Матушка грудью бросилась на преграду, выпустив сына. Стражник справа зыркнул недовольно и послал товарища за десятником. Гинтрун с жаром начала историю о своем чудесном сыне. Охранники слушали с интересом, но алебард из рук не выпускали.

Гудри не мог оторвать взгляд от глыбы мутного стекла неподалеку. Словно исполинский валун из древесной смолы свалился с неба и теперь подпирал крепостную стену Чит-тая. И как не растаял на эдаком-то зное?.. Гудри торопливо приблизился и всмотрелся в самую глубину, прикрыв глаза ладонью от утренних лучей.

– Надежда Астанапура, – послышался позади тихий голос Сигвара, и Гудри еле заметно кивнул. Глаза, наконец, привыкли, и он разглядел внутри едва угадываемую фигуру.

– И почему мастера изначальных школ не могут его освободить? – удивился Гудри, выпрямляясь. – Сколько ему еще там быть?..

Мимо проскользнул Фири. Воровато стрельнув глазами на стражников – те по-прежнему внимали рассказу разгоряченной Гинтрун – он колупнул гладкую поверхность, принюхался…

– Ты еще лизни, – хмыкнул Сигвар.

– Ага, на зуб попробуй… Вдруг это и вправду солнечный камень?..

– А-а-а, – махнул рукой сын башмачника, мигом потеряв к глыбе всякий интерес. – Стекло… Стекляшка паршивенькая…

Отойдя в сторону, Фири подобрал невесть как оказавшийся подле ворот Чит-тая прутик и принялся чертить на песке.

– Зачем его освобождать? – пожал плечами Ахмар. – Пусть и дальше там сидит…

– Но как же… – возмутился Гудри. Он даже не сразу нашелся, что и ответить другу. – Это же … Надежда Астанапура!..

Из Чит-тая показался мужчина, неброско одетый в простые одежды. Матушка бросилась к нему, однако разглядела вышитое на груди тростниковое перо с глиняной чернильницей и отступилась. Переписчик из гильдии каллиграфов ничем не сможет ей помочь, он ведь не книжник, а простой писарь – и не более того…

– Надежда Астанапура? – скривил губы Ахмар. – Ты больше побасенки слушай… Надежда, как же. Стал бы изначальный мастер эдак его наказывать – да еще и не двойника, а самого книжника… Вот у нас в гильдии змееловов… – Ахмар осекся.

Проходивший мимо переписчик остановился и неслышно приблизился, заглядывая Фири через плечо. Каллиграф нахмурился, изможденное лицо пробороздили морщины, а пальцы правой руки слегка зашевелились, точно перебирая в воздухе невидимые четки. Юный сын башмачника самозабвенно рисовал в дорожной пыли, не замечая ничего вокруг.

«А ведь и верно!.. На трибуне Чит-тая сражаются не живые люди, а только их призрачные двойники, вызванные силой книги и эманацием книжника! Почему же в стекло замуровали живого человека? Да не простого человека, а пустынного мастера!?» − задумавшись, Гудри пнул невысокую пирамидку из камушков, сложенную кем-то прямо на земле.

– Ага… Я вот слышал, – забасил Сигвар и тут же понизил голос. – Этот Надежда Астанапура по ночам на улицы выбирается. И детей ворует, которые домой до прихода темноты не успевают прийти…

– Да зачем ему это? – возмутился Гудри.

– Зачем-зачем?.. – проворчал Сигвар. – Душу выпивает вместе с кровью, а тела бросает в сухие колодцы. Юхридам на радость.

Фири, ничего не слыша и не видя вокруг, прикусив кончик языка, закрутил последнюю завитушку и решил отойти на пару шагов, полюбоваться делом своих рук. Шагнул – и влетел спиной в стоящего позади переписчика.

– Ой!.. – съежился от испуга сын башмачника, разглядев незнакомца.

– Неплохо-неплохо… – покачал головой переписчик. Голос его звучал глухо, словно из того заброшенного колодца, где живут юхриды, про который рассказывал Сигвар. – Неплохо. В завершении стоит ослабить нажим, и закончить рисунок порханием бабочки… – задумчиво произнес мужчина и легко взмахнул перед собой расслабленной ладонью.

– Ты умеешь писать? Знаешь буквы?

Приятели вмиг замолчали. Серый от испуга Фири спрятал прутик, уставился на собеседника и замотал головой.

– А говорить? – слабо улыбнулся незнакомец, и мелкие морщины разбежались из уголков глаз.

