— Так, пойдем, времечко-то идет, чую, разговор будет долгим. Точно ли накормят?

— Уж не беспокойся, накормят, — буркнул шрамированный, и мы отправились в путь.

Идти пришлось не меньше получаса, через город, и вот мы наконец-то свернули на очередную улицу, где я заприметил открытые ворота, у которых оттирался тот, кого шрамированный отправил вперед.

Мы смело прошли в ворота, которые тут же захлопнулись, это меня немного напрягло, но я продолжал держать уверенный и независимый вид.

— Андрей, пойдем, тебя, поди, ждут, твои же людишки пусть тут побудут, ничего с ними не случится, ты же гость здесь.

Я оглянулся, заприметив, что те, кто нас сопровождали, начали расходиться.

— Елисей и Вишка, здесь ждите, Прокоп, пошли со мной, хоть поснедаем, не зря же столько ноги били.

Шрамированный же скривился, но ничего не сказал.

— Тебя-то как звать? — поинтересовался я.

— Кобзом зови, — глянул на меня шрамированный и продолжил свой путь, который шел к двухэтажному дому, стоящему на клети среди деревьев.

Поднявшись по лестнице, он первым прошел внутрь, а мы следом.

В нос тут же ударили запахи съестного, я оказался в большой светлице, в углу которой стоял стол, на котором и разместились разные блюда.

За столом сидели двое, одеты оба богато, в разноцветных распахнутых кафтанах и рубахах с богатой вышивкой.

Один был старый, почти старик, лет шестьдесят, не меньше, но весьма толстый, а второй намного младше, лет тридцати и размерами чуть поменьше, они были похожи, имели, так сказать, на лицо семейное сходство. Большие носы картошкой, а под бородами наверняка прятались по два, а то и три подбородка.

— Здрав будь, Андрей, будь гостем в нашем доме, — заговорил старший и указал на лавку, стоящую за столом.

— И вы будьте здравы, — серьезно произнес я и уселся за лавку, дав знак Прокопу, чтобы он устраивался рядом.

Как только Прокоп сел, старший скривился, а молодой, наоборот, хмыкнул.

Кобз же к столу не присоединился, а встал чуть в стороне, оперившись на стену и сложив на груди руки.

— Звать меня Игоша, сына же мого Акинфейка, — произнес старший.

— Андрейка Белев, — представился я, хотя они и так знали, кто я такой.

— Может, откушаем сперва, а там и о делах поговорим? — предложил Акинфей.

— Эта можно, — степенно кивнул его отец.

Перед началом трапезы мы, как добрые христиане, помолились, и я пробежался взглядом по столу.

Господь же явно был милостив к этому семейству и послал немало, стол был богатый. Несколько видов рыб было, да по-разному сготовленных: копченая, вареная и жареная. Мясо тоже присутствовало, а уж пирогов разных еще больше было.

Этакий мини-пир, поросенка с яблоком во рту только не хватало, не бедствуют купцы.

Насыщались почти в тишине, изредка перебрасываясь ничего не значившими фразами, хозяева же дома сего показательно игнорировали Прокопа.

Я наелся буквально минут через двадцать, а вот Игоша и Акинфейка все продолжали насыщать свои утробы. Мне даже интересно стало, они все, что есть на столе, съедят или только половину.

Наконец-то они откинулись, и Игоша, как хозяин, завел ничего не значащий разговор о погоде, птичках и видах на урожай.

Эта пытка длилась не меньше часа и весьма действовала мне на нервы.

— Андрей, люди говорят, что это ты Савке поставляешь стекло, — спокойно произнес Игоша.

— Люди многое говорят, в том числе что под Рязанью грибы с глазами. Их едят, а они глядят, — пошутил я.

— Ха-ха, — хохотнул Акифей, а Игоша нахмурился.

— Брешут, был я там не раз, нет там такого, — хмуро произнес Игоша, оглядывая меня.

Не нравилась мне эта парочка, улыбаются и слащавые такие, но только отвернись — нож воткнут.

— Вот именно, многое люди говорят и не всему из этого стоит верить, — философски заметил я.

— Завирают, конечно, как не без этого, но и в их словах правду можно найти. Али не возишь Савке товар? — сузив глаза, с улыбочкой произнес Акинфейка.

— Я такого не говорил, — склонил я голову набок. — А кто говорит-то? — с интересом спросил я.

— Люди, — пожал плечами Игоша.

