– У вас есть очень опасное растение?

– У меня таких пятьдесят два.

Не говоря ни слова, Психо отправилась за стойку, откуда возвратилась с сумочкой в руках. Она извлекла из нее тюбик крема на основе арники и выдавила немного содержимого себе на ладонь.

– Дайте вашу руку, – велела она, протягивая ко мне свою.

Я хотела было объяснить, что арника не окажет вообще никакого воздействия на рану, но вместо этого вытащила пострадавшую кисть из-под стола и вложила в ее ладонь. Ее прикосновение показалось мне нежным, как перышко. Слегка выпятив губы, она принялась сосредоточенно втирать крем. Задержав дыхание, я изо всех сил напрягала мускулы, чтобы унять дрожь.

– Прошу прощения. Я делаю вам больно.

– Вовсе нет, – сквозь стиснутые зубы выдавила я.

У меня закружилась голова. После того, как я потеряла свою единственную подругу, я поклялась, что такого со мной больше не случится, и вот, пожалуйста, полюбуйтесь – я дрожала, как подросток.

– Вы же ученый, – проговорила Психо, завинчивая колпачок на тюбике. – Вы не верите, что арника поможет, но, может быть, стоит дать шанс натуральным средствам, как считаете?

– Все верно.

Из-под ворота рубашки я выудила мешочек, а оттуда достала пузырек.

– Я ботаник. Натуральные средства – очень важный пласт моей работы.

Психо прищурилась.

– Что это?

– Антидот. Я всегда с собой ношу несколько разных на экстренный случай.

Психо отпила глоточек чая и задумчиво уставилась в сад.

– Ваше хобби очень захватывающее и в то же время опасное. – Она сделала еще глоток. – Хотя жить в окружении растений, должно быть, приятно.

– Я не живу в окружении растений, – возразила я, энергично помотав головой, – я держу их на безопасном расстоянии от места собственного обитания.

– И все равно я вам завидую, – пожала плечами Психо. – До конца года мне предстоит присматривать за чужой квартирой. Там есть сад, только он принадлежит пожилой леди, которая живет на цокольном этаже. Я не могу им пользоваться. Сад – это то, чего мне больше всего не хватает вдали от родины. Вот почему я принесла сюда все эти растения. – Психо сделала еще один крошечный глоточек чая. – У одного из моих соседей есть сад на крыше. Мне видно из окна. Ограда в этом саду вся оплетена лозой с красными цветами в форме рупора. В Бразилии ограда вокруг нашего дома была заплетена такой же лозой. Хоть мне и делается от этого грустно, я каждый день смотрю на этот сад и каждый день жалею, что он не мой.

Я ничего не могла с собой поделать – ее нежный голос и печальное выражение лица застали меня врасплох. Я бездумно произнесла:

– Он мой. – И совершенная оплошность тут же заставила все тело содрогнуться. Я схватила чашку, набрала полный рот чая, сглотнула и затараторила: – Я имела в виду, что у меня тоже есть сад на крыше. Так что он вполне может оказаться моим.

Психо вздернула брови.

– Вы живете в одном из тех домов, стоящих полукругом?

– Эм-м… Да.

Я вовсе не намеревалась раскрывать свое место жительства и совершенно точно не собиралась рассекречивать свою коллекцию, но эта молодая женщина меня словно околдовала.

– В таком случае это, должно быть, ваш сад, потому что в том районе он всего один. Значит, мы с вами и правда соседи. Мы должны представиться друг другу. Меня зовут Симона.

Симона протянула мне руку, и я пожала ее.

– А я – профессор Роуз. – И тут же снова бездумно выпалила: – Может быть, зайдете как-нибудь посмотреть мой сад?

А она с улыбкой ответила:

– Благодарю вас, Роуз. С удовольствием.

Сидя за столом, я открыла журнал Психо и сделала в нем запись: «Симона, бразильянка». Теперь мне были известны уже три имени: ее, Джонатана и Себастиана. Неизвестными оставались еще два – Морозника и Кастора. На мгновение я задумалась над тем, что делаю. Это уже не походило на научное наблюдение за жизнью соседей. Я вляпалась во что-то гораздо более существенное. Теперь это было расследование. Я должна была разгадать, каким образом Симона и Себастиан были связаны с человеком, которого я знала двадцать лет назад.

