– Ты боишься, что ли? Я же миллион раз говорила тебе, что все будет хорошо. Тебе и твоей команде ничего не грозит. С Циннией прокатило ведь? Не переживай.

– Я не из-за этого переживаю. Цинния была виновата…

– А Никки разве нет?!

– Но ведь она лично тебе ничего не сделала.

– Слушай, по-моему, глупо все это обсуждать, когда полдела сделано.

– Мы можем остановиться, передумать. Посмотри еще раз видео. Неужели тебе недостаточно? Посмотри, что мы с ней сделали!

– Нет, недостаточно! – И тут Рэми разразилась пылкой тирадой: – Она ничего не помнит! Когда Никки и все-все-все увидят это видео, вот тогда я буду удовлетворена. Я хочу запечатлеть в памяти ее лицо после этого, ее слезы… Почувствовать ее растерянность, беспомощность. Посмотреть, как она справится с позором. Эл тоже была растеряна и беспомощна, ее тоже осуждали. И все это из-за Никки! То, что произошло с Эл – это несправедливость, а то, что будет с Никки – заслуженная кара! И вот, что я еще скажу тебе, братец. Лучше бы Никки все это сделала со мной. Я сильнее Эл, у меня не такая ужасная судьба, как у нее. Моя бедная подруга… моя девочка совсем одна, беззащитна! Только я могу постоять за нее. Это мой долг! Я порву на части всех, кто сделает ей больно. Я не остановлюсь, не передумаю. У меня нет на это права! Ты согласен со мной?

Брат мгновенно стушевался. «Да что это я? Она не зло творит, а правосудие. Кто я такой, чтобы попрекать ее? Рэми – безупречная, благородная. Она точно знает, как надо». Сейчас его друзья, поклонницы, все те, кто полюбил Элая за его сексуальную дерзость, бронированную самоуверенность и вызывающую самовлюбленность – без промедления разочаровались бы в нем, увидев его настоящего… эту безропотную, дрожащую букашку. Сколько же постыдной покорности было в сердце этого тщеславного бунтаря. Но Элаю повезло, рядом с ним была только его младшая сестренка, что упивалась своей властью над ним.

– Да… – ответил он на ее вопрос.

Рэми чмокнула Элая в губы и возликовала:

– И все-таки я сильно-сильно люблю тебя, братец!

Была холодная, пасмурная среда. На первый взгляд ничем не примечательный день.

Но нет, эта среда все-таки отличалась от обычных школьных будней. Ученицам «Греджерс» позволили отдохнуть, даже освободили от факультативов. Но несмотря на это, трудно было обнаружить хотя бы одно радостное личико, поскольку этот выходной день предназначался для восстановления сил после минувшего печального события. В центральном корпусе, у стены с фотографиями всех Главных леди, стоял на маленьком столике портрет Джел. Возле него и под столом – цветы, аромат которых был слышен даже на улице, и множество свечей. Вздрагивающие от малейшего дуновения язычки огоньков создавали скромное облачко тепла и света. Приятно было любоваться этим маленьким, волшебным уголком, возведенным со всем почтением. Все это траурное великолепие служило неопровержимым доказательством печальной истины: иногда для того, чтобы тебя заметили и полюбили, необходимо исчезнуть, а лучше – умереть. Джел была и остается слабеньким, несчастным призраком. А сколько еще таких же «призраков» ходит среди вас, живых, ничего и никого не замечающих?..

Эл и Рэми молча глядели на Джел, каждая думала о своем. Рэми вспоминала похороны одноклассницы, до сих пор испытывая тот ужас, что обуял ее, когда она увидела Джелвиру. То, что лежало в гробу, и та прелестная, пухлощекая, с обезоруживающей улыбкой девушка, смотрящая на нее с портрета – не могли быть одним и тем же человеком.

Эл не давала покоя мысль: она ведь последний человек, с которым Джел говорила перед своей смертью. Разговор был тяжелый и… Эл ни капли не сомневалась в том, что именно он сыграл роковую роль в судьбе Джел. Почему Элеттра не остановила ее, не успокоила? Почему она не почувствовала опасность, не уберегла Джел? Эл задыхалась от вины. Ей казалось, что она в буквальном смысле убила Джелвиру – набросила петлю на ее шею или вонзила нож в сердце.

