, я перепробовал все, чтобы забыть тебя, чтобы выбросить тебя из головы… Но я не могу. Я только пытаюсь разобраться в этой неразберихе. Мы связаны и принадлежим друг другу. Я уже мертвец. Так что, если я умру в погоне за недостижимым… тогда это смерть, которой можно гордиться.
Она моргает сквозь капли воды, взгляд скользит по моему лицу.
— Ты делаешь это, потому что веришь, что можешь…? Чувствовать любовь? — Она качает головой, пытаясь вырваться из моих рук. — Господи, Грейсон. Это сумасшествие. И невозможно. Ты болен и запутался.
