Но меня останавливает громкий хлопок по столу и грохот наручников. Охранник порывается к Глебу, но я останавливаю его:

– Он не сделает мне ничего плохого. – Я выставляю ладонь. – Пожалуйста!

Мужчина переводит взгляд с Глеба, который принимается растирать лицо ладонями, на меня, но все-таки возвращается на свое место.

Я подхожу и запускаю пальцы в его густые волосы, на мгновение Глеб прикрывает глаза и с гортанным стоном отзывается на мою ласку, но потом перехватывает запястье и убирает от себя мою руку.

На меня снова не смотрит. Он пытается казаться грубым, но его пальцы… со мной они не умеют быть грубыми, поэтому Глеб просто отпускает меня и говорит глухо, смотря перед собой:

– Начни жизнь с чистого листа. Без меня. – Он переводит взгляд на мой живот и тяжело сглатывает. – Так будет лучше. Сама посуди, – горько усмехается он, – каким я буду отцом? Какой я могу подать ему пример, когда выйду из тюрьмы? Захочет ли он знать меня?

Я теряю терпение и повышаю тон, взмахивая руками:

– Ты не имеешь права сдаваться! Я не сдаюсь, твой ребенок не сдается! И ты не будешь сдаваться!

Глеб отворачивается и цедит сквозь зубы:

– Забудь меня.

У меня перехватывает дыхание.

– Забыть?! – шокировано повторяю я. – Господи, как я могу забыть тебя? – Разворачиваюсь и прижимаю ладонь ко лбу, прикрывая глаза и задыхаясь от слез. – Господи, какой же ты упрямый, – шепчу я, а потом разворачиваюсь и подхожу к нему, обнимая его уже колючее лицо ладонями: – Я не хочу забывать тебя, – мой голос дрожит, и я глажу покрытые щетиной скулы Глеба большими пальцами. – Я хочу помнить, Глеб. Каждый момент с тобой. Я хочу помнить нас.

Проглатывая слезы, я беру его руку и кладу себе на живот.

– Мы хотим. Ты не один. – В этот момент наш сын пинает своего отца в ладонь, и на лице Глеба появляется болезненная гримаса, после чего он резко выдергивает свою руку и отшатывается на два шага назад.

– Хватит, – скрипит он сдавленно. – Хватит, Лена. – Начинает мотать головой, а потом под сдавленное рычание запрокидывает голову и прижимает основание ладоней к глазам. – Хватит давать мне надежду. Хватит. Хватит. Хватит!

Он отрывает руки от лица и несколько раз бьет кулаком в стену, прижимаясь к той лбом и зажмуриваясь так, будто внутри него ломаются кости.

Боже… Я делаю шаг и протягиваю к нему руку, но в самый последний момент замираю и не касаюсь его напряженных и ходящих ходуном плеч.

Я накрываю рот ладонью и едва сдерживаю горечь слез, которая душит меня. Господи, как мне ему помочь? Как…

– Глеб, я понимаю, как тебе тяжело…

Он резко оборачивается и впивается в меня красными от слез глазами.

– Нет! Ты не понимаешь! Никто не понимает! Если бы ты меня понимала, то прекратила бы рвать мою душу на ошметки! – Он запускает пальцы в волосы, начиная пятиться назад: – Просто… Просто оставь, Лена! Уходи! Убирайся и больше не приходи! – Он стучит по внутренней двери. – Уведите меня!

Я стою открыв рот и не могу сделать вдох от слез, которые иглами впились в горло. Я полностью дезориентирована эмоциями, которые заводят мое сердце до предела.

Охранник открывает дверь и пропускает Глеба вперед, но прежде, чем скрыться из поля моего зрения, Глеб оборачивается и бросает то, что разламывает мое сердце на уродливые куски:

– Все кончено, Лен. А моему сыну… ему лучше не знать о таком отце, как я.

Дверь захлопывается, и вместе с этим внутри меня что-то обрывается. Я еще несколько минут стою на месте в присутствии молчаливого охранника, а потом вокруг меня будто лопается пузырь с кислородом, и я открываю рот, не в силах сделать глоток воздуха.

Медленно разворачиваюсь и на ватных ногах выхожу из комнаты для свиданий, слыша, как за спиной лязгает дверной замок. Перед глазами все становится мутным. Колени подкашиваются, и я едва успеваю схватиться за стену.