От жутких размышлений подруг отвлекло появление Никки. Та, не обращая внимания на Эл и Рэми, возложила цветы к мемориалу. Эл кинула режущий взгляд в сторону Дилэйн и поспешила удалиться. Рэми же осталась.

– Что, Рэмисента? – тут же задала вопрос Никки, поняв, что та решила задержаться из-за нее.

– Думала, что ты не вернешься.

– Думала или надеялась?

– Никки… я не хочу сейчас продолжать то, что было в прошлом семестре, – с притворной серьезностью заверила Рэми. – Мне кажется, это недопустимо при нынешних обстоятельствах. Я знаю, что тебе тяжело.

– Мне было тяжело, да. И я бы совсем сломалась, если бы не твой брат. Элай очень помог мне, – гордо заявила Никки.

Рэми отвела в сторону насмешливый взгляд. В этот момент она вспомнила то страшное видео с участием Никки, ту бомбу, что совсем скоро она безжалостно сбросит на нее. «Да уж, помог так помог!» – усмехнулась Рэми и спросила ироничным тоном:

– В самом деле?

А Никки, не замечая подвоха, ответила:

– Я поначалу думала, что он обычный пустоголовый повеса, но потом поняла, что напрасно поспешила с выводами.

– Значит, у вас все серьезно?

– А если я скажу «да», то что ты сделаешь? – с издевкой спросила Никки.

– Порадуюсь за вас.

Никки высокомерно вздернула подбородок, ухмыльнулась и сказала:

– Что ж, радуйся.

Полагая, что в этом «поединке» победа досталась ей, Никки, довольная, направилась к выходу.

В это же время Диана покинула кабинет директрисы. Голова гудела после неудержимого потока радости, упреков, наставлений, что хлынул в нее, стоило ей только переступить порог кабинета и объявить миссис Маркс о своем возвращении.

Вдруг из кабинета вылетела миссис Ворчуковски:

– Мисс Брандт! Вы кое-что забыли.

В руках Бригиды сверкала новенькая диадема Главной леди. Диана робко взяла ее, вспомнив, как перед своим побегом она в ярости сломала старую диадему. Силы в ней было столько, что металл треснул в ее руках как хворостинка. Сломанная диадема олицетворяла поломанную душу Дианы, а также ее ненависть к «Греджерс», ее режиму и представителям. Но теперь-то какой смысл в этом сопротивлении? Впереди еще целая жизнь и множество войн. Нужно беречь свои силы.

– Надеюсь, эта диадема доживет до своей следующей обладательницы?

– Уверяю вас, доживет.

Диана хотела было уйти, но Бригида остановила ее следующими словами:

– Миссис Маркс имеет к вам особое отношение. Я не виню ее за это, но… Я прекрасно помню ваше выступление на собрании. Помню ваши агрессивные высказывания и…

Диана торопливо прервала Бригиду, так как поняла, что за всем этим красноречивым вступлением последуют угрозы:

– Замечательно! Мало кто в вашем возрасте может похвастаться такой великолепной памятью. Так держать, миссис Ворчуковски!

И вот теперь Диана решительно пошагала прочь. Она была уверена, что негативные последствия этой беседы в скором времени застигнут ее врасплох, но, в конце концов, стоило ли ей переживать из-за этого, будучи под надежной защитой Голди Маркс?

Далее Диана почтила своим визитом любимого тренера.

– Без тебя это место потеряло для меня всякую значимость, – сказала Иоланда.

– Да что вы, миссис Барклай? У вас ведь теперь новая звезда. У Колетти большие перспективы, да и Кинг вернулась.

– Они – способные девочки, не спорю, но ты…

– Я же хотела вернуться, но вы запретили мне. Неужели не помните?

– Я запретила тебе работать с Вассаго, только и всего. Я очень хочу, чтобы ты к нам присоединилась, тем более скоро выездные! У меня как раз есть на примете один прекрасный жеребец.

– Миссис Барклай, закрыли эту тему! – разгневалась Диана. – Я по-прежнему хочу вернуться в клуб и по-прежнему желаю работать только с Вассаго. Даже если вы продолжите воспрепятствовать этому, мое решение не изменится!

– Хочешь работать с Вассаго? Дерзай!

Диана и Иоланда как раз подошли к одной из левад, где совершенно неподвижно стоял Вассаго. Взгляд его был рассеянно устремлен вперед, не выражая никакого интереса к окружающему миру.