— Они все видят, все примечают. На каждый роток не накинешь платок, — поддакнул Акинфейка.

— Ну да, ну да, — улыбнулся я, а мне самому вспомнился Петр с тем самым «платком».

— Не по чину Савке таким товаром торговать, много ему будет. Лучше нам его, Андрей, привози, мы честную цену давать будем, а коли хочешь, и монетой тебе поможем, и людьми, что тебя защитят, да и другим чем, — произнес свое предложение Игоша и серьезно на меня взглянул.

— Монеты — это хорошо, да и люди тоже, — и я покосился на Кобза, который, заметив мой взгляд, ощерился.

— Так ты согласен? — доброжелательно улыбнулся Акинфей, а вот его отец нахмурился.

— Думать надо, предложение непростое, да и с Савкой у меня все обговорено уже, — задумчиво произнес я.

— Да кто ж его спрашивать-то будет? — хмыкнул Акинфей. — Как скажем, так и будет, ты о том и не думай вовсе.

— Но приходится, да и неизвестно, будет ли еще такой товар, а если и будет, то когда, — развел я руками.

Акинфей хотел что-то сказать, но покосился на отца, который сначала нахмурился, а после доброжелательно улыбнулся.

— Ты подумай, дело такое. Мы подождем, но и не затягивай, Андрейка, не люблю я этого, — веско произнес Игоша.

— Подумаю, и крепко подумаю, — кивнул я, хотя для себя все решил. Такие на шею сядут и не слезут, а как проведают, откуда стекло, то можно самому в колодец нырять.

Еще немного поболтав, мы покинул этот чудесный дом, и, лишь отойдя от него на сотню метров, я выругался.

— Вот же ж уроды, псы поганые.

— Я уж думал, мы и не выйдем оттуда, — хохотнул Елисей.

— Не верь им, Андрей, как липку обдерут, — медленно произнес Прокоп, глянув на меня.

— Я и не верю, — усмехнулся я.

— Не связывайся ты с ними, — тут же подключился Елисей, и я, остановившись, обернулся к нему.

— Слышал чего о них? — спросил я.

— Слышал, — кивнул Елисей. — Разное слышал, но добрых дел за ними не водится, это уж точно.

— Я тоже так подумал, да и Кобз этот, сразу видно, тот еще душегуб, — серьезно проговорил я и, развернувшись, пошел дальше по улице.

Надо с Савкой обсудить произошедшее.

«Интересно все-таки, откуда эти уроды прознали обо мне, хотя тут не так уж и сложно сосчитать. О кольце народ прознал, а Савка стеклом начал торговать после моих посещений его подворий. А люди глазастые тут, они правы», — промелькнуло у меня в мыслях.

— Андрейка, — воскликнул Савка с облегчением и обнял. — Я уж думал всякое. Тишка видел все, как тебя чуть ли не уволокли, он как раз возле ворот ошивался, а потом и сразу ко мне.

— Я тоже рад тебя видеть Савка. Елисей, Вишка здесь будьте, — и, махнув Прокопу головой, мы направились к беседке.

— Чего у тебя, сказывай? А после и я тебе все обскажу, али из-за меня вид у тебя такой хмурый? — улыбнулся я.

— И из-за тебя. Не понятно кто это был, куда ушел. Мало ли чего, так еще и перед воротами моего дома. Торговля нынче плохо идет. Слухи про меня кто-то разные пускает, вот народ и обходит видать. Так еще и попы на той неделе заявились, про зеркала спрашивали, а после и на исповеди тянули. Видать, кто шепнул им про них, вот и стараются. Коли найдут, тяжко придется, — вздохнул он.

— Понятно, — только и кивнул я. — Меня же на разговор приглашали, очень убедительно советовали перестать вести с тобой дела, и начать с ними. Не угрожали, но… Ясно дали понять, что ни чего хорошего не будет, — выдал я.

— Видать это они и мешают мне, — тут же посветлел лицом Савка. — Так с кем ты говорил? Они назвались?

— Назвались — Игошка Шумилов, да сын его Акинфей, — произнес я, и лицо у Савки окаменело, а после он разразился руганью и, подскочив, начал ходить туда-сюда.

Минут пять ругался и успокаивался, а после вернулся на свое место.

— Придётся им уступить, эти не отстанут — изведут. Не дадут жизни ни тебе, ни мне. Я же против них, так, да и ты, не справлюсь, — тяжело произнес Савка. Было видно, что эти слова дались ему тяжело.