Когда я седлал Черныша, в конюшне объявился Прокоп.

— Здрав будь, Андрей Владимирович, — поприветствовал.

— И ты здрав, — кивнул я Прокопу.

— Богдашку будем с собой брать? — спросил мой послужилец. — Все же за двоих послужильцев больше накинут, чем за одного.

— Он сможет ехать? А то его крики в самом Гороховце слышали небось, — хмыкнул я.

— Потерпит, — весело оскалился Прокоп.

— Возьмем тогда, — после небольшой паузы ответил я, и Прокоп кивнув молча покинул конюшню, чтобы появиться спустя пару минут с Богданом. Который имел бледный вид и при каждом шаге морщился.

При виде меня он тут же отвесил поясной поклон, причем было видно, что делает он это через боль.

— Ты прости меня, Андрей, не думал я, что моя шутка так обернется, — повинился Богдан.

Судя по его лицу, он говорил искренне и действительно переживал.

— Прощаю, — кивнул я ему и отвернулся к Чернышу.

Оседлав коней, мы выехали в город. Богдан всю дорогу был молчалив и печален и лишний раз не отсвечивал.

Немного отъехав от дома, я завел разговор с Прокопом.

— А ты знаешь, кто такой князь Старицкий? — поинтересовался я, качаясь в седле.

— Как, как? Старицкий, — задумался Прокоп и спустя минуту раздумий покачал головой. — Нет, даже и не слышал о таком. По что спрашиваешь?

— Да слышал где-то, вот вспомнилось, — пожал я плечами.

— Бывает, — кивнул Прокоп.

— А еще вот скажи, ты про путь в Сибирь ведаешь чего? Ну, за камень?— припомнил я древнее название Урала из фильма о Ермаке.

— Все, понял, о чем ты. Ишь ты, Сибирь, ну да и так иной раз называют. Да не особо много, никогда интересно не было. Знаю только, что раньше за камень по рекам ходили, не особо удобный путь. Сейчас вроде новый путь нашли, Бабиновской дорогой прозвали, в Соликамске начинается, а там за камень идет. А зачем тебе? — прищурив один глаз, глянул на меня Прокоп.

— Так интересно же, — попытался я глянуть на него удивленно. — Говорят, в тех лесах мехов можно добыть видимо-невидимо.

Все-таки вопрос заработка денег был актуальным, и от идеи намыть золотишка я пока не отказался.

— Ну да, тоже слышал о таком, только места там дикие и опасные. Местные людишки не знают веры христовой, — и Прокоп перекрестился, а следом и мы с Богданом. Ясак царевы люди собирают с них, да на промысел многие ходят, а кто и торговлей промышляют. Слышал я, что и города новые ставят, а не просто остроги, — подбоченился Прокоп.

— Вот оно как, — протянул я.

— Ну да. Много с того царь имеет, — и Прокоп почесал ухо.

Весь путь мы и проболтали с Прокопом о разном, в том числе о том, как он с отцом рубежи охранял и чего видел, и о том, какие уловки крымчаки да ногайцы используют.

— Скоро темнеть уже будет, — кивнул на заходящее солнце Прокоп.

— Давай тогда место найдем для ночевки, — глядя по сторонам, ответил я.

— Дело правильное, — кивнул он.

Спустя пару минут мы нашли подходящее место, ногами расчистили снег. Богдана отправили собирать сухой хворост, я же рубил лапник с елей на постели, а Прокоп обихаживал коней.

Спустя минут десять уже горел огонь и опускались сумерки.

— О, всадники, — впервые за весь путь произнес Богдан и указал рукой мне за спину.

Глава 6

Прокоп тут же подскочил, а я повернулся и начал вглядываться. Действительно, по дороге в нашу сторону двигались четыре всадника.

— И кто же это может быть? — вслух спросил я.

— Да кто угодно. Может, кто из наших соседей в Гороховец едет, может, царские люди припозднились, а может, и инородцы озоруют, — напряженно произнес Прокоп, продолжая вглядываться во всадников. — У татей и шишей, обычно нет коней, — добавил он.

Напряжение нарастало, я положил ладонь на рукоять сабли, но внезапно от Прокопа донеслось:

— Да это ж Микитка, ну точно Микитка, — в его голосе читалось облегчение, и я на него покосился.

— Вон, видишь, у того мерина на лбу пятно такое вытянутое, — тут же указал Прокоп. — Ну вот это Беляк мерин Микиты, в здешних края только у него такое.

