Таким образом отряд в пять сотен голов сократился уже больше, чем на одну десятую, а до мятежной деревни ещё две недели пути.

Терпимые потери, если бы они были единственными. Ещё мукакам пришло в голову искупаться в реке. Да и вдоволь напиться воды оттуда. Об умышленно сброшенных в реку горах мусора, трупах да нечистотах они не знали.

Итог, ещё примерно сотня мохнатых подцепила какую-то дрянь. Симптомами были хорошо известные здесь: понос, резь в животе, резкое ослабление организма, полная потеря мобильности. Пришлось оставить заболевших в одной из деревень под охраной. Теперь в войске оставалось всего три сотни обезьян.

Их вожак не был полным идиотом, он сделал выводы. Нахватал в окрестных деревнях рабов. Давал им пищу и воду на пробу. Она оказывалась отравленной ещё дважды. Мукаки больше не травились.

От рек обезьяны теперь держались подальше. Не мылись в них и не пили из них. Теперь они собирали дождевую воду и пили то, что отберут у местных. Чаще всего лёгкое разбавленное пиво. Столь популярное в этих местах.

Так что три сотни голов в этом походе удалось сохранить. Уже немалый результат для таких дурней и немалых по местным меркам расстояний.

Вернулись аракоры-наёмники, три десятка голов. Сжечь старую крепость им удалось, заодно немного пощипали повстанцев. Те разбежались по лесам. Контракт на том выполнен.

Теперь обезьянам останется только пройтись по деревням и выловить беглецов. Ничего нового. Но вождь мукак не был таким дураком. Он понимал, что что-то здесь не чисто. Да и слухи о некоем Максиме Чародее до него доходили. Он потребовал от пернатых провести более тщательную разведку в южной глуши.

Те поспорили, поругались, да согласились. Серебро лишним не бывает. Это та ноша, которую птицы никогда не замечают. Они вообще жадный народ, за хорошую плату готовы на любой риск.

Птицы вернулись через три дня. Их осталась всего половина. Небольшая часть погибла, большинство дезертировали.

Оказывается к мятежникам присоединились другие птицы. Те неплохо вооружены и метко стреляют. От того и потери в воздухе. Больше шпионить для мукак аракоры не захотели и просто улетели.

Вождь был зол. И собирался сорвать эту злобу на ванах. Осталось только до них добраться…

Глава 12

*Тем временем где-то на северных дорогах*

В дом, где спали болеющие животом обезьяны вошли незваные гости. Все как один в зеленых одеждах с кучей листьев, с закрытыми лицами.

Таким образом они маскировались. В этом они очень преуспели. Когда тебя годами ищут на земле и выглядывают с воздуха научишься маскироваться или умрёшь. Это неизбежно.

Обезьяны ничего не понимали, когда им всаживали в шеи ножи. Глубоко и профессионально, чтобы убить одним ударом. Половина из мохнатых и так была на грани смерти после отравления. Так что сил сопротивляться у них не было совсем. Их всех перебили.

Так же тихо как пришли, альвы и ушли. Покинули это место совершенно незамеченные.

Утром жители деревни обнаружили мёртвых мукак. Осознав произошедшее сразу стали спешно собирать вещи и уходить в лес. Такое им точно не простят. Всё равно деревню сожгут, так что лучше уйти сейчас.

* * *

Войска обезьян неумолимо приближались, наши аракоры уже срисовали их в нескольких днях пути к северу от сгоревшей крепости. Значит до нас им добираться чуть меньше недели.

Как хорошо, что есть эти летающие разведчики… И не нужны никакие квадрокоптеры. Только яблоками корми и закрывай глаза на мелкое воровство. А ещё они иногда гадят на чужие крыши. Привычка, видите ли.

Тренировки интенсифицировались. Всё меньше времени мы тратили на работу в поле и всё больше упражнялись в военном деле. Учились держать строй, стрелять, бросать копья.

Конечно, опытных инструкторов у нас не было, поэтому некоторые старые воины обучали остальных. Отрабатывали одни и те же удары по многу раз. Мышечная память сильная штука, это я ещё по своему миру помню. Заученные до автоматизма движения пригодятся в бою больше всего. Глаза боятся, а руки делают, как говорится.

