Открываю рот, чтобы спросить, но тут же закрываю. А можно разговаривать? Или в данном случае любые беседы исключены? Но невозможно провести длительное время рядом и молчать. Или возможно? Чёрт, Юля, ты едешь в Чехию, а тебя волнует вопрос общения с незнакомым мужчиной и шанс обменяться мнениями. Вряд ли ему интересны мои мысли, и я сама.

– Я могу поднять перегородку, если вы не хотите смотреть на меня.

– Ч-что? – теряюсь, не ожидая, что он начнёт беседу первым.

– Почти всем машины оборудованы перегородкой. – В доказательство он её поднимает, а затем опускает, смотря на меня в зеркало заднего вида. – Если вы желаете поговорить по телефону, или же просто отдохнуть.

– На ваше усмотрение. – А я не знаю, хочу ли я отдохнуть. Не так – смогу ли? – Скажите, как я могу к вам обращаться?

– Сова.

– Со… Как?

– Вам не послышалось. Сова. В системе Перевозчиков все зарегистрированы под индивидуальными именами, которые не могут повторяться. Это требуется для идентификации каждого водителя. Иногда заказчики предпочитают пользоваться услугами одного Перевозчика.

– То есть, есть люди, которые передвигаются таким способом довольно часто?

– Да. И довольно много. Они заботятся о своей безопасности, или же о сохранности того, что перевозят.

– Например?

– Документов.

Отчего-то я сразу же подумала о чём-то запрещённом, совсем забыв о простом.

– Сова звучит как-то обезличено.

– Алексей Евгеньевич. – Его губ трогает скупая улыбка. – Если так больше нравится.

И как только он произносит имя, становится для меня реальным человеком со своей историей, потерями и плохим настроением.

– Юля, – зачем-то произношу, совершенно забыв, что два дня назад он обратился ко мне по имени. – Но вы и так знаете.

– Я много о вас знаю.

– Откуда?

– Мы же не могли вас не «пробить». Молодая женщина, подавшая заявку через полицейского на доставку в Чехию, – в этой фразе странно всё. К новым лицам мы относимся осторожно.

– Это из-за того инцидента, о котором вы упомянули?

– В том числе. Об Организации знают только те, кто нуждается в подобных услугах. Вы не услышите о нас из открытых источников. По этой причине новые люди тщательно проверяются, но если поручится тот, кого мы давно знаем, процесс публикации заявки и её выполнения будет быстрее.

– Просто у меня не было других возможностей. Подать заявку, – поясняю, чтобы он понимал. – Меня предупредили, что мне могут не ответить.

– Вы сделали всё, чтобы привлечь наше внимание, – вновь едва уловимая улыбка. – Можно сказать, взяли настойчивостью.

– Просто понимала, что мне больше никто не поможет.

– Помощь за деньги – это работа. Кстати, о них. Вы должны внести задаток.

– Ой, – хватаю рюкзак, чтобы вытащить заготовленную сумму. – Вот, – немного придвигаюсь, чтобы положить на переднее сиденье. –  Восемьдесят.

– Шестьдесят. Моя ставка именно такая.

– То есть, вы не из элитной категории? – Вопросительно вздёргивает бровь. – Вы сказали два дня назад, что Перевозчик, к которому я хотела обратиться из элитных и берёт восемьдесят.

– Он работает давно. Лет пятнадцать. Может, больше. Я оставил эту работу пять лет назад, и тогда моя ставка была шестьдесят.

– То есть… – обдумываю его слова. – Вы не Перевозчик?

– Как и сказал при первой встрече, я заместитель босса.

– А почему тогда…

– Почему сейчас я везу вас в Чехию? – Мой неуверенный кивок. – Причина банальна – ваш заказ никто не пожелал взять.

– А почему взяли вы?

И ответом мне служит тишина. Он не спешит отвечать, как и пояснять мотивы. Да и какая мне разница, если сейчас я направляюсь туда, куда стремилась? Возможно, ему нужны деньги, или же существуют скрытые причины, понятные лишь ему.

– Вы сказали «больше никто не поможет», но ведь у девочки есть отец. Он не пожелал принять участие?