Морозник уже какое-то время не попадался мне на глаза, зато не далее как вчера во время рутинного наблюдения в телескоп я видела Кастора. Он стоял в саду возле дома Симоны. Бейсбольная кепка закрывала его лицо. Я была шокирована. Никак не могла взять в толк, почему Симона не откажет ему от дома. От одного его вида мне сделалось не по себе, однако я силком заставила себя рассмотреть сквозь линзу его черную рубашку и узкие джинсы, высоко на талии перехваченные ремнем с крупной серебристой пряжкой, и его кожаные узорчатые ковбойские сапоги. Когда Кастор повернул лицо в направлении моего сада и его солнечные очки забликовали отраженными лучами солнца, я не стала прятаться. Вместо этого настроила фокус, так что можно было разглядеть его тонкие губы, окаймленные белой щетиной, и бугристый рубец, тянущийся от виска до самого подбородка. Кастор поднял бокал с вином и отхлебнул большой глоток, так что немного вина пролилось на подбородок. Он вытер рот рукавом.

Мое внимание привлекло какое-то движение у Кастора за спиной, и я сместила фокус к его плечу. Симона стояла у себя в кухонном уголке и крошила овощи. Пока Кастор стоял к ней спиной, Симона искоса взглянула на него, положила нож, а затем украдкой схватила маленькую черную «Нокию», заряжавшуюся на полке у нее над головой, и спрятала в карман. Опустошив бокал, Кастор направился в кухню за добавкой. Он взял в руку нож и, ухмыляясь, принялся размахивать им перед Симоной из стороны в сторону. Потом несколько раз подбросил прибор в воздух и поймал за рукоять, после чего засунул в задний карман и отправился в проходную комнату. Через некоторое время Симона последовала за ним и, остановившись вплотную к Кастору, положила ладонь ему на руку, с какой-то мольбой во взгляде взирая на него снизу вверх. Кастор немедленно схватил ее за запястье и отшвырнул руку. Он что-то кричал. Я видела, как из его рта вылетают капельки слюны. Он принялся мерить комнату шагами: взад-вперед, взад-вперед, словно пытаясь прийти к какому-то решению.

Я вмешалась, когда Кастор, подскочив к Симоне, схватил ее за руку и потащил по комнате. Я взяла пустой терракотовый горшок и запустила к ним в палисадник. Звук, с которым горшок ударился о мостовую, словно выстрел, эхом стал отдаваться среди домов. Кастор принялся вертеть головой в поисках источника шума и выпустил Симону, а затем вышел из комнаты. Она последовала за ним, и на несколько минут оба пропали из вида, так что я навела окуляр на переднее окно и всматривалась туда, пока не увидела, как Кастор шагает прочь по улице.

Прошло еще несколько минут, прежде чем Психо снова появилась в зоне видимости и через кухонную дверь вышла на лестницу, ведущую в сад. Там она извлекла из кармана «Нокию», села на ступени и принялась яростно нажимать на кнопочки.

В задумчивости я принялась постукивать ручкой по зубам. Кем он ей приходился? Почему она пускала его к себе в дом? Вероятно, каким-то образом Кастор держал ее на крючке. Должен был быть способ выяснить, что это за крючок.

Подняв взгляд, я посмотрела сквозь эркерное окно и в самом начале улицы заметила некоего мужчину. Было что-то странное в его поведении. Он стоял, словно часовой, без всякого движения. Одет был во все темное, а из-под капюшона его спортивной куртки торчал козырек бейсболки. Я встала и подошла поближе к окну, чтобы лучше его разглядеть. Вдруг, словно заметив меня, мужчина повернул голову, и блики солнца заиграли на стеклах его очков. По спине у меня пробежал неприятный холодок.

Кастор что, следил за мной? Я тут же покачала головой. С чего бы, ради всего святого, ему за мной следить? Он даже не подозревал о моем существовании. Если только не заметил, что той ночью в Сохо я шла за Симоной. Я снова окинула его взглядом и не обнаружила ни ковбойских сапог, ни серебристой пряжки – на этом мужчине были черные спортивные штаны, черная спортивная куртка и бейсболка. Мог ли это оказаться Морозник? Или Себастиан? Но зачем им за мной следить? Я опустилась обратно на стульчик, убеждая себя, что все это лишь игра моего воображения. Должно быть, это был всего-навсего обычный прохожий, остановившийся в начале моей улицы по делам.