– Умею… – выдавил Фири.

– Умеешь говорить? Или писать?

Фири собрался с духом:

– Умею говорить, господин, писать не умею. Даже букв не знаю, господин, – сын башмачника поклонился, и переписчик одобрительно покачал головой.

– Ничего… – пробормотал он и снова окинул пристальным взглядом рисунок на песке.

Пальцы его вновь пробежались по воздуху, он кивнул сам себе и решительно развернулся.

– Ступай за мной, – бросил каллиграф через плечо и зашагал к входу в Чит-тай.

Стражники почтительно расступились, и острия алебард поднялись к небу… Однако Гинтрун Меджахар не была бы собой, если бы просто так пропустила входящего обратно каллиграфа.

Как же так, сыну башмачника дозволено войти, а ее сыну из знатного рода Меджахар – нет?! Она вцепилась в переписчика и принялась втолковывать ему свою удивительную историю. Мужчина осторожно вызволил руку, почтительно улыбнулся, склонив голову к плечу, и коротко кивнул. Матушка взметнула брови, не веря своему счастью, и обернулась:

– Стой здесь, сын мой, и никуда не уходи!

Вздернув подбородок, матушка прошла мимо стражников и проследовала за переписчиком. За ними на негнущихся ногах ступал Фири.

– Ну дела… – хохотнул Ахмар. – Что же это получается?.. Пришли отправлять в Чит-тай нашего Гудри, а вместо него взяли Фири?

Гудри криво улыбнулся. Он, конечно, рад за друга. Честно-честно, очень рад!.. Но, все же… Сначала Сигвар, сын стражника, потом Шафир, сын булочника, а теперь и сын башмачника! А как же он? Теперь оставалось только разглядывать Чит-тай за спинами стражников и дожидаться возвращения матушки.

Однако первым вернулся Фири. Сын башмачника несся с горящими глазами по прямой улочке, мимо многоярусной громады трибун. Фири на полном ходу миновал охранников – те даже не пошевелились – и подбежал к друзьям.

Разглядывая приятеля, Сигвар, Ахмар и Гудри не смогли сдержать возгласов удивления. Ветхие обноски Фири сменились опрятными одеждами! Белоснежная рубаха немного велика, закатанные наспех рукава то и дело спадают обратно, но это неважно. Главное – одежда была новой, а на груди виднелся отличительный знак каллиграфов: тростниковое перо и чернильница.

Ахмар присвистнул:

– Тебя уже и в гильдию приняли?

– Не-ее, – улыбаясь от уха до уха, ответил Фири. – Только в ученики!

Пританцовывая на месте, Фири скороговоркой поведал все о своем посещении города книжников. Молчаливый каллиграф привел его в небольшую комнатушку. Чистую, с голыми стенами и подушками вдоль стены. Усадил юного гостя и представился, назвавшись наставником Альтом. Велел «господином» его не называть, только «наставником», ибо «среди каллиграфов нет господ».

Наставник Альт поджег щепки в небольшой жаровенке и установил сверху медный чайник с длинным изогнутым носиком. Расспросил Фири, где он живет и с кем. А потом… Фири шмыгнул носом и голос сына башмачника дрогнул. Наставник Альт напоил его чаем! Настоящим буйгурским чаем!

Фири прикрыл глаза от наслаждения и смешно вытянул губы трубочкой, словно заново вспоминая вкус удивительного напитка. Гудри поскреб затылок. Хоть у них с матушкой нынче негусто было с тирхамами, но чай-то они пили каждый день. И он ни разу не догадался угостить приятеля! И как же так получилось?

А Фири продолжил свой рассказ.

– Люди зовут нас писцами, переписчиками, – разливая пахучий чай, пояснил Альт. – А мы зовем себя каллиграфами.

– Я буду писцом? Писцом в Чит-тае?..

– Будешь, – шумно отхлебывая горячий напиток, ответил странный мужчина. – Каллиграфом в Чит-тае. Но если хочешь уйти – уходи сейчас…

И он качнул головой в сторону двери.

– Так ты что, убежал? – не поверил Ахмар.

– Нет! – засмеялся Фири. – Меня домой отпустили. Поведать обо всем отцу с мамой. Теперь я здесь жить буду!

– А как же вступительные испытания? – влез Сигвар.

– Наставник Альт сказал, у каллиграфов не бывает вступительных испытаний! – вздернув подбородок, ответил Фири и разгладил рубаху вместе со знаком гильдии на груди.