Ваны, как всегда, бахвалились. Это их национальная черта. Шапкозакидательство: «да мы их одной левой», «высморкаемся и их сдует», «я лично пятерых мохнатых завалил», и так далее. А всё равно в глазах был страх.

В душе они все боялись. И на то были причины. Никогда мы ещё не сходились с такими большими отрядами обезьян. Да и те, что шли к нам были покрупнее да поумнее тех, что встречались нам ранее. Так что поводы бояться у нас имелись.

Ожидая худшего, мы сделали небольшие запасы еды. Чтобы в случае катастрофы быстро всё схватить и в лес. Айрис даже приготовила для нас уютный домик где-то в глуши. Настолько далеко, что обезьяны в жизни туда не полезут. Они вообще лес не жалуют.

Зато лес жалуют другие альвы. Эти остроухие партизаны пакостят обезьянам как умеют. А умеют они хорошо и даже очень.

С нами они связи не держали, но фактически воевали на нашей стороне, избавляя этот край от любых мукак, которые промышляли здесь грабежом.

Десятки, если не сотни беженцев рассказывали о кровавых расправах над обезьяньими мародёрами. О телах, брошенных на дорогах. О кишках, висящих на ветках. О привязанных к деревьям мохнатых, использованных как мишени для стрел. Об отравленных колодцах и реках, откуда пили макаки и потом болели или умирали. О ночных нападениях, поджогах и прочем подобном.

В общем воевали остроухие жестоко, эффективно и с выдумкой.

Новости обо всём этом долетали очень быстро. Здешнее сарафанное радио работало великолепно. Через торговцев и беженцев слухи гуляют даже шустрее чем я изначально предполагал. Если у какого-то события был хотя бы один свидетель, то это вскоре станет достоянием общественности. А расправы над обезьянами видели многие.

* * *

Айрис — хитрая жопа, явно в родстве со всеми этими партизанами-садистами. Соврала что пойдёт проверит как лягухи выпололи огород, а сама собрала вещи и свалила в лес. Не долечившись. Ещё три дня назад лежала и жаловалась «как животик болит», а теперь сбежала в лес и только её и видели.

Вернулась на следующий день. Тащила на себе дохлого кабана, точнее тащила за собой на самодельных волокушах. На вид лесной «пятачок» был раза в три тяжелее её. И уж точно не дался ей просто так. Пришлось помочь ей, путём закидывания туши в волшебный мешок. Та вся вспотела пока тянула этого гиганта.

— Хочу такую же силу, как у тебя. — Сказала она, улыбаясь и вытирая пот, попадавший ей в глаза. На улице уже жарко, лето вступает в свои права, как тут не вспотеть, тягая такие тяжести?

— Ты одна его завалила? — Спросил я. Сложно поверить, что она убила такое чудище в одиночку.

— С помощью ловушки. Он провалился туда и глубоко порезался. Рана кровоточила и гнила. Целый день ходила по его следам.

— Впечатляет…

— Места знать надо. — Снова улыбнулась она.

Кабан был освежёван, ведь кожа здесь это ценность, разделан с участием всего «творческого коллектива», то есть всех жителей дома включая меня. Мясо было порезано на удобные для готовки куски и зажарено на железной сковородке, которую недавно выковала Мона, со специями и луком. И очень быстро сожрано. С большим удовольствием и полной отдачей процессу.

— Как вкусно. — Говорила Мона поглаживая себя по животу.

— Ага. — Вторила ей холопка.

— Ква-ква. — Подтвердил лягух. Их тоже подпустили к столу, хотя лучшие куски им не достались. Но им много еды не надо, они мелкие, и небольшой порцией могут наесться.

Самые лучшие куски достались мне. Как мужчине и главе семейства мне сразу и автоматически отдавали всё самое лучшее. Таковы их традиции.

Не удивительно, ведь ещё при бабушке Моны женщины даже не сидели с мужчинами за одним столом, их туда просто не пускали. А питались они или объедками, или тем, что им отжалеют. Лягухам не дозволяли даже в доме находиться, а холопы хоть и были допущены в дом, но спали только на сеновале или в сарае со свиньями.