Основным гносеологическим вопросом является: "что есть истина?". Интересно, что в истории философской мысли мы не находим единого мнения по поводу определения категории истины. Это, на мой взгляд, является подтверждением относительности человеческого знания. Тем не менее, каждый, более или менее самостоятельно мыслящий философ, строит ту или иную систему основных философских категорий, на которых, как на фундаменте, возвышается мировоззрение философа.

В моем понимании истина – есть соответствие знания действительности. Такое понимание истины в теории познания принято называть гносеологической корреспонденцией. Напомню, что действительность есть представленность сущего. Знание же есть информация о сущем (или несущем), передаваемая с помощью языка (естественного или искусственного) и (или) мысли 7 . Данное определение категории истины, несомненно, имеет сильную сторону – возможность установления критерия истины, т.е. возможность подтверждения того, что знание, которым мы располагаем, на самом деле – истинно. Таким критерием служит практика.

Несколько раньше, я говорил, что действительность определяется существующим. Но существует и знание. Знание – также действительно, как и те вещи, те события, о которых есть знание. Не получается ли внутреннего противоречия в определении истины как соответствия знания действительности? Вовсе нет. Просто такое понимание истины предполагает также и другую трактовку, которую принято называть гносеологической когеренцией. В этой трактовке истина – есть соотношение знания с уже доказанным знанием (или знанием, представленным как аксиома). Гносеологическая когеренция есть не опровержение гносеологической корреспонденции, а необходимое ее дополнение: причем первая, по объему содержания понятия, вмещается в объем второй.

Антиподом истины является ложь. Всякое несоответствие знания действительности, осознаваемое человеком, является ложью. Иными словами, всякое, выдавание за истину осознанного несоответствия знания действительности – является ложью. Когда человек лжет, то он знает, что хочет представить другому человеку нечто как истину, являющееся на самом деле ложью.

От лжи необходимо отличать заблуждение (или дезинформацию). Заблуждением является несоответствие знания действительности, которое признается за истину, но которое неосознаваемо человеком. Многообразие, существующих заблуждений, показывает нам огромную сложность отыскания истинного знания. Наличие заблуждения в познании есть трагедия познания. Но эта трагедия должна быть пережита каждым человеком, стремящимся к постижению истины. Иными словами, без заблуждения не могло бы быть самой истины. Поэтому необходимо критически преодолевать всякое заблуждение. Человек, познающий истину, имеет право заблуждаться, но он не имеет права оставаться при своем заблуждении. Старая мудрость гласит: умный человек учится на своих ошибках (заблуждениях), глупый – всегда остается при них (ошибках, заблуждениях). Пусть же эта мудрость станет критерием ума человека!

Истинное познание всегда есть поиск смысла, борьба за смысл. Поэтому познание включает в себя не только знание чего-либо, но и понимание чего-либо. Таким образом, знание и понимание – основные компоненты познания. Существует несколько форм познания, но основными, несомненно, является чувственно-сенситивное, рациональное и интуитивное. Наличие феномена познания, как движения от незнания к знанию, говорит нам о возможности постижения тайны бытия, т.к. знание имеет статус бытия, в то время как незнание – статус небытия. Человек "заброшен" 8  в мир не просто так, но с определенной целью и определенным назначением. Эта цель – признание бытия Бога. Это назначение – оправдание бытия Бога, посредством совместного с Ним творчества, которое есть – теургия (утверждение Божьего замысла о мире, совместное с волей человека). Возможность познания – ест незаменимая ценность для человека, и она занимает одно из высших мест в иерархической системе ценностей мироздания. Но я несколько отвлекся.

Познание есть тайна. Тайна познания – есть тайна бытия. Тайна познания тождественна тайне бытия, ибо тайна бытия есть скрывающаяся в действительности сущность, познание же есть открытие этой сущности. Чтобы читатель смог лучше понять сущность познания, приведу следующую аллегорию. Вообразите, что у вас есть сеть. Все то, на что вы сможете накинуть эту сеть – будет принадлежать вам. Сеть – это ваш инструмент познания, т.е. ваши познавательные способности. Все то, что оказывается под сетью – есть ваше знание. Таким образом, процесс познания можно сравнить с охотой за знанием. Само же знание представляется нам как часть действительности, включенная в наше сознание.

Приведенные выше основные онтологические и основные гносеологические категории религиозного экзистенциализма, позволят мне в дальнейшем более гладко и понятно излагать свое мировоззрение. А поставленный в начале главы основной онтологический вопрос послужит отправной точкой.

В сущности, А. Грюнбаум прав, когда говорит, что сама постановка основного онтологического вопроса уже заранее допускает существование внешней причины по отношению к Вселенной. Но это не может служить обвинением в неправомерности данного вопроса. Я предлагаю другой вариант решения. Если данный вопрос предполагает существование внешней причины по отношению к Вселенной, то не правильнее ли будет попытаться найти эту причину или, если таковой не найдется, доказать, что ее (т.е. причины) и вовсе не существует? Этим я и займусь в следующей главе книги.

Да, несомненно то, что основной онтологическим вопрос предполагает существование; внешней причины по отношению к мирозданию, делает намек на то, что бытие имеет свой исток, но это вовсе не означает того, что данный вопрос необходимо причислить к разряду некорректных вопросов. А.Грюнбаум, по всей видимости, хочет уличить основной онтологический вопрос в провокационности, хотя открытым текстом об этом нигде и не говорит. Но если данный вопрос является провокационным, то это означает, что он содержит заведомо ложную предпосылку. Суждение же о том, что Мироздание имеет причину своего существования, не может являться ни ложным, ни истинным, а только – гипотетическим. Это, кстати, гениально доказал еще великий И. Кант своей четвертой антиномией чистого разума в "Критике чистого разума". Если же пользоваться гипотетическими суждениями, то это означает то, что и умозаключения, которые из них получатся, должны считаться гипотетическими до тих пор, пока не будут опровергнуты, либо доказаны достоверными фактами или суждениями. Таким образом, все дальнейшие размышления в моей книге не могут считаться неправомерными, как это может показаться некоторым скептикам.

Несостоятельность аргумента А. Грюнбаума очень отчетливо проясняется, если обратить внимание на то, что все частные виды вопросов о существовании чего– или кого-либо в конечном итоге редуцируются к основному онтологическому вопросу. Поэтому, если признать основной онтологический вопрос провокационным, то логическим образом придется признать провокационными и все те частные вопросы, общим выражением которых является данный вопрос. Тогда вопросы типа "Почему вообще существует человек, а не ничто?", "Почему вообще существует дерево, а не ничто?", "Почему вообще существует Земля, а не ничто?" и т.п. – придется признать провокационными. Каждый здравомыслящий человек поймет всю абсурдность подобного вывода. Наконец, необходимо обратить внимание на то, что в основном онтологическом вопросе делается лишь намек на то, что мироздание, возможно, имеет творческое происхождение, а, следовательно, имеет и своего творца. Но эта посылка в вопросе – всего лишь предположение, а не допущение или установление. Основной онтологический вопрос являлся бы, безусловно, провокационным, если бы имел, например, такую форму постановки: "Почему вообще Бог сотворил нечто, почему не ничто?" или "Почему вообще Бог сотворил нечто, почему не оставил ничто?" и т.п. Таким образом, выражение А. Грюнбаума против правомерности основного онтологического вопроса, на мой взгляд, не может считаться состоятельным.