И они помнили. Помнили то, как надо двигаться, чтобы избежать растяжения… И на этом, собственно говоря, всё. Найлс бежал быстро. Настолько быстро, что даже Джон Харлайл, весьма рьяно следящий за своими физическими показателями, вряд ли смог бы его догнать. И всё же этого было явно недостаточно, ведь тёмная лавина становилась всё ближе и ближе с каждым новым шагом измотанного офицера.
Мышцы Эрика определённо помнили лучшие дни, но уже явно не были в том же состоянии. И прежде чем второй помощник успел обрадоваться мелькающим впереди лучам фонарей и произнести победную фразу, его ботинок упёрся в завиток какого-то кабеля и стал катализатором предстоящего падения. — Ещё чут…
— Помоги ему! — Джон Харлайл отлично видел падение Эрика и понимал лучше остальных, что если он не поднимется через несколько секунд, спасти его не сможет даже Мухаммед, некогда промышляющий реанимацией древних мумий — самого нового из всех направлений медицины. Разумеется, оживлять человека, цивилизация так и не научилась, но вот запустить некоторые процессы обмена веществ — вполне. Ставленник Ричарда толкнул одного из механиков в проём шлюза и занял его место у замочной скважины. — Давай. Вперёд! Тащи его сюда!
Пожалуй, рабочие Иллириона были самыми понятливыми из всех людей, кого когда-либо встречал торговый агент. Брошенный на спасение Найлса, коренастый механик быстро спохватился и побежал к цели, прекрасно осознавая то, что если он не успеет, то погибнет не только второй помощник. Ведь если Джон был вполне готов бросить офицера, то разве будет он раздумывать тогда, когда на кону будет жизнь простого мужика в потрёпанном, измазанном маслом, скафандре?
— Ну же, скорее! — схватив помощника так, как хватают надоедливого кота, механик с силой потянул его на себя. Неужели он собирался исполнить приказ дословно?
— Н-не могу, — легко вскрикнув от внезапного растяжения, Эрик вырвался из рук рабочего и указал на свою ногу, всё ещё играющую роль кролика, попавшего в удушающий капкан. — Нога застряла.
— Бесполезный кусок… — спохватившись лишь в последний момент, механик закрыл рот и принялся освобождать запутавшуюся конечность Эрика. Всё же, спасёт он его жизнь или нет, но отвечать за оскорбление офицера так или иначе придётся. А он не хотел в шахты. Нога же, как выяснилось при более подробном осмотре, запуталась весьма серьёзно. Словно кабель обвил её сам, подобно змее уже давно не ощущающей тепла хороших объятий. — Тяни!
И Эрик Найлс потянул. Ухватившись за выступающий порог ведущий в трюм, второй помощник попытался вырваться одним рывком. И тут же пожалел об этом, ведь вместо спасительной свободы его ожидала острая боль порванных связок. Впрочем, разорвать связки он в любом случае не мог, ведь для этого нужны куда более серьёзные усилия… Но он был абсолютно уверен, что что-то порвал и более никогда не сможет танцевать капоэйру. О, нет, он не мог её танцевать и до этого момента. Но перспектива не достичь этого вообще никогда — выглядела не очень приятной.
— Давай, ещё! — рабочий всё продолжал пытаться вытащить ногу своего офицера, в то время как «Тьма» позади него становилась ближе, и казалось, даже начала вытягивать из окружающего воздуха тепло. Он уже буквально ощущал её холодное прикосновение, и мурашки, бегущие по его вспотевшей спине — придавали сил куда лучше, чем воодушевляющий крик Джона, надрывно командующего этим двоим поторапливаться. — Ещё!
Эрик Найлс отчётливо ощущал тонкие нити связок, лопающихся где-то в районе мышц его ноги с каждым новым движением. С каждой попыткой выбраться он получал лишь очередную порцию боли, откликающуюся в его собственном сознании желанием поскорее сдаться, чтобы эта самая боль наконец отпрянула в сторону, и на её смену пришла тишина. Но он не сдавался.
Его зубы сжались настолько сильно, что один из них даже начал крошиться — тот самый, который он обещал себе обязательно залечить, когда Николас выполнит своё обещание и повысит его офицерское жалование. Связка за связкой, он уничтожал собственное тело, но не останавливался ни на секунду, не поддаваясь падающей на его глаза, вуали болевого шока. И вот, когда казалось, что всё уже кончено и при следующей попытке он останется вовсе без ноги, всё прекратилось.