Отвечать на вопросы Алексей не планирует, но интересуется моей жизнью. И я понимаю, что объяснить придётся, если я рассчитываю на его помощь. Честность – залог того, что мужчина поможет отыскать Анфису. Да и что мне скрывать? Наоборот, стоит делиться, чтобы у него было понимание, во что он вляпался на добровольной основе за небольшую, по его меркам, плату.

– У него другая семья.

– Но ведь это не исключает участия в жизни своего ребёнка?

И вот что ему сказать? Что Артёму плевать на Фиску, потому как он помешан на сыне?

– Для него нет, для его новой жены – да. Именно она определяет правила в семье и время общения с моей дочерью.

– Интересно, – ухмыляется, а я чувствую, как машина набирает скорость, окутывая мягкой вибрацией. – А он сам не проявляет инициативы?

– Артём – воскресный папа. Или видимость этого самого папы. Максимум на что он способен, – вывести Анфису на детскую площадку и, уткнувшись в телефон, делать вид, что заинтересован в дочери. Спустя два часа дочка возвращается домой и выясняется, что от папы она услышала два слова «привет» и «пока».

– Насколько я понял, вашей дочке четыре, а если у вашего мужа уже есть ребёнок в новой семье, вы не прожили в браке и пары лет?

– Пару и прожили, – грустная усмешка, как реакция на неприятные воспоминания. Бросив на него взгляд, понимаю, что он ждёт продолжения. Только зачем ему это? – Встречались пять лет, ещё с института, когда я забеременела, расписались. А спустя два года, Артём признался, что влюбился в другую женщину. Было обидно и неприятно, но я понимала, что невозможно удержать того, кто уже болен кем-то другим. Разошлись мирно, а спустя несколько месяцев я узнала, что ребёнку в новой семье почти столько же, сколько и Анфисе.

– То есть, он жил на две семьи?

– Получается так. Планировал разорвать отношения, но моя беременность отложила его намерения. Лучше бы сразу признался…

Вспоминаю, как Артём оправдывался, шаркая ножкой и не смея смотреть мне в глаза. В тот момент я увидела перед собой трусливого, слабого человека.

– Хотел совершить мужской поступок?

– Да, – фыркаю, – а получился подлый. Развелись, и он сразу женился на Светочке.

– Светочка? Звучит пренебрежительно.

– Нормально звучит. Он сам так её называет.

– А Светочка понимает, что мужчина, обманувший одну женщину ради другой, способен поступить также по отношению к ней?

– В случае Светочки такой вариант не пройдёт. Потому как её отец – влиятельный бизнесмен, у которого имеются рычаги для того, чтобы заставить Артёма быть верным дочери.

– А ваш муж тоже значительный человек?

– Артём? – Удивлённо на него смотрю. – Вообще нет. Из простой семьи, мама растила его одна. Кое-как окончил институт, жили в моей квартире и на мою зарплату. С поисками работы не спешил, а если и устраивался куда-то, надолго не задерживался, придумывая всевозможные причины для увольнения: не поладил с коллективом, предвзятое отношение со стороны начальства, низкая оплата, неудобный график, отсутствие перспектив и ещё сотня вариантов на любой вкус. Когда я ушла в декрет, ему всё же пришлось найти место. Как потом выяснилось, «зарплату» ему выдавала Светочка, а всё свободное время он проводил у неё.

– Впервые о таком слышу: любовница даёт деньги мужику, чтобы он содержал семью.

– Как есть, – развожу руками, когда-то вот так же, как и Алексей, удивившаяся подобному раскладу.

– А почему не ушёл? Понятно, попытка быть мужчиной провалилась, но ведь можно было признать поражение.

– Моя мама болела. Онкология. Я разрывалась между маленькой дочкой и родным человеком, которому требовалась моя забота. Пришёл к выводу, что не время уходить из семьи в тяжёлый для меня момент. Зато собрал вещи сразу после её похорон.

– Заботливый, – произносит с издёвкой.

– Лучше бы сразу признался, и не было этого фарса под названием «семья». Я бы Фиску всё равно родила и справилась в одиночку. В тот момент мама мне ещё могла помочь, да и Марина всегда на подхвате.

– Марина – сестра?

– Подруга. С дочкой сидела, когда нужно было по делам уехать, а потом, когда Анфиса в сад пошла, забирала в те дни, когда няня не могла.