Мне тут же вспомнилась встреча со своим соседом Василием, который упоминал про кого-то Микиту, да и Прокоп ранее про него упоминал.

— Хорошо, коли так, — протянул я.

Меж тем всадники приближались, среди них я узнали Василия, что сообщил мне о смотре. В итоге остановившись напротив нас.

— А мы-то думаем, кто это огонек палит? Может, тати какие, — со смешком произнес Василий, спрыгивая с коня.

— Так и мы подумали, кто это в ночи, — в тон ему ответил я. — Здрав будь, Василь, и ты, Микита, — а после кивнул и другим всадникам.

Похоже, это были их дети, ибо других вариантов просто не было, так как одному из них было лет тринадцать, совсем молодой парнишка, а другому лет двадцать.

— И ты будь здрав, — прогудел Микита, слезая с коня. Было ему под пятьдесят лет, не меньше, худой как щепка и с куцей бородой.

— Погреться-то пустите? — оглядывая костер, спросил Василий.

— Будем только рады, — кивнул я и вернулся на свое место.

Тем временем прибывшие начали суетиться, расседлали коней и так же нарубили лапника.

— Михейка, — окликнул сына Микита двадцатилетнего парня, — а ну доставай, чего там мать наготовила.

Глядя на это, и мы разворошили свои запасы, и через пару минут соорудили «общий стол», даже помолились перед едой.

Перекусив все развалились, глядя на огонь, первым разговор завел Никита.

— Готов верстаться? — с улыбкой спросил Микита, внимательно меня осматривая.

— Вроде как, — пожал я плечами.

— Да не опасайся, поможем, коли чего. А так все при тебе: и конь, и сабля, да и люди оружные есть. Запишут в дети боярские, не сумлевайся, — покровительственно махнул рукой Никита.

— А чего опасаться-то, коли не приняли бы. К деду в Белгород ушел бы, там люди воинские нужны, уж там бы поверстали, — нашелся я с ответом.

— Ха-ха, — засмеялся Василий, а там и остальные заулыбались.

— Верно мыслишь, там воинские людишки нужны. Да и дед твой там не последний человек, — кивнул Микита. — Вот только там всегда бой, — мрачно заметил он. — Всегда ожидание, что придут крымчаки, а когда выезжаешь в дозор, неизвестно, вернешься ты живым или нет.

Другие же просто кивнули.

— Да, тяжко там живётся, — кивнул Василий.

— А будет ли вообще нынче верстание? Когда последний раз-то было? — вернул я тему к прежнему руслу.

— Ну дык, кто его знает, — почесал бороду Василий. — Я, когда в Гороховце был, только о смотре узнал и сразу домой, вас упредить. А так, кажись, годин пять назад али шесть. — Василий бросил взгляд на сына Микиты.

«Понятно, ему на вид лет двадцать, видимо, так и не поверстали. Хотя поначалу-то я думал, весртание наравне со смотром проходит, видимо, нет», — задумчиво глянул я в костер.

— Думается мне, что тебя, Анрейка, коли поверстают, сразу в десятники могут поставить над новиками али над опытными, чтобы ты у них учился. Все-таки ты не последнего роду, да и отец твой сотником был у нас. Скорей всего, конечно, в новиках год проходишь, а там уже и в десятники. Но, коли сразу поставят, ты не удивляйся, — хмыкнул Микита.

Мне же вспомнился анекдот про внука полковника.

Приходит внук к своему деду полковнику и спрашивает:

— Деда, а я буду лейтенантом?

— Будешь, внучок, будешь, — отвечает дед.

— А майором? — продолжает спрашивать внучок.

— И майором, — кивает дед.

— А полковником? — продолжает допытываться внук.

— И полковником будешь, — спокойно отвечает дед.

— А генералом? — с горящими глазами спрашивает внук.

— Э нее, внучок. У генерала свои внуки есть.

Вот только чувствую, если я им его расскажу, он будет для них не смешным, так как здесь это в порядке вещей. Местничество, кажется, подобное называется. Когда сын садится на место отца. И если отец не был воеводой, то и у сына им стать весьма призрачные шансы. Так это же получается, что если мой отец не был князем, то и я им зваться не смогу? Или там, в высших сферах среди бояр, немного по-другому все происходит? Интересный вопрос, знать бы, у кого еще спросить.