— Пошёл! — провозившись весьма долго, механик всё же справился со своей задачей. Никто из жителей республики никогда не поверил бы в то, что случилось в тот момент, когда освобождённый от уз кабеля, Эрик Найлс полетел в проём трюма, брошенный сильной рукой своего спасителя.
Механик просто порвал тот кабель своими руками. Кабель, способный выдержать растяжение силой в несколько тонн, лопнул в яростном порыве простого человека, никогда не убегающего от сложностей физического труда. Было ли то лишь случайностью, и толстая оплётка провода была повреждена заранее, или сработал знаменитый рефлекс самосохранения, то и дело мелькающий на первых полосах всех газет, и рассказывающий о людях, способных в критической ситуации прожевать камень? Это, к сожалению информационных пиявок, он так и не смог рассказать, ведь в ту секунду, когда Найлс обрёл свободу, до его спины уже дотронулась плотоядная «Темнота». В то мгновение он уже совершенно не думал о возможном наказании, и мог преспокойненько завершить фразу, с самого начала кружащуюся в его голове. — Пошёл, чёрт тебя дери! Бесполезный кусок дерьма!
И Эрик Найлс пошёл. Если можно назвать шагом передвижение, напоминающее бег хромой черепахи. Его повреждённая нога безвольно плелась за ним следом и второму помощнику приходилось время от времени прыгать, чтобы перенести центр тяжести и освободиться от очередной волны боли… Но он шёл. Благо, не слишком долго, ведь его резво подхватили остальные члены команды, воодушевлённые поступком механика, и быстро втащили на мост, освободив от нужды преодолевать муки и усталость. Почему они не сделали этого ранее? А что бы сделали вы, прекрасно осознавая, что в случае малейшего промедления, вполне возможно, поменяетесь с ним местами? Человек не способен жертвовать собой. Это не прописано в его генах. В его природе. О каком самопожертвовании может идти речь, если самый знаковый рефлекс из всех, что имеются у человека, это тот, что отвечает за самосохранение?
Рабочий безусловно принёс себя в жертву ради спасения Эрика. Именно так скажут все, кто присутствовал при этом инциденте и так же будет записано в докладе, и в официальном посмертном письме его семье. С письмом вместе они получат и денежную дотацию, а также медаль полагающуюся каждому, кто подвергает себя реальной опасности во имя благой цели. Каждый из них скажет, что он был настоящим Героем республики. И каждый будет знать, что будь у него возможность просто бросить Эрика и вернуться обратно на мост без угрозы со стороны Джона Харлайла и Николаса Кейна, он с лёгкостью сделал бы это, не раздумывая ни единой секунды.
***
Эрика Найлса и Тайну Хукер — пришлось госпитализировать в первую очередь, даже не снимая с них скафандров. Первый из них умудрился потерять сознание ещё на мосту, не выдержав очередного перепада внешнего давления, а другая впала в настолько сильную истерику, что перестала распознавать лица и голоса, полностью отрёкшись от реального мира, и превратившись в овощ, с единственным отличием от оного. Она ещё и кричала.
— Ну и какого хрена тут происходит? — капитан Николас встретил их в трюме. Его ноздри раздувались в такт его тяжёлого дыхания. Перегар. Вдохи Кейна ещё можно было терпеть, но на выдохах Харлайлу приходилось отворачиваться всякий раз. Капитан был весьма многословен, в частности в плане ругательств, льющихся из его уст, словно холодная вода из горячего крана в сезонное отключение отопления. — Почему вас семеро?
— Мы решили сократить штат, — отмахнувшись от надоедливого офицера, Джон Харлайл осел на пол. Обессиленный и уставший, он вспоминал о тех временах, когда не выпускал оружия из рук, и спал только с открытыми глазами. Так было гораздо проще сбить возможного противника с толку и схлопотать пулю вместо того, чтобы попасть в плен. Говорят, пленённые бойцы республики молили о пощаде гораздо чаще, чем жертвы чумы, некогда пробежавшей по Земле в смертельном, беспрекословном вихре.