Голова кружится, и я хватаю ртом воздух, но лучше не становится. В груди давит огнем. Дышать невозможно. Что-то не так. Но я не могу понять что…

Вокруг меня скапливаются работники сизо, но я не слышу, что они говорят.

Ноги не держат, но что-то помогает мне остаться в вертикальном положении. Ненадолго. С чьей-то помощью я присаживаюсь на стул и в этот момент понимаю, что мои брюки влажные. Шея такая слабая, но опять же с чьей-то помощью моя голова не заваливается. Дрожащей рукой провожу по внутренней стороне бедра, а когда поднимаю дрожащие пальцы, они почему-то красные, будто испачканы кровью…

Я пытаюсь спросить, почему у меня кровь, но внезапный болезненный спазм пронзает живот, язык заплетается, а глаза закатываются, погружая меня в темноту.

Этой ночью я родила сына, но еще не знала, что больше не увижу его отца…

Я паркуюсь возле ресторана, в котором Глеб назначил встречу.

Боже…

Обреченно ударяюсь лбом об руль и сижу так несколько минут, подготавливая себя к прыжку через пропасть, которая теперь разверзлась между нами.

Сейчас мои эмоции напоминают щепки, которые ураган швыряет из стороны в сторону, превращая в безумный водоворот.

Эти чувства истощают мое хрупкое сердце, каждый раз задевая его самые болезненные струны.

Я так сосредоточена на своих ощущениях после встречи с призраком из прошлого, что совершенно не думаю о работе. Что в корне не похоже на меня.

Это должно вызвать хоть толику вины, но ни черта подобного. Вместо этого я думаю о том, что мне нужно сказать Глебу, чтобы не выглядеть полной дурой. Ведь он с тем мужчиной явно намерены обсудить именно рабочие вопросы, а не мои чувства, взбунтовавшиеся против меня самой же. Или, может быть, Глеб будет один и мне удастся хоть немного залезть в его голову и понять его?

Черт. Мне бы хотелось этого больше, чем глоток свежего воздуха сейчас.

Выпустив из груди скопившееся напряжение, я выбираюсь из машины, но останавливаюсь прямо перед входом в ресторан, собирая свое мужество.

Господи, я так нервничаю, что пиджак начинает липнуть к влажной спине, но увидеть его еще раз я хочу несмотря ни на что. Даже если эта встреча причинит мне боль. Снова.

Возможно, я не в себе.

Но отступать не намерена.

Я должна сделать это ради нас и нашего будущего, которого мы когда-то лишились.

Что, если у нас еще есть шанс?

Сделав глубокий вздох, я решительно распахиваю двери и захожу в просторное помещение в темных тонах и с приглушенным освещением. Действительно неформальная обстановка.

Я немного теряюсь от большого количества людей, среди которых совершенно не могу найти Глеба, но тут передо мной появляется администратор в строгом черном платье.

Одарив меня дружелюбной улыбкой, девушка что-то быстро говорит в гарнитуру, прикрепленную к уху, и только после приветствует меня.

– Добрый вечер. Вы заказывали столик?

– Да. – Натягиваю улыбку.

Девушка переключает внимание на планшет.

– На какое имя?

Мешкаю несколько секунд.

– Глеб.

Она кивает и что-то листает на экране планшета, а потом приглашает следовать за ней.

Мы останавливаемся возле ВИП-секций, и администратор жестом указывает мне на нужную кабинку, прежде чем удаляется и бросает мне напоследок:

– Хорошего вечера.

Хорошего вечера…

Хотелось бы, чтобы это было так.

Но… увы.

Оказывается, до этого момента я была относительно спокойна. Сейчас же в горле внезапно пересохло, и звук собственных каблуков слышится, отдается далеким эхом в ушах.

Желудок начинает непроизвольно сжиматься, а когда я захожу за перегородку, переплетенную зелеными растениями, предательский жар тут же подскакивает к горлу и мешает дышать. А в следующее мгновение я встречаюсь с обжигающим взглядом Глеба, и мое сердце спотыкается о волну эмоций, с которыми я еще не научилась справляться.

С трудом, но мне удается вспомнить, зачем я здесь. По крайней мере, пытаюсь убедить себя в том, что ради отстаивания интересов клиентов. Но врать себе нет сил.